Тихая заводь - Владимир Федорович Попов
Наступило молчание, длительное, тягостное.
«Вот она, женщина, с которой Николай не один год был счастлив и которая ради его матери, ради него пошла на муку мученическую, отправившись в тяжелый и опасный путь, — молотом стучало в голове у Светланы. — Не покажется ли Николаю, что он в долгу перед Ларисой, и не потускнеет ли его личная обида на фоне огромного народного бедствия с миллионами смертей?» Ею овладела тревога за свое счастье, которое вот-вот может рухнуть.
И вдруг — о радость! — холодный вопрос Николая:
— А он где?
Лариса показала глазами на Светлану. Безмолвный, но требовательный намек Николай понял, однако не принял его.
— У меня от Светланки секретов нет. Так где же все-таки Александр Леопольдович? — повторил свой вопрос.
Лариса снова закрыла лицо руками, всплакнула.
— Коля, не пытай меня… То есть… сейчас не надо, дай отойти. Вся эта передряга…
Не хотелось Светлане, чтоб Николай подумал, будто она торчит здесь из опасения оставить его наедине с Ларисой. Поднялась, бросила на него вопрошающий взгляд. Он согласно кивнул, предупредив:
— Не запирай калитку.
На улице было невпроглядь, неистовствовал, набирал силу ветер — начиналась пурга. Понизу снег несло в одну сторону, поверху — в другую, от раскачивающегося фонаря метался световой круг, снежинки в нем переливчато вспыхивали и, уносясь, гасли.
Светлана заходила от дома к дому в ожидании, когда уляжется сумбур в голове, когда нестройные мысли, как рассыпанные бусы, можно будет нанизать на одну ниточку.
Мало-помалу снег перестал валить, ветер куда-то умчался, унеся с собой громады туч, стало на удивление тихо. Только с дроворазделки доносился тонкий звук пилы да неподалеку докучливо перебрехивались собаки.
Свежий воздух, размеренная ходьба, глубокое дыхание сделали свое благое дело. Светлана почувствовала, что сможет спокойно рассказать родителям о появлении нежданной гостьи и относительно внятно ответить на всевозможные «почему?», «как»? «что?».
Удивительная интуиция оказалась у Клементины Павловны. Как только Светлана появилась в доме, ошарашила вопросом:
— Не жена ли Николая прибыть изволила?
— Жена.
— И что теперь будет?
— Будет что будет.
— Ты сама ушла или…
Светлана вымученно улыбнулась.
— Сама. Не могла я иначе. Им надо поговорить tet a tet. Есть о чем, накопилось. Да и не собираюсь я в перетяжки играть: одна за одну руку, другая за другую — чья возьмет.
Константин Егорович в разговор не вмешивался, но уже по тому, как сидел он, настороженно повернув голову так, чтобы ни одно слово не прошло мимо слуха, было видно, что событие разволновало его.
— Вот и давайте решим, как быть, — рассудительно проговорила Светлана. — Если Николай не примет ее, разразится скандал — кому и зачем будет он сейчас объяснять, что жена изменила ему? Где доказательства? Их нет. Приехала же, причем взяв на себя тяготы розыска его родственников. Кроханов, ясное дело, доложит наркому. И ради перестраховки, и в силу кляузной своей натуры. И нарком снимет Николая, это как пить дать.
— Снимет, — подтвердил Константин Егорович. — Десница наркома, карающего за прелюбодейство, уже опускалась на Чермыз. Снял же он главного инженера, узнав, что тот порезвился со вдовушкой. Вот до Кроханова пока почему-то дело не дошло.
— И тогда Николая — на фронт, и жизнь его кончена… — досказала Светлана то, чего не досказал отец.
— Будто на фронте все гибнут.
— Не все, а Николай погибнет. Слишком он смел и горяч, такие с войны не возвращаются. Так уж лучше пусть он будет не мой, но останется живым. Николай любил ее, и вполне возможно… Я же скорее эпизод в его жизни. Не простой, конечно, но может ли быть вторая любовь сильнее первой?
— И ты так спокойно… — не выдержала Клементина Павловна.
Светлана нашла в себе силы пошутить:
— Закалка.
Строгие логические построения, которыми Светлана удивила родителей, мгновенно рухнули в тартарары, как только она, улегшись в постель, положила голову не на теплое, уютное плечо Николая, а на холодную подушку. Ее охватил ужас одиночества, к которому готовила себя и не подготовила. Она была глубоко убеждена — тому способствовал максимализм цельной, неиспорченной натуры, — что Николая никогда не разлюбит, никого другого не полюбит, потому что никто другой не будет так соответствовать ее духовным запросам и человеческим качествам.
И захотелось Светлане, чтоб сейчас отворилась дверь, вошел Николай и, припав к ней, сказал, что ничего не изменилось, что они будут вместе, невзирая ни на какие препятствия.
Но шло время, а он не появлялся. Вспыхнуло неудержимое желание подняться и нагрянуть в избушку, где решались три судьбы. Надо помочь Николаю уйти от этой женщины, не только красивой, но еще и наделенной даром обольщать. Подчиняясь порыву, приподнялась, но представила себе, как будет выглядеть в глазах Ларисы, Николая, да и в собственных глазах, снова свалилась на подушку. Пусть сам решает, как поступить. Конечно, благоразумнее было бы остаться с Ларисой. Пройдет время, распри забудутся, ошибки молодости простятся, отношения наладятся, и чувства возродятся, может быть, даже с прежней силой. А если не возродятся, будут жить так. Мало ли людей тащат семейный воз без всяких чувств, по привычке или по необходимости и не очень-то ропщут на судьбу.
На душе стало так безнадежно, что хотелось взвыть. И все же она ждала, что вот-вот заскрипит во дворе снег, звякнет щеколда калитки и Николай, ее Николай, предстанет перед ней независимо от того, какое примет решение, потому что знает, как томительна для нее неизвестность. Однако и настроив себя на благоразумную развязку, Светлана холодела при мысли, что может услышать роковое «мы помирились». Потрогала наручные часы, подарок Николая, и с горечью подумала: «Единственное, что от него останется…»
Разговору в домике рядом не виделось конца. Николай по-прежнему сидел на диване, Лариса — у стола, только теплую одежду она сбросила и осталась в тонком спортивном костюме из бумажного трикотажа.
Тепло комнаты, тусклый свет лампы, горевшей вполнакала, потрескивание сырых чурок в печи — все это мало-помалу утихомирило обоих, хотя вскоре после ухода Светланы страсти было разбушевались вовсю.
— Ну согласись же, что ты
