Владимир Малыхин - Наследник
* * *
Возвращаясь с кладбиша после похорон, Виктор всю дорогу молчал. Его мучила мысль о том, что
вместе с Ноделем оборвалась последняя живая ниточка, которая связывала его с теми дорогими ему
людьми, которые считали его... наследником.
* * *
Перед отъездом в отпуск, Виктор выточил на станке у себя в цехе звезду из нержавеющей стали,
припаял ее к пустой минной гильзе и установил на свежей могиле Ноделя. "Вернусь из отпуска,
поставим плиту с золотыми буквами", — подумал он.
* * *
Отпуск Виктора и Маши подходил к концу, когда "Правда" сообщила, что так называемое "дело
врачей-убийц" от начала до конца злостная и далеко идущая провокация.
— Едем сегодня же домой! — решительно сказала Маша.
— Но ведь у нас еще три дня...
— Наплевать! — крикнула она, мне не терпится посмотреть на рожи тех, кто обвинял тебя и
клеветал на Баллу. Сейчас же побегу на почту и пошлю ей поздравительную телеграмму.
— А ты знаешь ее адрес? Она ведь уехала куда-то к родным, — спросил Виктор.
— Знаю! — я побежала, а ты упаковывай чемоданы!
* * *
Через месяц после смерти Сталина оклеветанные врачи будут полностью оправданы. А в ночь с 3
на 4 апреля 1953 года их освободят и развезут по домам. Двое из них профессора Вовси и Этингер не
выйдут на волю, они скончались в тюрьме. Остальных будут встречать с цветами.
Военная Коллегия Верховного суда СССР, учитывая особую опасность и тяжесть преступления
Рюмина, приговорит его к высшей мере наказания — расстрелу.
Врача Л.Тимашук Президиум Верховного Совета СССР лишит ордена. Сотрудники МГБ,
причастные к этому "делу", будут уволены из органов госбезопасности и понесут суровое наказание.
Эпилог
Был май 1984 года. Виктор и Маша уже несколько лет жили в Москве в своей старой квартире на
Большой Ордынке. Здесь им удалось вновь поселиться благодаря тому, что в свое время заводское
начальство зарегистрировало в райисполкоме их квартиру как заводское общежитие для
приезжающих на завод командированных.. Виктору Георгиевичу недавно исполнилось шестьдесят, но
ушел он на пенсию два года тому назад — стали давать о себе знать старые раны:
...Побродив однажды по окрестным тупичкам и переулкам, Виктор Георгиевич почувствовал
сердцебиение и присел на скамейку в маленьком скверике церкви святого Климентия, которая по
преданию сохранилась здесь после великого московского пожара 1812 года. Сунув под язык валидол,
он стал любоваться давно знакомыми ему темно-голубыми главками старинной церкви, усыпанными
золотистыми звездами. Вдруг к нему подошел мальчик лет двенадцати и участливо спросил:
— Вам нехорошо? — Виктор взглянул на мальчика, увидел его встревоженное лицо и улыбнулся:
— Нет, нет! Все в порядке, мой друг. Благодарю.
Но мальчик не уходил. Он сел на скамейку рядом с ним, вынул из кармана какую-то книжку и,
делая вид, что читает, незаметно на него поглядывал. Виктор Георгиевич был ему за это признателен.
Они разговорились. Дружинин узнал, что мальчик заканчивает седьмой класс и живет через дом от
него.
— Я часто вижу, как Вы прогуливаетесь со своим доберманом-пинчером по кличке Карат.
Дружинин улыбнулся:
— Откуда ты знаешь его имя?
— А мне Ваша жена однажды сказала.
Игорь, так звали мальчика, оказался большим любителем книг и фантазером. Прощаясь с
мальчиком, Виктор Георгиевич дал ему свой телефон и пригласил наведываться в гости. Игорь стал
иногда бывать дома у Виктора Георгиевича. Дружинин давал ему из своей библиотеки книги, они
играли в шахматы. Иногда Виктор Георгиевич читал ему свой новый рассказ. В последнее время он
стал пописывать небольшие рассказы о своих школьных годах и о войне. Несколько его рассказов
были даже напечатаны в популярном журнале "Юность". Слушая его новый рассказ, Игорь всегда
задавал один и тот же вопрос.
— А это правда, или Вы все выдумали?
Однажды Игорь позвонил и взволнованно сказал, что должен срочно увидеться с Виктором
Георгиевичем. Он пришел со свертком под мышкой.
— Что произошло? — спросил Виктор Георгиевич, — почему ты так взволнован?
