Владимир Дягилев - Вечное дерево
- Мы его встретили как подобает, - продолжал Песляк, не обратив внимания на задиристую реплику парторга цеха. - Статью, портрет напечатали в многотиражке. Помните?
- Помним,-отозвались коммунисты.-У чужого станка.
- Хотели авторитет создать. Как бы вексель выдавали, надеялись, что товарищ Стрелков оправдает наше доверие... А он... Деталями поменялся.., Молодежь портит...
- Вас неправильно информировали,-все-таки вмешался Дунаянц.
- Затем и пришел, чтоб на месте решить. - Песляк повернулся всем корпусом к Стрелкову: - Товарищ Стрелков, быть может, вы проясните?
- Если разрешите.-Степан Степанович как-то даже и не воспринял весь разговор серьезно. И сейчас, встретившись глазами с Песляком, он подумал не о себе, а о нем и в душе посочувствовал ему, как сочувствуют больному или инвалиду.
- Давайте только честно, прямо, по-военному,- проговорил Песляк, словно и в самом деле хотел подбодрить его, как необстрелянного солдатика.
Степан Степанович заметил огонек папиросы, блеснувший в дальнем углу, и различил лицо Клепко.
"Ах, вот оно что..."-подумал он и тотчас в уме связал слова Песляка и это лицо. И вдруг заволновался, начал совсем не так, как собирался:
- Я, товарищи, действительно полковник. Ушел в отставку по рапорту. И к вам-добровольно. Сам настоял на этом. Мне и должности давали, и другую работу предлагали. А я не захотел. Это трудно объяснить.
Как бы сказать? В общем, в родные места в конце жизни каждому съездить охота. Вот что-то похожее. Захотелось с юностью свидеться. Любил я слесарное дело. С него и в армию ушел. Да и другой гражданской специальности у меня нет.
- Один вопрос, - прервал Песляк.-Вы нарядом с бригадой Пепелова поменялись?
- Нет. Я поменялся деталями с товарищем Клепко.
- Но это уже уточнение, - сказал Песляк. - Важно, что был такой факт. Был?
- Да,-подтвердил Степан Степанович, Детали, расценки были больным местом цеха.
Народ зашумел.
- На жирненькое потянуло.
- Он ухватит. Привык к власти.
Степан Степанович смотрел на Песляка, ожидая, когда тот наведет порядок. Песляк стоял высокий, солидный, довольный собой. И вдруг он начал уменьшаться в глазах Степана Степановича, точно он посмотрел на него в перевернутый бинокль, начал как бы таять на глазах: настолько ясны стали его намерения, его задача.
"А я-то думал - фигура".
- Это недоразумение,-произнес Степан Степанович, сдерживая возмущение. - Я все объясню.
Но Песляк прервал его:
- Может, лучше ваши товарищи выскажутся... Чтобы всем было ясно...
"Не хитри, - подумал Куницын, молча наблюдавший за ходом собрания и все понимавший.-Злопамятный, опасный ты человек... И хорошо, что я ухожу. Правильно". Ему не терпелось сказать все, что он думает и знает.
Но как в его положении это сделать?
- Вот товарищи Пепелов или Клепко. Пожалуйста, - предложил Песляк. Пусть они выскажутся.
Из дальнего угла протиснулся Клепко, передернул щекой и губами, будто муху спугнул.
"Так оно и есть",-подумал Степан Степанович и как-то сразу успокоился. К нему пришла присущая ему шутливость.
- Давайте сюда,-предложил он.-Тут повиднее...
Клепко стрельнул на него злым взглядом и произнес хрипловато:
- Был факт. С реостатами... Поменял, а потом... - он хотел сказать, как все узнали об этом и как корили его за ловкачество, но вовремя понял, что многие об этом знают, и перевел на другое:-А потом расценки сбил, будь здоров...
- Он внес рацпредложение, - вставил Кузьма Ильич,
- Мы свидетели, - с места поддержала Ганна.
- Тебя ж не было, - отговорился Клепко.
- Я был. Дайте слово, - попросил Сеня Огарков.
- Ас молодежью? - спросил Песляк, жестом велев Клепко идти на место.-А "кроссы" по цехам? А "пробег автокара"? Разве этого не было?
- Было,-признался Степан Степанович.-Я с малолетства люблю кроссы. Хобби у меня такое.
Шутка понравилась. Собрание засмеялось.
- Шутить можно, товарищи,-сказал Песляк.-Но тут партсобрание. Вопрос-то серьезный.
Все притихли. Было слышно, как Кузьма Ильич поглаживает лицо и щетина на бороде потрескивает под его рукой.
- Я желаю,-донеслось из дальнего угла.
К столу протискивался Георгий Фадеевич. Песляк вспомнил неприятный разговор с ним в парткоме, хотел воспрепятствовать выступлению, но было уже поздно.
