Борис Лавренёв - Собрание сочинений. т.2. Повести и рассказы

— Ты что ж, значит, электричество проводил?

— Всяко бывало. Последнее время мы больше радио устанавливали, — мечтательно ответил монтер.

Антон быстрым движением вцепился ему в руку.

— Радио? — закричал он, — ты радио умеешь делать?

— А что? Ты спятил, что ли? — вырвал руку с недоумением монтер.

Антон смотрел на него, дрожа от волнения и неожиданности.

— Ты и приемники умеешь делать? Настоящие, чтоб слышно было?

— Вот хазина соломенна! — сказал монтер усмехаясь, — а что ж ты думал, все такие святые дурачки, как ты? Я, брат, с усилителями умею работать, — закончил он с гордостью.

— А что для него нужно… для приемника? — почти задохнувшись восторгом, спросил Антон.

Монтер посмотрел на него пристально.

— Да ты никак и вправду рехнулся? Зарядил, как попка… приемник… приемник. Может, здесь хочешь поставить приемник, с Лиговки от шпаны каблограммы с поздравлением получать? Вот стоеросовый! Иди к черту! Я спать буду, — он отвернулся к стене и натянул на нос одеяло.

Но на следующее утро Антон снова взялся за соседа.

— Монтер, а монтер!.. А ты слыхал, как оно разговаривает?

— Кто?

— Ну радио.

— Опять ты с радио!.. Ясное дело, слыхал. Москва поет, а тут тебе в трубке как рядом. И пение и музыка. Балалайка здорово шпарит.

Антон шагнул к приятелю. Лицо у него налилось румянцем, и он тихо сказал:

— Монтер… давай делать приемник.

— Здесь? Да ты поди к доктору. Вот орясина! — рассмеялся монтер, но глаза его тоже зажглись странными искрами. — Как ты его сделаешь? Матерьял нужен, деньги нужны.

— Сколько?

— Рублей восемь. Приемник — он чепуху стоит, а трубки сам не сделаешь, покупать надо. Если б на воле, с телефона бы срезал где, а тут не возьмешь.

Антон задумался.

— А хорошо бы сделать. Сидим мы тут как дохлые, только и жизни, что в сад на прогулку. Очертел он, сад этот. От скуки пропадаем. Всего и дела, что воровством хвастают ребята да похабное несут, аж тошнит. А тут бы тебе каждый вечер музыка, поют тоже вот хорошо. У нас в деревне учительша в школе пела, просто как иволга.

— Да что ты прилип, как банный лист. Я сделать не прочь. Достань деньги, сделаю, — и монтер раздраженно отошел.

Эту ночь Антон не спал. Вертелся на койке и томительно думал. Под утро уже лукаво улыбнулся и уснул.

Перед обедом, по выходе из мастерской, он торжественно показал монтеру пустую консервную коробку, привязанную на веревке к короткой палке. На коробку была наклеена бумага, а по ней крупно выведено: «Граждане, положите сколько можете, для заключенных детей на радиоприемник».

— Что ж ты с этим делать хочешь? С луны деньги удить? — засмеялся монтер.

Антон молча подтащил его к окну, выходившему на улицу.

— Буду спускать в форточку, как кто идет. Двое обругаются, третий даст.

— Вот черт, — хмыкнул монтер, — и придумал же! Орясина орясиной, а обмозговал. Пробуй!

Коробка скользнула в форточку и сползла вниз к носу какого-то прохожего. Наступила тишина, шаги оборвались, и вдруг послышалась крепкая ругань.

— Не выйдет, — сказал монтер, сразу угаснув, — брось!

— Говорю, выйдет! Вот еще кто-то идет.

Снова закачалась коробка. После тишины с улицы донесся женский смех и голос: тащите.

Коробка взвилась. На дне ее лежал двугривенный.

— Я тебе говорил, что есть люди на свете, — убежденно сказал Антон.

Пять дней Антон и монтер проводили свободное от занятий время у окна, вылавливая пожертвования. Дело шло с переменным успехом.

Опять многие ругались, какой-то прохожий даже оборвал коробку и пришлось привязывать другую, но все же под конец собралось четыре рубля тридцать копеек.

Мало-помалу другие обитатели реформаториума тоже ввязались в Антонову затею, сперва с насмешками и руганью, но понемногу интерес к говорящей музыке, о которой многие слыхали впервые, затянул их всерьез.

У коробки установились дежурства.

Вечерами ребята собирались у койки монтера и, сопя от напряжения, слушали спутанные объяснения мальчика и разглядывали неуклюжие чертежики схем, нахимиченные карандашом на лоскутах бумаги.

Жесткоглазый парнишка Судков, привыкший главенствовать над всеми, хотел было отобрать собранные деньги, но ребята подняли бузу и пригрозили, что накроют всем гуртом и забьют до смерти.

