Сабир Азери - В тупике
— Ну что тебе? Чего хочешь? Кафар спросил еле слышно:
— Простите, сестра, у вас во дворе никто не берет квартирантов?
Смуглая женщина (а это и была Фарида) оглядела Кафара с головы до ног — он хоть и не поднимал глаз, но чувствовал, как пристально разглядывает она его. Был конец августа, самые жаркие дни в Баку, город был похож на раскаленную жаровню, зной заливал и этот маленький дворик; правда, в тени тутового дерева было немного прохладнее, но все равно, дышать было нечем и в этой тени. Асфальт так раскалился, что Кафар чувствовал его жар даже сквозь подошву. Тень только укрыла дворик, асфальт был еще мягким от жары, и Кафару казалось, что его ноги мало-помалу увязают в нем.
А молодая женщина по-прежнему молчала, смущая его своим пристальным взглядом. «А ведь симпатичный парень, черт бы его побрал, — думала она про себя. — Худой, правда, но, судя по всему, жилистый… А застенчивый — прямо чище девушки. Сдать, что ли, ему комнату?!»
Кафар, так и не дождавшись, когда она заговорит, пробормотал наконец:
— Значит, никто? Тогда извините.
Он повернулся, чтобы покинуть этот дворик, но женщина вдруг остановила его:
— Эй, куда же ты? Разве не ты сказал, что ищешь квартиру?
— «Ищешь» — не то слово, у меня уже мозоль от расспросов на языке, ноги отваливаются. Куда ни зайдешь, везде одно и то же говорят: берем девушек… А до начала занятий всего четыре дня осталось… Прямо уже и не знаю, что делать…
— Ты что — студент?
— Да, сестра, уже студент.
— А из каких краев?
— Из Гянджебасара.
— В первый раз слышу. Ну, и кто у тебя там — мать-отец, братья-сестры, да?
— Отца нет, только мама.
— А братьев-сестер много?
— Много. — Кафар улыбнулся. — Нас восемь человек.
— Молодцы… И что они, часто в Баку ездят?
— Да нет…
— И правильно делают. Что тут, в Баку, хорошего? Смотреть не на что.
— Никуда не ездят. Разве только раз в два-три года сестру навестят…
— Сестру? А сестра где?..
— Сестра? Сестра в Сумгаите живет, замужем. И брат еще один — в Гобустане инженером на карьере работает. Раньше и его иногда навещали…
— Раньше навещали, а теперь что ж?
— Теперь нет… У жены его характер тяжелый, не любит она гостей.
— Что ж ей, бедной, делать, видно, довели вы ее!
— Никому мы не надоедаем! — Кафар обиделся и повернулся, чтобы уйти, но Фарида придержала его за руку.
— Ишь ты, какой обидчивый. Выходит, ты еще и гордец? Что-то ты мне все больше нравишься. Ну, и что будет, если я тебя возьму квартирантом?
— Вы? — Кафар снова поднял голову, но на этот раз взгляда не отводил — молодая женщина смотрела на него совершенно серьезно.
— Я. У меня две комнаты, одну тебе сдам. Но с условием.
— На любые условия согласен.
— Значит, так: предупреждаю тебя заранее, чтобы к тебе никто не ходил. Ясно? А то знаю я вас, деревенских: стоит одному хоть чуть-чуть зацепиться — как тут же все и стекаются. И не подумают даже, что ему, несчастному, самому спать негде. И чтобы никаких друзей-товарищей сюда не водил! Ясно?
— Ясно…
— А не то…
Но что должно было последовать за этим «не то», выяснилось позже, уже после того, как Кафар посмотрел комнату. Комната была прекрасная, просторная, с высоким потолком, светлая — окно на веранду, аккуратная, с обстановкой: железная никелированная кровать, старый комод, стол, маленькая этажерка для книг, два стула.
По другую сторону была еще одна комната, тоже с окном на веранду, но Фарида не стала ее показывать. Сказала только: «Там мы спим, я и сын».
Комната Кафара имела выход прямо на лестницу. Это было удобно: можно ходить свободно, никого не тревожа…
Они договорились, что Кафар переедет к ней послезавтра, двадцать девятого августа, а пока перекантуется у брата в Гобустане.
И вот когда Кафар уже попрощался, Фарида и объяснила ему, что должно было последовать за этим ее «не то…»
— И запомни: чтобы все было, как договаривались, не то… Не то мой брат Балага на куски тебя изрубит!
Он пожалел о том, что перебрался к Фариде, в самую же первую ночь. И пожалел не из-за брата-драчуна, нет, совсем из-за другого.
Вернулся он в тот день с занятий усталый, утомленный.
В соседней комнате еще горел свет, слышались голоса Фариды и ее сына.
Кафар уснул почти сразу, но спать ему удалось недолго — разбудили голоса, по-прежнему доносившиеся из соседней комнаты; иногда там слышались какие-то крики. Окончательно проснувшись, Кафар посмотрел в окно — на веранде темно, свет у Фарады погашен. Но если там не было света, если там спали — что за голоса он слышал?
