Касымалы Джантошев - Чабан с Хан-Тенгри
— Эх, дорогая моя Эркинтай… Интересно мне, какого-то ты джигита встретишь на своем пути?! — сказала Айымбийке.
Остальные, переглядываясь, засмеялись.
— Понимаю, тетя Айымбийке, на что вы намекаете, — рассерженно продолжала Эркингюл. — Наверняка думаете, что беднягой окажется джигит, кто на мне женится! И что, мол, будет, когда я стану чьей-нибудь женой, если я девушкой веду себя так…
А вот и ошибаетесь, дорогая! Будут счастливы те джигиты, что на нас с Салкын женятся! Я пойду замуж только за такого, кто достоин стать человеком будущего. Вот как! Такой джигит должен любить свой народ и хорошо работать! Если, он уважает людей, любит свой труд, то он и жену любить будет горячо! Такой джигит будет носить меня на руках, как охотник носит любимого сокола, а я за мужем буду ухаживать, как за самым лучшим, самым отважным беркутом… Только одно не знаю, — добавила она со смехом, — куда затерялся этот джигит и где сейчас бродит? — Она притворно вздохнула.
Остальные посмеялись и с новыми силами принялись за работу. Женщины, как в больнице одетые в белые халаты, суетились вокруг овец. Одни выносили затоптанную солому, другие таскали свежую для подстилки. Одни были заняты со взрослыми овцами, другие ухаживали за теми, у которых только что появились ягнята.
Овец переводили из одного отделения в другое.
Только что окотившихся поместили вместе с теми, которые принесли ягнят раньше.
Матки выстроились вдоль решетчатой кормушки, вокруг них бисером рассыпались ягнята. Одни блеяли и разыскивали матерей, другие, пытаясь затеять игру, неуклюже подпрыгивали, а многие, досыта насосавшись молока, дремали, лениво шевеля веками и поблескивая ничего не выражающими глазками.
— Салкынтай, — сказала Айкан, держа под мышками двух ягнят, — возьми, дорогая моя, этих ягняток. Отнеси сразу в отделение для двойняшек, повесь номера. Я была на другом краю отары и не заметила, как овца принесла этих двух маленьких. Один ягненок немного примерз, положи его поближе к печке, согреется, — она отдала ягнят Салкын и снова пошла к отаре.
Большая белая овца, которая все вертелась вокруг Айкан, облизывая ножки своих ягнят, побежала было вслед за нею.
Айкан, улыбнувшись, вернулась. Салкын, догадавшись, в чем дело, положила ягнят на землю. Овца их узнала и принялась облизывать. Айкан теперь смогла уйти…
Салкын взяла двойняшек на руки и понесла к сараю. Белая овца бросилась теперь за нею.
— Мать, там за сараем бродит ваш зятек! — крикнула Эркингюл. — Позовите его сюда!
Айкан увидела Кенжебека, который, надев шубу, собирался идти в село.
— Что это ты так рано? — спросила его Айкан, идя следом.
Кенжебек надеялся ускользнуть незамеченным. Айкан его застала врасплох. Он растерялся.
— Ничего мне не сказал! — говорила она возмущенно. — Похож на женщину, убегающую от свекрови. В чем дело?
Кенжебек постоял, подыскивая подходящий ответ, и, не найдя, почесывал затылок.
— Ваша дочь, оказывается, дура… — проговорил он.
— Что еще такое? — строго спросила Айкан.
— Ничего. Она не очень-то умна.
— Объясни.
— Вот… оказалась дурой. Не могу работать, когда рядом такие глупые девушки.
— Может быть, и в самом деле моя дочь неумна… А сам ты не сделал никакой глупости?
— Чего я мог сделать дурного? Правда, как заведено у джигитов, писал ей письма…
— Писал «хочу жениться»?
— Сейчас не вижу необходимости этого уточнять.
— Разве?.. Если ты, забыв про жену с ребенком, пишешь письма девушкам, то уж умным тебя не назовешь, джигит. Шагай дальше, не задерживайся! — Айкан повернулась к нему спиной.
