Павел Лукницкий - Избранное
— Школа? — Шо-Пир был озадачен вопросом. — Какая здесь школа!
— Разве нет? — смутилась Даулетова. — Ну ничего, мы соберем актив комсомола, организуем школу!
— Комсомол? — еще более изумился Шо-Пир. — Да вы, товарищ… как вас зовут? Да откуда здесь быть комсомолу?
— И комсомола здесь нет? — в свою очередь, удивилась Даулетова. — А мне, когда комитет комсомола меня посылал, сказали… Впрочем… — Даулетова окинула взглядом обступившие Сиатанг горы, селение внизу, иссушенные осенними ветрами сады. — У нас считали… Мы в карту вглядывались… На ней река Сиатанг пунктиром намечена, а внизу сказано: «Составлено по расспросным сведениям». На этой карте Волость и Сиатанг — почти рядом, все те же горы… Ну, считали, что раз в Волости есть комсомол, то… — Даулетова улыбнулась. — Кажется, я действительно попала в глухое место…
Проснувшийся Бахтиор старался вникнуть в полупонятный ему разговор.
— Зовите меня Мариам.
— А фамилия ваша?
— Даулетова… А я-то целый год сиатангский язык изучала, думала, приеду — сразу начну работу со здешними комсомольцами… А тут, оказывается… — Мариам покраснела. — Вы не думайте, что я о трудностях! Словом, неясно я себе представляла… Как же вы тут живете?
— А ничего живу. Поглядите: вот дом, вот сад, вот парни, какие у меня в друзьях! — И чтоб рассеять свое смущение, Шо-Пир так хлопнул по колену ничего не ожидавшего Бахтиора, что тот испуганно привскочил, а Даулетова расхохоталась.
— Ничего, Бахтиор! — усмехнувшись, по сиатангски промолвил Шо-Пир. — не пугайся, это я объясняю, какой ты у меня хороший! — И снова по-русски обратился к Даулетовой: — А вы, коли к нам приехали, жить у нас будете, сами увидите, какие тут дела. Советскую жизнь устраиваем!… Это что у вас, наган?
— В городе дали. Сказали по Восточным Долинам поедете, разное там бывает. Только не пригодился.
— Ну и здесь тоже не пригодится. Штучка хоть и хорошая, однако в селение пойдете, снимите ее, а то, пожалуй, вас и за женщину не посчитают. Скажите, где ж это караван четыре месяца пропадал? Мы думали — крышка!
— Четыреста верблюдов, — на весь край товары везли. Ну, а верблюды, знаете, пока Восточными Долинами шли — ничего, а поближе к Волости перевал уже снегами закрыт, зима раньше там начинается, выше вот этого дерева там снега!
— Знаю, купался в них! Там и летом снег. А как же прошли с верблюдами?
— Про то и речь! Тропинки узкие начались, никак не пройти верблюдам.
— Значит, застряли?… Над Соленым озером, что ли?
— Именно! Наши на Восточную границу поехали лошадей доставать неспокойно там, вернулись ни с чем. А мы месяц под перевалом прождали, верблюды начали падать, нет подножного корма. Девяносто верблюдов пало. Назад идти? Швецов говорит: «Не по-нашему это!» Да и позади уже снега выпали. Мы половину груза под скалами сложили, — теперь весною его возьмут, — сами вкруговую; километров двести круг сделали; вот и пришли.
— Досталось, значит?
— Ничего, досталось! Сюда, в Сиатанг, знаете, еще несколько работников ехало: Ануфриев — фельдшер один, толстяк, Дейкин — комсомолец, кооператор. Во все крупные селения люди назначены были. Только почти все, как добрались до Волости, там и остались, кое-кто заболел, другие — просто так, до весны, говорят, проживем, тогда двинемся на места…
— А вы что же?
— А я? Вот с Бахтиором вашим приехала. Хорошая вышла оказия! Кооператору без товаров и делать здесь нечего, а фельдшер, хоть и отощал в дороге, а все-таки толстяк, куда ему зимой? Лазать не может, да и трусоват немножко… Словом, весной сюда явятся.
— Ну, вы, я вижу, молодец! — сказал Шо-Пир. — С Бахтиором-то как? Сдружились? — и, не заметив, что переходит на «ты», добавил: — Значит, по-здешнему говорить можешь?
— Говорю! — и Мариам нараспев произнесла всем известную в Сиатанге песенку:
Горный козленок с тропы на тропуПрыгает и качается…Девушка моя легче его.Глаза, брови, как уголь!
— Вот ты какая!… А научилась где?
— Райком несколько стариков разыскал — переселенцев из этих мест. Целый год меня обучали… А Бахтиор? Ну, если б не он, я бы сюда не добралась!
Перейдя на сиатангский язык, Даулетова продолжала рассказывать. Бахтиор принял участие в разговоре.
Шо-Пир узнал, что в Волость приехал новый секретарь партбюро по фамилии Гветадзе, человек, хорошо знающий особенности жизни в горах.
