Варткес Тевекелян - За Москвою-рекой. Книга 2

— Так и сожгли. У них, товарищ генерал, и без того достаточно грехов и никаких надежд на спасение.

— Бедные американские дяди, сколько усилий, а божественная литература дальше печки старухи не идет. — Генерал встал. — Кажется, мы договорились обо всем. Желаю вам успеха.

Приезда нового заморского гостя ждал с нетерпением не только Никонов Юлий Борисович. Ждали его и чекисты.

Наутро после отъезда туриста из Канады Матвеев докладывал генералу:

— Выдающий себя за украинца Марченко — агент одной иностранной разведки — отбыл вчера самолетом в Париж. Работники таможни на Шереметьевском аэродроме, согласно полученным указаниям, не отняли у него иконы, тем более что они не представляли никакой художественной ценности. Советские деньги, полученные им от Никонова, Марченко с собой не вез. По всей видимости, он переправил их на Запад через дипломатические каналы…

— Он же не законченный кретин, чтобы брать с собой такие деньги, — перебил его генерал.

— Да, Марченко далеко не кретин, он умнее и ловчее своих предшественников — Гендерсона и Лехмана. Вы бы посмотрели, товарищ генерал, как он петлял и старался спутать карты. Надеюсь, Марченко сохранил приятное заблуждение, что за все время пребывания в Москве не сделал ни одного ошибочного шага и не привлек к себе внимание чекистов. Он не встречался с Никоновым в одном и том же месте дважды, все время менял место свиданий, навещал дом старухи Софьи Павловны с соблюдением величайшей осторожности, ехал в метро, потом садился в такси, возвращался обратно и, убедившись, что не ведет за собой хвост, шел к ней пешком. Марченко ликвидировал конспиративную квартиру в районе Нескучного сада, узнав, что однажды Никонов возвратился туда вторично поздно ночью, чтобы встретиться с Лехманом.

— Узнаю почерк старого знакомого, — сказал генерал, обращаясь к сидящему в углу кабинета и ведущему запись сотруднику в гражданской одежде.

— Как, разве вы встречались раньше с этим липовым украинцем, товарищ генерал? — воскликнул Матвеев.

— Тогда он не был украинцем, а работал вторым секретарем посольства одного южноамериканского государства в Будапеште, фамилию тоже носил другую и, пользуясь дипломатическим иммунитетом, сыграл немаловажную роль в деле снабжения венгерских контрреволюционеров оружием.

— И не побоялся явиться к нам?

— А чего ему бояться? Он знал хорошо, что никто не станет связываться с туристом, у которого есть все необходимые документы. Такого можно поймать только на месте преступления, а он, как вы говорили, был убежден в своей безгрешности. Оставим это. Продолжим, — сказал генерал.

— Большой интерес вызывает поведение Никонова. После второго свидания с Марченко он развивает бешеную энергию, рыщет в поисках бриллиантов, или камешков, как он выражается, и покупает их не торгуясь, порой платит за них даже ходовой иностранной валютой. Раньше этого никогда не было.

— Какие же вы делаете выводы?

— Можно предположить, что Никонов собирается перебраться за границу, и, надеясь, что бриллианты легче спрятать и пронести через таможни, закупает их сколько может. С другой стороны, человек он прожженный и понимает, что визу на выезд за границу ему не дадут. На что он надеется?

— На своих зарубежных друзей, больше вашему Никонову надеяться не на кого. Разве тот же Марченко или его люди не могут снабдить его иностранным паспортом со всеми визами?

— Могут, конечно. Но иностранные разведки прибегали к такому рискованному шагу в тех исключительных случаях, когда им нужно спасать ценного агента Какую же особую ценность для них может представлять Никонов? Он шпионской деятельностью не занимается и никаких сведений разведывательного характера не собирает. Он типичный спекулянт-валютчик.

— У Марченко идеологический прицел. Увезя Никонова за рубеж, докажет: мы, мол, своих людей в обиду не дадим, тех, кто нам помогает, всегда выручим. Такая тактика имеет большее значение для будущего, чем выручка какого-то наемного агента, которых они, кстати, не очень дорого ценят.

— Я вас понял, товарищ генерал, — оживился Матвеев. — Марченко делает все, чтобы завоевать доверие, чтобы люди, имея перед глазами пример с Никоновым, не боялись сотрудничать с иностранной разведкой.

