Алексей Кожевников - Том 4. Солнце ездит на оленях
Коляну захотелось посильней тряхнуть солдата, который, на зависть ему, спал как мертвый, и он направил нарту в узкий извилистый овражек. Начало резко метать вправо, влево.
Солдат проснулся и, не понимая, почему бросает его, крикнул:
— Эй ты, кучер, полегче! Что случилось?
— Черт подставляет ногу.
— Конец скоро?
— Далеко, — отозвался Колян и добавил тихо со смехом: — Не проспит и такой соня, как ты.
Потом начал думать: «Если черт половчей подставит ногу, солдат совсем вылетит из нарты». Тогда можно повернуть оленей обратно. Кто узнает потом, как очутился солдат один в пустом месте? Как замерз? Трудно узнать.
Солдат снова храпел. Такой усталый, доверчивый и глупый, что Коляну стало жаль его. Между тем нарта вылетела на гладь озера. Широко открылась белая снежная даль и лунно-звездная высь. Колян порадовался, что «черт удержался, не подставил еще раз ногу».
Хорошо ехатьНа быстроногих олешках по гладкому озеру,Глядеть на звезды и думать:«Придет время,Когда у нас будут стада оленей,Равные стадам небесных звезд.Смешной солдат:У него в голове один сон,Ему совсем не приходит в ум,Что вместе с ним едет смерть.Но я подарю ему жизнь,И мне, подарившему жизнь,Скажет ли он спасибо?»
Колян направил оленей по глади озера невдалеке от берега. Тут среди леса и камней хоронился поселок в три двора, где жила знакомая старуха Агафья. У нее можно обогреться, попить чаю, дать отдых оленям.
Долго берег казался нежилым. Колян уже начал думать, что сбился с пути. Но вот вдали чуть пониже небесных серебряных звезд показалась ярко-желтая, явно земная звездочка. Колян направил оленей прямо на нее. Обрадовавшись скорому отдыху, они побежали быстрей. Земная звездочка начала шириться и обратилась в освещенное окно тупы, именно той тупы, в которой жила Агафья.
«Вот хорошо, вот удача, — порадовался Колян, — не надо стучаться, будить людей». Отец и покойница мать постоянно учили его жить тихо, смирно, не беспокоить других людей ни болтливым словом, ни каким другим шумом.
Агафья открыла дверь, не дожидаясь стука, едва заслышав, что возле тупы остановилась оленья упряжка: она ждала мужа, который ушел на охоту. В тупе жарко пылал камелек, над пламенем в котле бурлил вскипевший чай.
— Садись — гостем будешь, — сказала Агафья Коляну, а солдата спросила: — Кто такой, кого нам бог послал?
— Служивый, — неопределенно ответил солдат.
— Как зовут?
— Спиридоном.
— Куда едешь?
Всячески смягчая и не договаривая, солдат рассказал, как очутился вместе с Коляном, а парень добавил немножко к этому, и Агафья все поняла. У нее работал на дороге сын и слал вести, что там шибко худо.
— Садись — тоже гостем будешь, — сказала Агафья и солдату.
Сели прямо на пол к низенькому столику. Агафья подала каждому на деревянной тарелочке по куску вареной оленины, налила в жестяные кружки чаю.
Когда наелись, напились, обогрелись, Колян стал просить солдата:
— Отпусти меня! Мой отец потерялся где-то, надо искать его. Надо ставить капканы, ловушки.
— Чужие дела — не моя беда. У меня своих бед много. И мне надо домой. У тебя — ловушки, у меня — семья, лошадь, соха, борона… — Спиридон безнадежно махнул рукой. — Э-эх, пропадай все!
— Отпусти. Один маленький Колян не построит дорогу, — продолжал уговаривать парнишка.
— Не проси. Не могу. Вернусь с пустыми руками — меня посадят в тюрьму. Слыхал про такую? — Затем Спиридон посоветовал: — Ты просись у начальства.
Тут к солдату подсела Агафья и тоже начала уговаривать:
— Спиридоном, отпусти Коляна, начальнику скажи: «Убежал». Кому-то нужен такой малый, он не стоит и одного зайца. Отпусти. А тебя увезут отсюда другие, здесь часто бывают постройщики за рыбой.
Но солдат не сдавался:
— С меня довольно и войны, и тюрьмы. (Он сиживал на гауптвахте). Больше не хочу. Пускай отвечает всяк за себя.
— Спиридоном, у тебя есть дети? — вдруг спросила Агафья.
— Есть один сынишка. А что за спрос?
— Так, напомнить. Может, ты забыл про него.
— У, старая лисица!.. Знаешь, куда ранить, — проворчал солдат.
— Не сердись, Спиридоном! Я за твоего сынка помолюсь богу.
