Альберт Мифтахутдинов - Совершенно секретное дело о ките

— А кто пойдет на Барона? — спросил дежурный по кухне Ояр. — Останься за меня здесь, Варя, а?

Варфоломей молчал. Посмотрел на Чернова.

— Пойдут все, — твердо сказал Чернов.

Горячие Ключи — небольшое озеро на дне распадка, укутанное паром темное пятно среди сверкающей белизны залитого солнцем снега. Крутые бока сопок защищают озеро от ветра. Через высокий перевал — единственная дорога, а дальше вниз, к избушке.

От избушки далеко в озеро тянутся мостки, а на самом конце мостков — домик, прилепился как птичье гнездо на самом краю. Строеньице махонькое — четыре человека уместятся еле-еле. Не для людей дом, — для одежды.

В домике можно раздеться, если на улице снег, и тут же рядом со скамейками (пола нет) окунуться в горячую; воду, нырнуть и между сваями выплыть на просторы озера. Пока купаешься — снег не заметет твою одежду, мороз не схватит, вот для чего строеньице.

Вездеход ученых только подрулил к избушке, а их уже выскочили встречать Ноэ и Нанук, Машкин и Глория. Вездеход они услышали давно, еще когда тот взбирался на перевал.

Только собаки упряжки Нанука не проявили интереса, лежали, свернувшись клубочком, чуть присыпанные свежим снежком. Привыкли они к технике и к вездеходному шуму.

Обошел Нанук вокруг шкуры, грустно глядя на «живую эмблему Арктики». Сам он в последний раз стрелял медведя давно, еще в молодости, а обычно сторонился хозяина льдов, прогонял при встрече криком.

— Барон? — узнала Ноэ.

— Он самый, — кивнул Варфоломей.

— Помоги Нануку, — сказала она.

Варфоломей и Нанук отнесли шкуру и мешок за дом, подальше от собак.

Старик посмотрел на Варфоломея.

— Пусть, — разрешила Ноэ.

Тогда он еще раз обошел вокруг шкуры, что-то бормоча, потом присел на корточки, набил трубку, протянул Ноэ.

Она раскурила трубку и отдала ее отцу.

Нанук два раза пыхнул трубкой, потом протянул её медведю, постучал трубкой о его зубы (шкура была снята вместе с черепом), опять принялся шептать, закрывая ему; ладонью глаза.

— Идем, — сказала Ноэ Варфоломею.

Они оставили старика одного.

— Это ритуал такой, старый… Отец не очень верит, но так надо… чтобы зло не пришло от его, медвежьего, рода людям, убившим Барона. Это земля Нанука, так деды делали, и ой должен поступать так — чтобы не обидеть дедов и других медведей.

Варфоломей молчал. Да и что он мог сказать, ведь и на нем вина, хотя и вины-то в общем нет: так надо, без этого просто нельзя. Чего уж тут, сантименты…

Он вздохнул. Самое время закурить, если б курил.

— А это посмотри! Видишь? — она показала на вершину горы. Там стояло несколько выветренных каменных столбов — останцов.

— Это священные камни. Вон справа — Большой Дедушка. Так камень зовут. Тут наше культовое место. Давно-давно, отправляясь на охоту, Большого Дедушку задабривали, патроны ему оставляли, спички, табак. А если охота хорошая была, приносили еду, мазали его жиром и кровью, оставляли ему черепа или рога, там и сейчас есть. Давно было, еще у дедов. А вокруг Большого Дедушки лежат небольшие камни. Один мы дома храним, еще с тем времен. Его мой дедушка домой принес.

«Камень-фетиш», — подумал Варя.

— Домашний камень тоже имеет имя, только длинное — «Вышедший из Тела Земли-Матери». Его смотреть и трогать нельзя. Имаклик не разрешает. Но я тебе как-нибудь покажу, хочешь?

— Хочу! — согласился Варя. — Конечно же! Это так интересно!

— Идем к воде, — потянула она его.

Варя нагнулся с мостков, зачерпнул пригоршню.

— Ого! Соврем кипяток, бриться можно.

— Нет, не кипяток. Это с мороза так кажется. Очень теплая. Но долго купаться нельзя, если сердце больное. Немного — можно.

Варфоломею тут же захотелось в воду.

Ноэ поняла его желание.

— Нет, не сейчас. Лучше к вечеру, перед ужином. Спится хорошо, и сны бывают хорошие, режим в дом, обед стынет, давно приготовили, как только вездеход ваш на перевале услышали. Смотри, вода парит, вся одежда будет в снегу, когда на мороз выскочим, бежим!

Стол был накрыт. Даже с замороженным тортом. Его Глория сберегла из своих развозторговских запасов.

— Живем, братцы! — потирал руки Чернов.

Дежурила Глория. Когда все уселись за стол, от взгляда Ноэ не ускользнуло, что первую тарелку она поставила перед Антошей Машкиным, хотя по обычаю первую подать она должна бы Нануку, как самому старшему тут.