— Совершенно верно. — Генерал некоторое время молчал, потом опять заговорил: — Тут может быть и другая подоплека. Марченко хочется одним выстрелом убить двух зайцев, но как именно, мы пока не знаем, но знать обязаны. Вы, майор, не спускайте глаз с Никонова, следите за каждым его шагом и в случае необходимости доложите лично мне или Александру Сергеевичу, — генерал кивнул головой в сторону Голикова.

— Слушаюсь… Я хотел еще доложить вам, товарищ генерал, что выпущенный из лагеря после отбытия наказания Шагов, один из главарей шайки валютчиков и духовный отец Никонова, совсем обнаглел, ничего не боится, абсолютно уверен в своей безнаказанности. А мы вместо того, чтобы пресечь его преступную деятельность, еще оберегаем его от уголовного розыска.

— И хорошо делаете, — как говорится, всякому фрукту свое время. Придет время, и ваш Шагов получит сполна. — Генерал разрешил Матвееву уйти.

Наступили сумерки, в кабинете стало темно. Генерал зажег свет. Он остановился около Голикова.

— Александр Сергеевич, вы проследите за тем, чтобы во всех городах, где орудуют валютчики из шайки Казарновский — Шагов, наши работники были начеку и ждали сигнала. Наберемся терпения и подождем приезда к Никонову очередного агента, а тогда одним ударом захлопнем всю компанию.

— Будет сделано. — Голиков встал. — Прежде чем уйти, хотел бы поделиться с вами своими сомнениями, — сказал он генералу. — Меня все же волнует вопрос, почему иностранная разведка проявляет такой повышенный интерес к этому Никонову? Он ведь, по существу, ничтожество. Только ради завоевания доверия людей Марченко не стал бы идти на такой рискованный шаг, как переброска Никонова за границу. Они должны понимать, что в случае провала такая акция может иметь для них печальные последствия. Как вы правильно отметили, тут есть какая-то особая причина.

— Я сам ломаю над этим голову. Подождем приезда нового агента. Работники, занимающиеся валютчиками, люди толковые. О майоре Матвееве и говорить нечего, хорошо работает человек.

После ухода Голикова генерал сел за письменный стол. На кипу бумаг, лежащую перед ним, падал мягкий свет настольной лампы. Некоторое время он сидел неподвижно, потом достал из пластмассового стаканчика красный карандаш и стал рисовать квадраты и кубы. Со стороны могло показаться, что пожилой человек с седой головой занимается пустяками, но он часто, решая задачи со множеством неизвестных, выводил на бумаге фигурки. Это помогало думать.

…Приехал не турист, которого с нетерпением ожидал Юлий Борисович, а деловой человек — представитель солидной фирмы, имеющей коммерческие связи с внешторговскими организациями. Фамилия его была Николич. Не зная ни слова по-русски, он обратился в «Интурист» с просьбой прикрепить к нему переводчика на все время пребывания в Москве, и если можно — мужчину. Просьбу представителя фирмы удовлетворили: к нему в гостиницу явился молодой человек, отлично знающий испанский и английский языки. Господин Николич остался доволен переводчиком и не делал без него ни шагу. Михайлов, — так звали молодого человека, — являлся к Николичу в десять часов утра. Они вместе завтракали в кафе при гостинице «Националь», потом посещали внешторговские организации, где вели деловые разговоры, ходили по Москве, посещали музеи, картинные галереи. После обеда господин Николич обычно поднимался к себе в номер и отдыхал. Они снова встречались в шесть часов, пили чай и проводили вечера в парках, театрах, ходили в цирк. Николич расставался с переводчиком поздно вечером.

Только на пятый день пребывания в Москве господин Николич, сославшись на необходимость посетить посольство и встретиться со своими соотечественниками, отпустил переводчика. Вечером он вышел из гостиницы и направился к посольству. В малолюдном переулке зашел в телефонную будку и, убедившись, что поблизости никого нет, позвонил Никонову и на чистейшем русском языке сказал, что у него есть небольшая посылка от Марченко и что Юлий Борисович может получить ее сегодня, часов в восемь, по известному ему адресу.

Юлий Борисович, как человек пунктуальный, явился в дом, в котором он встречался и с Марченко, ровно в назначенное время. Дверь ему открыла какая-то сильно накрашенная женщина.

В большой комнате был накрыт круглый стол.

Навстречу Юлию Борисовичу поднялся хорошо одетый сухощавый человек лет сорока.

— Иован Николич! — отрекомендовался он, протягивая руку. Заметив на лице Юлия Борисовича удивление, Николич поспешил с объяснением: — Не удивляйтесь, по национальности я русин из Югославии, но в раннем детстве родители увезли меня в Южную Америку. Теперь я гражданин Аргентинской республики.