Затея Антона привлекала все новых и новых сторонников.

— Конечно, здорово! — говорили ребята, — все одно вечером слоны слоняем, сами себе надоели, а тут такая штука — и поет тебе, и играет.

— Вот семь целковых наберем, тогда попрошу заведующего, чтоб купили все нужное, и в мастерской сработаем как игрушечку, — разъяснял монтер.

На следующее утро коробка, спущенная дежурным в третий раз, очень долго висела неподвижно. Дежурный решил, что прохожий не заметил, и потянул, но услыхал окрик:

— Погоди. — Немного спустя он услышал: — Подымай!

В поднятой коробке оказалась записка. Все сбежались и стали разворачивать листок, затаив дыхание.

«Мальчата! Я инженер, работаю по радио. Рад счастливой встрече. Вы умеете сделать приемник? Может, нужно помочь? Пишите».

— Стой, братишки! Давай карандаш, сейчас я ему все досконально насчет техники, — засуетился монтер.

Он быстро начиркал ответ: «Товарищ енжинер. Приемник умеем делать, толька нет дениг штоб усилитель, без его плоха слышный. Памагите».

Коробка вернулась с запиской: «Ждите завтра оклика».

— Вот это подвезло, — сказал довольно монтер, — инженер, — он собаку съел, он во что сделать может.

Но наутро все стояли у окошка, ждали, а оклика не дождались. На занятия пошли мрачные и подавленные. Сообразили, что инженер надул, и проклинали его на все лады.

Среди работы дверь мастерской открылась и на пороге появился заведующий, а за ним какой-то неизвестный рыжеватый высокий человек в сером пальто.

Заведующий оглядел мастерскую и сказал:

— Антон Заровняев, Василий Ключарев, подойдите сюда!

Антон и монтер подошли, недоумевая.

— Вы почему ничего не сказали мне, что затеяли делать радиоприемник? Почему вы занимаетесь попрошайничеством? — строго спросил заведующий, но под усами его забегала лукаво-добрая усмешка.

Антон и монтер стояли повеся головы. Было ясно, что инженер не только надул их, но еще и нажаловался.

— Нужно было сказать сразу, — продолжал заведующий, — я бы разрешил вам и дал бы материал.

Антон и монтер молчали.

— Ну, ничего. Не вешайте головы. Вот товарищ Татаринов решил заняться с вами.

Человек в сером пальто поздоровался с мальчиками за руку.

— Вы на меня не злитесь, мальчата, — сказал он ласково, — я вчера после вашей записки пошел в губоно и получил разрешение заняться с вами. Ну вот, я пришел и принес материалы.

Он положил на стол сверток.

— А теперь, ребята, за работу.

Слова его были встречены восторженным гамом, и заведующему с трудом удалось водворить тишину среди радостно разбушевавшихся мальчиков.

Работа закипела.

Татаринов приходил каждый день часа на два. Мальчики старались вовсю, оттачивая каждый винтик, отшлифовывая каждую дощечку.

На четвертый день приемник к вечеру был собран.

Татаринов с Антоном и монтером с четырех часов возились на крыше, укрепляя антенну. Наконец все было сделано, и они спустились вниз.

— Ну, — сказал Татаринов, вынув часы, монтеру, — умеешь настраивать? Валяй. Сейчас Москва начинает концерт.

Монтер, пыхтя от волнения, задвигал рычажки, ловя волну. Вдруг он широко улыбнулся и опустил руку.

— Слыхать! Живой голос!

Мальчики стояли, боясь дышать. В раковине трубки, прижатой к ушам монтера, ясно слышались поющие звуки.

Мальчики подходили, один за другим, тихие, присмиревшие, взволнованные, — слушали и так же молча отходили. На лицах их была грусть и радость вместе.

Подошел даже Судков с наглой усмешкой, взял точно нехотя трубку и долго не отходил, а когда уступил очередному, топтавшемуся от нетерпения, губы его, разгладившись, потеряли свою недетски жестокую складку, и он, словно отгоняя тяжелое воспоминание, тряхнул головой и быстро ушел.

— Пусть мальчата слушают, — сказал Татаринов, взяв Антона и монтера за руки, — а мы пройдем в канцелярию. Мне нужно с вами поговорить.

В канцелярии он усадил их и сел сам.

— Вот что, детишки! Я пригляделся к вам за эти дни. Вы славные парни! И я получил разрешение взять вас на поруки. Хотите работать в радиомастерских?

Антон и монтер подскочили на стульях, вспыхнув от радости, но вдруг разом переглянулись и потускнели. И Антон, выражая поразившую обоих мысль, сказал тихо и тревожно:

— А товарищи? Они ж по радио мало смыслят, сами не управятся. Монтер один у нас все знает, а я ему помогать должен.

— Ничего, — ответил Татаринов, — заведующий обещал их научить и помогать дальше. Они тоже вернулись к жизни.