— Игорь молча развернул сверток и положил на стол мраморную доску. Вот! — торжественно
произнес он, — полюбуйтесь, дядя Витя! Мраморная доска Пьера Безухова!
— Кого?! — удивился Дружинин, с интересом взглянув на Игоря. — Графа Пьера Безухова!
Именно эту доску он собирался запустить в эту. . дешевку Элен!
— Где же ты это раздобыл? — после некоторой паузы, спросил Дружинин.
— Собирали металлолом. Нашел случайно в старом сарае.
— Н-о-о, почему ты считаешь, что она принадлежала Пьеру Безухову? — спросил Дружинин.
Игорь приподнял доску и показал ее тыльную сторону.
— Видите? — спросил он. Дружинин увидел гравировку " Гр. Безухов".
Было ясно, что эта роспись мастера. Не желая разочаровывать мальчика Дружинин ничего ему не
сказал, а усадил за стол и попросил Марию Васильевну (бывшую Машу) угостить их чаем с
вареньем. Когда Игорь успокоился, Виктор Георгиевич, осторожно подбирая слова, сказал:
— Ты ведь, Игорек, конечно, понимаешь, что Пьер Безухов... это художественный образ...
— Что Вы хотите этим сказать?! — встрепенулся мальчик.
— Я хочу сказать, — что Пьера Безухова, в сущности, не было... а, следовательно...
Игорь вскочил со стула:
— Как это "не было"?! Вы только подумайте, что Вы говорите!.. По Вашему и Тома Сойера не
было? И Гекка? А капитана Немо и Паганеля тоже не было? А д'Артаньяна? А Гавроша? А Пети и
Гаврика? — Игорь задыхался от волнения. — Нет! Вы не можете так думать. Вы же сами говорили,
что не выдумываете свои рассказы, что там написана правда!
Дружинину стало не по себе. Он понял, что сейчас Игорю нужны какие-то другие слова.
— Видишь ли, — начал он, — все зависит от таланта писателя,., если он сумеет нас с тобой
убедить, что его герои живые люди,., значит они живые... Я, например, убежден, что Григорий
Мелехов и Семен Давыдов — это правда. Я их даже встречал в жизни... и чеховского Беликова
встречал. И главначпупса Победоносикова из "Бани" Маяковского. И Остапа Бендера...
Игорь радостно улыбнулся:
— Ну вот видите... А Вы говорите... — Игорь помолчал и вдруг сказал: — Я хочу эту доску
послать народному артисту Сергею Бондарчуку, который играл в кино Пьера. Как Вы думаете,
удобно?
— Пошли, Игорек, обязательно пошли, — улыбнулся Дружинин, — я бы на его месте был в
восторге от такой посылки. Это отличная оценка его актерского таланта...
* * *
Когда мальчик ушел, Дружинин подошел к окну, раскрыл его и задумался. Под окном сидел с
гитарой его ровесник и давнишний приятель по дому, инвалид войны, одноногий Николай Карасев,
по-довоенному — Колька Карась. Недавно семья Карасевых получила извещение о том, что их
единственный внук, голубоглазый Шурик, погиб смертью храбрых в Афганистане. С той поры
Николай запил. И всякий раз, после распития "на троих" очередной бутылки водки, он садился на эту
лавочку и хмуро пел под свою старую дребезжащую гитару одну и ту же песню. Это была старая
утесовская: — "С одесского кичмана". До Дружинина донесся его хриплый голос:
...За что же мы боролись,
За что же мы сражались,
За что ж мы проливали свою кровь?
Они же ж там пируют, они же ж там гуляют,
А мы же ж — подавай им сыновьев...
Дружинин вздохнул и задумчиво прошелся по комнате. Потом он подошел к книжной полке, взял
старый однотомник "Войны и мира" и стал его перелистывать. Нашел то место, о котором говорил
Игорь, прочитал и вдруг с тревогой подумал: "Черт подери, неужели и в самом деле Пьера Безухова
никогда не было на свете?!"
* * *
1981-1990
СОДЕРЖАНИЕ
Большая Ордынка
Гвардии старший лейтенант
Последняя купель
ОБ АВТОРЕ ЭТОЙ КНИГИ
Владимир Малыхин родился в Москве в 1924 году, в мае сорок второго, будучи учеником 9 класса средней школы ушел добровольцем в
Красную Армию. После окончания артиллерийского училища в октябре сорок четвертого, воевал на Южном, Юго-Западном и Четвертом
Украинском фронтах в должностях командира взвода и командира батареи.
В 1944 году в боях за освобождение Крыма был тяжело ранен и демобилизован как инвалид войны.