Она поняла это по-своему, по-женски, и была права, конечно же. Как часто женщина ревнует мужчину, который уже ей не принадлежит! Национальность и образование не играют в этом случае роли, имеет значение только прошлое.

Все были веселы и рады. Антоша ничем не выдавал своего отношения к Ноэ, он радовался вообще встрече со всеми друзьями, и это тоже не ускользнуло от чуткого сердца Ноэ.

Тогда она демонстративно принялась опекать Варю, но на Антошу Машкина это не произвело впечатления, он просто не замечал этого или делал вид, что не замечает, чем еще раз задел Ноэ, но не настолько, чтобы причинить ей боль.

«Значит, он для меня потерян», — решила она, и ей стало спокойно от этой внезапной мысли, от неизбежности очевидного. Она даже повеселела, но тут же поймала себя на мысли, что так бывает, наверное, весела женщина, решившая пуститься во все тяжкие.

«Вот уж зря, — разозлилась она на себя. — Варя-то и моложе, и красивее, и хочет меня. Мне-то чего горевать…»

Успокоившись таким странным образом, Ноэ повеселела уже по-настоящему, а Антоша Машкин был рад ее хорошему настроению, потому что был сильнее и чувствовал свою вину.

После обеда Христофора по обыкновению потянуло на сон, Ояр Винтер последовал примеру своего начальника — охотоведы во всем были единодушны, Чернов и Машкин занялись вездеходами, женщины — кухней, Нанук и Варфоломей — собаками, дело нашлось всем.

Купались до ужина… Первыми в воде оказались мужчины, потом неожиданно на снегу появились две «русалки» — одна тонкая и светлая, другая полная брюнетка с мячом в руках, в ярком бикини. Они неторопливо шли босиком по снегу и в озеро зашли прямо с берега, со снега, а не с мостков, знай, мол, наших, мы не чета некоторым мужчинам.

— Позор нам, мальчики, — зашипел Чернов, и мужчины поплыли к берегу, но не вышли на него, а, не вылезая, налепили снежков, и град снежков полетел в женщин.

Навстречу мужчинам из белесого тумана стремительно вылетел мяч, красивый эскимосский мяч, покрытый серебристой непромокаемой шкурой нерпы, и все весело принялись играть, пасуя мяч друг другу и радуясь, как дети.

— Это русская игра, не наша, — сказала Ноэ Варе.

— Неважно! Лишь бы весело было, все равно мяч-то ваш!

— Не наш, а мой! Мяч для воды. Специально!

— Сюрприз?

— Сюрприз! — засмеялась Ноэ. — Сама шила!

— Молодец!

Она поплыла брассом, широкими сильными толчками, и после каждого толчка ногами долго скользила.

— Где ты научилась? — спросила ее Глория. — Мне тебя не догнать! Я могу только по-собачьи!

— На Балтике! Я толстая, не тону, вот и плаваю быстро! — смеялась Ноэ.

— Как нерпа!

— Не-ет! Как моржиха! — хохотала Ноэ.

Нанук сидел на берегу и смотрел на забавы. Купаться он не хотел.

Высыпали ранние звезды. Первыми ушли одеваться Чернов, Христофор и Ояр Винтер.

Машкин подплыл к Глории, перевернулся на спину обхватил ее голову и, осторожно демонстрируя прием помощи утопающему, пробуксировал ее к мосткам.

Ноэ выскочила на берег. Слепила из снега две фигурки.

— Это Лорка, это Антошка, — шептала она.

И стала прыгать вокруг, поливая фигурки каждый раз горячей водой из пригоршни. Фигурки уменьшались, таяли. Ноэ колдовала, шаманила, насылала нехорошее….

Голова Вари торчала посреди озера, он отдыхал после заплыва и с любопытством наблюдал за странными движениями Ноэ.

— …кхы-кхы! — шептала она. — Ай яйя, ай! Пусть будет любовь, но не будет покоя, не будет кхы!.. и будет у вас два сына, будет кхы!.. первому быть футболистом, второму быть мотоциклистом, чтобы за первого всегда вам было стыдно, а за второго чтоб всегда было страшно… кхы! быть! о-ой!

Фигурка Глории растаяла. «Машкин» еще держался.

— …кхх-кхут! и захочешь ты в старости ко мне, вспомнишь и захочешь… но я не захочу… Ой-ой-ой! Что же я, дура, делаю! Да кто меня-то в старости захочет? Помалкивала бы уж! Кхе-кхе, ничего-то у меня с камланьем не выходит!

Она растоптала ногой остатки снежного человечка, шепнула:

— Будь ты, неладный, счастлив! — и прыгнула с берега в темную теплую воду.

На берегу никого не было. Весело смотрели в ночь яркие окна домика, да звезды просматривались сквозь водяной пар.

Ноэ и Варя поплыли к противоположному берегу озера, быстро достигли его, сели на дно отдышаться, здесь было мельче, из воды торчали только их головы, покрытые инеем.