Агафья начала креститься. А солдат вскочил, зарычал:
— Прибери язык! Зря хлопочешь, не отпущу. А ну-ка, парень, вставай! Поедем. Спасибо, хозяюшка, за все! — Солдат положил на стол бумажный рубль.
…Следующий привал сделали в промысловой избушке среди леса, у гремевшего на камнях незамерзающего потока. Последний обитатель избушки давно покинул ее: все тропы, дверь, окно были сильно заметены снегом, но, по таежному закону, дверь он запер только на вертушок, от ветра да от зверя, возле камелька оставил изрядную груду дров, на столе — коробок спичек, бумажный пакетик с солью и мешочек ржаных сухарей. Над холодным камельком висели пустой котелок и чайник, у дров лежал топор.
В Лапландии много таких гостеприимных избушек, построенных охотниками и рыбаками на общую пользу.
Хорошо отоспавшийся за дорогу, солдат занялся хозяйством: затопил камелек, с котелком и чайником сходил к ручью за водой, затем повесил их над огнем, в одном завел кашу, в другом — чай.
А Колян распряг оленей и, не дожидаясь ни каши, ни чая, завалился спать прямо на голый пол. Он не спал уже больше суток. Рядом с ним, свернувшись кренделем, улеглась истомленная лайка Черная Кисточка. Колян попросил солдата разбудить его, как только начнет светлеть небо:
— Надо поймать день.
Хотя день вместе с утром и вечером в ту зимнюю пору не больше трех часов, но поймать его важно: днем можно ехать в два раза быстрей, чем ночью.
Солдат разбудил Коляна точно в заказанное время. У него был готов завтрак; овсяная каша и смоляно-темный кирпичный чай. Позавтракали. Колян ушел ловить и запрягать оленей, солдат — к ручью мыть посуду, потом занялся сборами.
Избушку оставили, как полагалось по неписаному закону тайги и тундры: камелек потушили и снова повесили над ним пустые котелок и чайник, вместо сожженных дров нарубили столько же новых. К сухарям, которые не тронули, Колян добавил пресную лапландскую лепешку.
Отдохнувшие и подкормившиеся олени выкладывали всю свою резвость и к полудню выбежали на самое большое озеро Лапландии — Имандру.
Вдоль берега, совсем близко от озера, тянулся строительный участок. Новые, желтенькие, еще не успевшие почернеть сосновые домики, приземистые бараки, груды свежих бревен, досок. Длинная, не видно ни начала, ни конца, земляная насыпь. Возле нее и на ней, как мухи на неоглоданной кости, — люди с лопатами и ломами, запряженные в сани лошади и олени. Копают, подвозят, переваливают, уплотняют землю. Чуть в стороне от насыпи плотники обделывают бревна, строят новые дома. Снег кругом растоптан в сыпучую крупу и черен, почти как земля.
Упряжка Коляна осторожно, шажком пробиралась по строительной площадке. Солдат подсказывал: «Вправо, влево, прямо».
Ехали навстречу солнцу, которое лишь в третий раз всходило над Лапландией после двухмесячной полярной ночи. Колян так загляделся на него, что позабыл, где он, и остановил оленей посреди суматошной рабочей дороги.
— Эй, чего встал? Вороти, убирай своих рогатых дьяволов! — закричали вокруг него.
Захваченный красотой и радостью солнечного восхода, парень не догадывался, что остановил все уличное движение.
— Трогай! — крикнул ему Спиридон.
— Дай немножко поглядеть на солнце, — попросил Колян. — Оно скоро упадет.
— Ты гляди, что кругом деется. — Солдат выхватил у Коляна хорей, ударил по оленям.
Они рванулись, понесли как попало, сильней увеличивая толчею и суматоху. У кого-то что-то поломали, оборвали, но в конце концов добрались до конторы строительного участка.
А солнце только чуть-чуть поднялось над землей и сразу же начало падать. Упало за гору. Но золотисто-огненные крылья его еще долго закрывали и все небо и всю землю.
4
— Пойдем, — сказал Коляну солдат.
А парнишка заупрямился:
— Никуда не пойду. Я — домой, — и ухватился за вожжу, чтобы повернуть оленей.
Тогда Спиридон отнял у него вожжу, самого схватил за воротник малицы и поволок в контору, вроде мешка. Колян упирался, вертел головой, хотел достать ухватившую его руку зубами. Он догадывался, что для него наступил самый опасный момент: если его затащат в контору, ему не вырваться домой, быть может никогда. За последнее время слово «контора» стало широко известно по Лапландии и считалось таким же страшным, как война, тюрьма, смерть.
Но что может поделать мышь против кошки? Ничего. Так и Колян: сколь ни артачился, а в контору попал. Там он сразу притих от удивления. Он-то думал, что за новенькими стенами из смолистых, вкусно пахнущих сосновых бревен таится что-нибудь страшное. Но увидел большую избу с такими же новыми стенами, какие были снаружи, с чистым деревянным полом, с большими окнами.