Георгий Фадеевич стоял у стола, и аудитория приготовилась слушать его. - Геогрий Фадеевич заложил руки за спину, потом переложил на живот, будто нашел для них удобное место, и сказал негромко:
- С расценками у нас, конечно, безобразие. Один вал чуть покороче другого, а цена...
- Так это ж не из той оперы, - прервал Песляк.
- Отчего же? - не смутился Георгий Фадеевич. - Все из одной. И если вы уж дали слово, то не нарушайте демократию. Она у нас у всех одна -у начальников и у рядовых коммунистов.
Собрание одобрительно зашумело.
- Так вот... - невозмутимо продолжал Георгий Фадеевич. - Вы б лучше этими вопросами занимались, а не высасывали из пальца.
- То есть как?! - повысил голос Песляк.
- Да очень даже и просто. - Георгий Фадеевич поклонился Песляку, что должно означать: "мы не глупее тебя - видим".
"Его не только я раскусил",-подумал Куницын и рассмеялся, будто закашлялся.
Песляк окинул его сердитым взглядом, но не сказал ни слова, уткнулся в свои бумаги, для виду разложенные перед ним.
- Что, мы не видим? - продолжал Георгий Фадеевич.-Мы ж знаем, кто чем дышит. Этот полковник.
он ведь что? Он коренной работяга. На кой хрен ему наш завод, наша грязь, ежели бы...
Степан Степанович почувствовал комок в горле и отвернулся.
- И на кой хрен ему эта зелень, сачки... Да что, мы не видим, как он за ними гоняется...
Тут опять зашумели все разом.
- Видели.
- Знаем.
- Терпенье надо иметь.
- Пора,-быстро проговорил Кузьма Ильич, точно обрадовавшись повороту собрания и в то же время желая помочь секретарю парткома выбраться из неловкого положения, в которое, впрочем, он попал по доброй воле. Обеденный перерыв кончился. Работать, товарищи.
Песляк мысленно поблагодарил начальника цеха, встал и, приняв невозмутимый вид, закруглился:
- Ну что ж, товарищи коммунисты... Коль так, то действительно нас неправильно информировали... А то, что поговорили по душам,-неплохо... Желаю вам всем и вам лично... - Он повернулся к Стрелкову, намереваясь пожать ему руку, но Степан Степанович уже направлялся к выходу.
* * *
Кузьма Ильич тронул Степана Степановича за плечи.
- Зайдем ко мне.
Курили. Молчали.
- Хорошо еще, что о браке не успели доложить, а то бы... - после долгого молчания произнес Степан Степанович.
- Доложат,-отозвался Кузьма Ильич.-Будь ко всему готов.
- А вы-то как?
- Да все так же...
- Наверно, в душе раскаиваетесь, что меня бригадиром сделали? - спросил Степан Степанович. - Сами настояли.
- И правильно,-подтвердил Кузьма Ильич.-Ты только не вздумай... в смысле отказываться.
- Теперь не отступлю.
Кузьма Ильич одобрительно кивнул.
- А как быть с браком? - спросил Степан Степанович.
- Подумаем.
- И я тоже приму меры. Больше следить буду. Проверять чаще.
- Ты упрости,-посоветовал Кузьма Ильич.-Дай каждому по одной операции.
- Так у Ганны... И я хотел...
- Вот и делай... А главное, не вздумай...
- Об этом и говорить нечего... Отступать не приучен...
Домой Степан Степанович шел с двойным чувством:
приятно было, что не только начальство цеха, но и товарищи поняли его и большинство на его стороне, но и досадно, что Песляк недоволен им, проверяет, и, конечно;
у него есть основания сомневаться в бригадирских и воспитательских способностях Степана Степановича: дело-то пока идет плохо, мальчишки-то брак выдали...
Нина Владимировна встретила его хмуро. И по тому, как взлетели брови, Степан Степанович понял: предстоит неприятный разговор.
Он еще попробовал оттянуть время, зашел в ванную комнату, долго мылся. Но это не помогло.
Нина Владимировна сидела за столом и ждала его выхода.
- Ты действительно бегаешь по заводу вдогонку за мальчишками? спросила она, глядя на Степана Степановича исподлобья.
Он медлил, сдерживая раздражение, вызванное ее вопросом, ее непривычным вмешательством в его дела. Он чувствовал, что после всего именно сегодня может не сдержаться и произойдет серьезная стычка. Он не хотел лишних тревог и волнений.
- Я тебя спрашиваю.
- Да. Было.
Степан Степанович ожидал крика, обычной вспышки, упреков и оскорбительных слов. Но Нина Владимировна сказала необычно сдержанно, почти шепотом:
- Что же это? За что семью позоришь?
Этот ее полушепот подействовал на него сильнее всякого крика, он был как бы новым оружием, против которого Степан Степанович не нашел еще защиты.