— Он сказал мне, — сообщила Даулетова: — «Писать Шо-Пиру не буду, раз едешь ты, а передай ему на словах…»
И Даулетова подробно перечислила все порученные ей для передачи советы и указания Гветадзе. Речь шла о работе по разъяснению местным жителям проводимых в Высоких Горах советских мероприятий: об орошении пустующих площадей (Шо-Пир с удовлетворением подумал об уже действующем новом канале); о наблюдении за сохранением поголовья скота; об ожидаемой посевной ссуде; о подготовке помещений для амбулатории, кооператива, школы; о работе по раскрепощению женщины… Затем Даулетова стала рассказывать обо всем, что творится в мире. С грустью подумав, что уже давно не держал в руках ни одной газеты, Шо-Пир, слушая Даулетову, забыл об окружающем.
Гюльриз, уже в сумерках, позвала всех туда, где на кошме, под платаном, расставлена была вся имевшаяся в доме деревянная и глиняная посуда, наполненная сдобными лепешками, изюмом, сливками, колотым сахаром, горками вареного риса.
— За Худододом сходить надо бы, давно такого пиршества он не видел, сказал Шо-Пир. — Сходи, Бахтиор!
— Вот хорошо это, сейчас приведу… Шо-Пир, что будем делать? Темно уже, а Ниссо нет!
— Ниссо? И верно, где ж это Ниссо?
— И я все думаю! — вмешалась Гюльриз. — Вы разговариваете, забыли, а я думаю: беда, наверно, случилась…
Но тут, словно только и дожидалась, когда заговорят о ней, в темном саду показалась Ниссо. Огромная ноша пригибала ее. С трудом переставляя тонкие босые ноги, Ниссо продвигалась между деревьями, ветви цеплялись за покрытые примерзшим снегом снопы. Конец ослабшей веревки волочился за носилками по земле. Шо-Пир и Бахтиор, вскочив, кинулись к девушке; ее опущенное к земле лицо было скрыто копной разметанных волос. Ветка тутовника, задев за носилки, нарушила равновесие. Ниссо упала на колени, снопы прикрыли ее.
Шо-Пир и Бахтиор быстро разметали снопы, и из желтых колосьев показалась черная лохматая голова. Ниссо откинула назад волосы, и все увидели ее утомленное лицо, но огромные глаза сияли счастливо и возбужденно.
— Вот! Хлеба тут на десять дней, — сказала она прерывающимся голосом. Я не думала, Бахтиор, что ты сегодня придешь…
Обильное угощение не обрадовало, а скорее огорчило Ниссо. Шо-Пир это понял, нагнулся, обнял девушку в приливе неожиданной нежности, поймал себя на желании поцеловать Ниссо прямо в полураскрытые губы. Ниссо не шелохнулась, не опустила глаз; она была полна гордости. Шо-Пир только потрепал спутанные мокрые волосы девушки.
— Ах ты, барсенок! Кто же тебе позволил идти туда?
— Свободная я… Ты же сам говоришь, Шо-Пир! — горячо выдохнула она и, взглянув на Даулетову, смутилась, выскочила из груды снопов и побежала к дому.
— Глядите! Еще бегать может! — рассмеялся Шо-Пир. — Гюльриз, веди-ка ее сюда. Все в порядке теперь. Есть будем… Э-эх, — заломил он руки, — жизнь у нас хороша!
8
Было решено: пока Бахтиор, Худодод и Шо-Пир не выстроят дома для школы, Мариам и Ниссо поселятся в новой пристройке. Здесь же будут храниться все привезенные Бахтиором продукты. Шо-Пир обещал на следующий же день заняться изготовлением деревянных кроватей для девушек, а в эту ночь обе легли спать на мешках с мукой, застланных кошмами и ватными одеялами.
Чуть не всю ночь проговорили они в темноте, рассказывая каждая о себе. Двадцатилетняя Мариам решила именно с этой девушки начать свою воспитательную работу и хотела, применяясь к ее развитию, подружиться с ней. Ниссо с гордостью чувствовала себя ничуть не менее взрослой и опытной.
— Значит, ты такая же, как и я? — заключила Ниссо.
— Такая же… Только от Азиз-хона не убегала.
— Это потому, что там ханов нет. Но зато ты была очень больна от голода.
— Да, если б меня не подобрали тогда и не увезли в детский дом, я бы так и умерла на улице Самарканда.
— Расскажи мне, что такое детский дом и что такое улица Самарканда?
Ниссо слушала не перебивая. Но потом задала сразу столько вопросов, что Мариам объявила:
— Знаешь, давай лучше я тебе каждый день буду рассказывать о чем-нибудь одном. Очень много нужно рассказывать. Хорошо?
— Хорошо, — согласилась Ниссо. Помолчала, раздумывая, и сказала: Значит, ты за работу свою все время деньги получать будешь?
— Буду.
— Я тоже хочу.
— Будешь, если всему научишься.
— А ты книги, значит, умеешь читать?
