Заветные поляны - Михаил Фёдорович Базанков
…Он не уснул в ту ночь. Чего бы тревожиться, волноваться: обычная воскресная прогулка, а вот не спалось.
Над рекой тянулся туман. В лесу блуждало эхо, зовущее на противоположный берег: «Николай Алексеевич, где вы?.. Где вы?» Он отозвался весело и протяжно: «О-го-го-го-го!»
— Зачем так стараться? Надо экономить силы, — совсем близко сказала Ольга. — Зверей и птиц распугаете.
— Люди обкрадывают себя, забиваясь в квартиру на весь выходной… — говорил он.
— Вот видите. А еще не хотели и в этот раз. — Она лукаво улыбнулась. — Я весь вечер гадала: придет — не придет.
— Замани нас в лес нехоженый, в даль глухую заведи, — прочитал Николай из своего юношеского стиха и замолчал. Беззастенчиво разглядывая веселую, яркую Ольгу и сравнивая ее с Надюшей, удивился, найдя какое-то неопределенное сходство. И продолжил:
Где соловей неосторожный
Соловьиху разбудил.
— Дальше, дальше… Так хорошо. Читайте дальше, — просила она.
Он долго смотрел на нее, словно узнавал, потом взял за руку и просто сказал:
— Пойдем, Оля.
— Пошли.
— И рядом два следа легли.
— Два следа в неизведанный мир, — дополнила она.
— А где же ребята?
— Найдутся.
Осыпалась и, кажется, звенела роса. Соловьиная песня переливалась над рекой, словно перетекала из одних кустов в другие. Лес отшатнулся, еще шире размахнулся заливной луг. Этот луг был похож на тот, по которому ходил с Наденькой, только теперь не было стогов и дремлющих возле воды коней…
Зазвенела гитара. Едва видимая лодка выплыла из-за поворота.
— Наши! — обрадовалась Ольга. — Бежим.
Здоровались, беспричинно хохотали, выгружая снасти и провизию, втаскивая на берег лесопристанскую лодку-завозню.
Ольга пошепталась с подругами, что-то таинственно предложила, и они согласились: «Вот здорово будет! Правда, здорово. Веселиться так веселиться, чего уж тут!»
— А теперь, рыцари, нужен костер! Марш, за хворостом! — приказала Ольга. И все побежали.
Николай смотрел на парней, завидовал легкости в «манерах» и старался все делать быстро, хорошо. Хворосту насобирал больше, чем другие. Нашел еще два кряжа и сделал удобное сиденье для девчат.
Ловили рыбу на перекатах и в травниках. Выбирали из сети колючих окуньков, носили на берег девчатам. Те со смехом отпускали мелочь обратно в реку. Ольга, подвижная и шумная, была, конечно, приметнее других.
Варили уху. По очереди бренчали на гитаре, фотографировались в обнимку с девчатами. Потом обжигались горячей ухой, пили вино, кисловатое, но крепкое. И развеселились, расшумелись совсем. Николай постоянно ощущал присутствие Ольги, внимательные, долгие взгляды ее и, слегка захмелев, радовался пришедшей беззаботности.
Под вечер парни и девчата разошлись, кто куда, оставили их. Николай и Ольга долго кружили по лесу, то подходя к реке, то снова от нее удаляясь. Неожиданно, без сборов, закрапал мелкий дождь. Постепенно разошелся, стал упругим, настойчивым.
Они укрылись под высокой березой.
— Почему вы всегда один, один? И грустите, наверно, часто. Глаза у вас, Коля, печальные, — сказала Ольга. — Давайте вместе печалиться. — Она прижалась щекой к его груди, а потом порывисто подняла голову, встряхнула мокрыми волосами так, что брызги ему в лицо прилетели. — А я бедовая. Я такая бедовая, Коля, иногда бываю.
…Всю ночь шумел дождь. Без грома и молний. Ольга довольная собой и всем на свете сидела у окна. И хотя она была рядом, Николай чувствовал себя одиноким.
…Однажды возвращались из кинотеатра, Ольга вздумала успокаивать:
— Не надо злиться. Не надо, Коля.
Он промолчал, поправил очки и еще ниже опустил голову.
— Ну что ты такой? — обидчиво говорила она. — Кино есть кино. Если плохой… Если плохой фильм тебя бесит, я не виновата. В следующий раз надевай очки, — она задержалась под фонарем, вероятие, посмотрелась в зеркальце. — Знаешь, такие розовые очки, — догнав его, продолжала. — Они вставляются под веко прямо на глазное яблоко. Я читала. Один японский ученый драчливым курицам прописал розовые очки. И, представляешь, куры перестали враждовать, успокоились… И больше несли яиц. Слышишь? Смешно, правда?
— Очень смешно…
Свернули в узкий проулок. Встречный ветер тащил по дороге сухие листья, а некоторые из них уже прилипли к асфальту…
— Где-то хрипела уставшая пластинка: «И опять, и опять, и опять, и…» «И проститься с тобой нам никак не дает…»
Завтра он встретится с Ольгой на работе. Как всегда она несколько раз забежит в конторку и… не найдет его там. Затревожится, конечно, будет расспрашивать: «А по какому срочному делу начальство отправило молодого инженера?»
Ольга шла рядом, о чем-то беспечно тараторила. А к Николаю вновь возвращалась другая и смотрела печально. И снова виделись волнистые луга, и почему-то вспомнилось, как отец ладил новые сани. Когда сделал, покрасил, позвал сына и сказал: «Вот для тебя и… твоей Надюши. Добрые красные сани на долгую жизнь. Запрягай верного коня. И крепче вожжи держи, сынок, с дороги нашей крестьянской не сворачивай… Сани готовы. К свадьбе подоспели. Дочка Егорова — девка ладная…»
Где-то вдалеке за желтой листвой, за осенним дождем по первому снегу шуршали полозьями легкие стремительные сани. И вот уже от быстрой езды захватывает дух, и сердце прыгает в груди.
Николай резко остановился, начал тихо…
— Ольга, так получилось… Я сам виноват…
Она не дала ему договорить, даже не поинтересовалась, что хотел сказать.
— Да наплюй ты на это кино. Ну, не понравилось, ну и что? А видел у них, в Индии, мебель какая?.. Коль, чего ты? Ну, не кисни. Ну! Кому ты такой нужен? Я рассержусь… — Он долго молчал, закрыв глаза. Хотелось вернуть видение красных саней. И вот появился — увиделся свадебный деревенский поезд. Неутомимая тройка под звон бубенцов и смеха Наденьки мчится по просторному белому полю…
Дочь выходит замуж
Низко тянулись по серому небу клочья облаков, деревья шумели под порывами листобоя, рассеивали трепетную желтую листву.
Елена Налетова в зеленой брезентовой куртке с двустволкой на плече