Сквозь стену между комнатами ему явственно слышался чей-то разговор, но как ни напрягался Кафар разобрать, о чем же там говорят, ему не удавалось. И вдруг он совершенно отчетливо услышал, как кто-то закричал: «Вон отсюда! Убирайся, негодяй!»
Похоже было, что кричит Фарида, но голос был каким-то сдавленным, хриплым. Неужели это действительно она? Но почему Фарида кричит? Что случилось? В дом забрался вор?
Дрожа всем телом, Кафар на цыпочках подкрался к стене и приложил к ней ухо. Странно — теперь не было слышно ни звука. Паническое возбуждение еще сильнее овладело им — неужели Фариду задушили?
Ноги еле держали его. Если это и вправду вор, что же теперь он, Кафар, должен делать? Ведь вор, наверное, вооружен! Скорее всего, наверняка вооружен — не полезет же человек в чужую квартиру с голыми руками! Кафар постоял еще немного, прислушиваясь, но так ничего и не услышав, решился — на цыпочках подошел к своей двери, осторожно приоткрыл ее и, уже выходя из комнаты, спохватился, что он в одном нижнем белье. Кафар вернулся назад и, надевая брюки, вспомнил, что вечером, когда ужинал, видел на столе большой нож. Он вышел на веранду и нашел этот нож. Стояла звездная ночь, ярко светил месяц; он подождал, пока глаза привыкнут к свету; сквозь окно луна освещала и комнату, где спала Фарида. Как ни страшно ему было заглядывать туда, он прижался лицом к стеклу и тут же, вздрогнув, отпрянул, потому что снова раздался сдавленный крик Фариды: «Почему ты не отстанешь от меня? Уберешься ты или нет?»
Кафар сжался, ожидая, что ответит тот, с кем разговаривает Фарида. Но ответа не последовало. Крепко сжимая нож, Кафар еще раз заглянул в комнату, обернулся из предосторожности. Пусто и по-ночному тихо было во дворе.
Дрожь понемногу отпускала Кафара, мало-помалу он взял себя в руки и, все так же поглядывая назад, тихонько позвал:
— Фарида-баджи,[2] а Фарида… — и отпрянул от двери, весь обратившись в слух, прижался к стене. Фарида молчала, не было слышно и звука чьих-нибудь шагов. А ведь если бы в комнате был кто-то посторонний — обязательно зашевелился бы… А что, если этот посторонний тоже затаился? Подождав, Кафар снова позвал тихонько:
— Фарида-баджи!
Снова она не ответила, не произнесла ни слова, только захрипела вдруг так, словно ее и впрямь душили. Кафар постучался в дверь.
На этот раз он добился своего — разбуженная Фарида медленно, как лунатичка, шла к двери. На ней была светлая ночная сорочка с пуговицами на вороте; сейчас пуговицы были расстегнуты, лунный свет падал прямо на нее, и потому Кафару с его места ясно были видны полные белые груди Фариды, просвечивающие сквозь ткань темные пятна сосков.
— Кто там? — крикнула Фарида. — Эй, ты, кто это там? Гасанага, Гасанага! — и тут же поправилась, закричала еще громче: — Кафар, эй, Кафар!
Кафар тут же отозвался, но она, видно, не услышала его, стояла, пытаясь через дверь понять, что за человек таится по ту сторону. Кафар горячо зашептал ей:
— Не бойся, Фарида-баджи, это я, Кафар.
— Ты? — недоверчиво переспросила Фарида.
— Да, да, я. Не бойся.
— Зажги свет, выключатель рядом с дверью, справа.
Кафар протянул руку, и яркий свет лампочки залил веранду.
— Ну, и что с тобой случилось, что ты среди ночи разблеялся? — набросилась на него Фарида, накидывая халат. — «Баджи, баджи»!
Она только теперь вспомнила, что сорочка у нее распахнута на груди, и медленно, будто и не обращая на Кафара никакого внимания, принялась застегивать ворот. При этом ее движении полы халата разошлись, и взгляду Кафара открылись ее бедра — такие же полные и белые, как груди…
Не зная, куда девать глаза, Кафар сглотнул слюну и выдавил с трудом:
— Я… Мне… Вы очень меня напугали, Фарида-баджи.
— Вот это да! Слушай, кто кого напугал, я тебя или ты меня?
— Вы так меня напугали…
— Ну и ну! Каков гусь, а! Сначала посреди ночи ломится с ножом в руке к женщине, а потом на нее же все сваливает! И даже не провалится от стыда сквозь землю!
— Честное слово, отцом клянусь, я правду говорю! Совсем не за тем вас разбудил, о чем вы подумали…
— Интересно, а зачем же еще приходят среди ночи к одинокой женщине? А? Скажи на милость? Молчишь! А ведь, небось, и не подумал даже, что будет, если старая Сона увидит или Гасанага проснется! Да ведь после этого Балага и тебя, и меня на шашлык пустит. Подумал ты об этом своей пустой башкой? А?