Ветеринар надеялся найти у Айкан сочувствие и поэтому пожаловался ей на Эркингюл. Но, получив неожиданный отпор, Кенжебек похолодел от ее горьких слов. Ноги его будто приклеились к снегу, он оторопело смотрел вслед Айкан.
Из дверей сарая выскочила Эркингюл.
— Если солдат бежит с поста, какое его ждет наказание? — бойко выпалила она.
— Пусть применят любое наказание…
— Подумайте, Кенжебек! — продолжала Эркингюл свое наступление. — Вас ведь долго учили, вы должны приносить пользу, держать незапятнанной свою комсомольскую честь. Сейчас же снимайте шубу и вернитесь на работу! — Эркингюл, даже не взглянув на Кенжебека, убежала обратно в сарай.
— Тетя Айкан, у овцы роды неправильно начались! — крикнула Гульджан.
Айкан приняла ягненка, который вышел задними ножками. Ягненок задыхался.
Айкан не растерялась.
— Беги, Гульджан. Принеси по ягненку от четыреста пятой и четыреста десятой, у которых тройни.
Гульджан выскочила из отделения.
Окотившаяся овца бросилась к своему хилому ягненку.
— Айымбийке, уведи эту овцу подальше, — распорядилась Айкан, и женщины вместе стали отгонять овцу, не давая ей лизать своего ягненка.
Овца беспокойно блеяла и яростно рвалась из рук.
— Салкын, дай мне бинт с окна…
Когда Гульджан принесла ягнят, Айкан связала им ножки бинтом, положила рядом с уже дохлым ягненком.
Что делала Айкан дальше, ни Салкын, ни Айымбийке не видели, занятые усмирением бьющейся в их руках овцы.
— А теперь отпустите! — приказала Айкан.
Овца стала, задыхаясь, жадно лизать двух подложенных ей ягнят.
— Во-от как, тетушка Айкан!..
— Неужели вправду овца, принесшая дохлого ягненка, поверит, что она родила двойню?
— Как это у вас получилось? — наперебой спрашивали Айымбийке и Гульджан.
— Овца очень умное животное, — ответила Айкан, — многое понимает и поэтому требует особого подхода. Запах своего ягненка овца различает безошибочно, и поэтому ее прежде всего надо «сбить с толку». Овца, которая приносит мертвого ягненка, ни в коем случае не должна его лизать. Иначе она не примет чужого. Если не дать овце лизнуть своего, а сразу подложить чужих, то овца их примет за своих…
— И откуда вы все это знаете? — удивилась Салкын.
— Еще девочкой узнала от отца… И вот, слушайте внимательно: овцу можно приучить к чужому ягненку, если даже у нее родился живой. Иногда ведь у овцы, разродившейся двойней или тройней, мало молока для своих ягнят. И тогда одного из родившихся надо передать другой овце…
— А почему вы завязываете ножки ягнятам?
— Они оба со вчерашнего дня уже начали ходить, — терпеливо объясняла Айкан. — И, кроме того, знают запах своей настоящей матери. Если не связать их, они бросятся искать свою подлинную мамашу. Станут убегать от названой, а она тоже еще не успеет к ним привыкнуть… и в конце концов может их бросить…
Айкан освободила задние ножки ягнят. Те забавно привстали, но двинуться с места не могли. Овца ласково заблеяла.
— Вот видите, она стала признавать ягнят своими, — с улыбкой сказала Айкан, — очень важно, чтобы она к ним привыкла. У кого из вас чистые руки? — спросила она девушек. — Надо взять немного соли и потереть мордочки маленьким…
— Это еще зачем? — удивилась Айымбийке.
— Соль станет щипать им мордочки, они не смогут отличить запах этой овцы от запаха своей матери и спокойно будут сосать эту овцу. А уж если ягненок начал сосать, то считай, что дело сделано! После этого овца становится его подлинной матерью.
— «Если хозяин искусник, то у него и корова станет иноходцем», — сказала Айымбийке, потерла мордочки ягнят солью, развязала им и передние ножки. Ягнята бросились к овце и с жадностью принялись за еду.
Овца, явно довольная, присмирела, расположилась поудобнее и, время от времени нежно, по-матерински обнюхивая ягнят, блаженно жевала свою жвачку.
Девушки, пораженные искусством Айкан, все запоминали и решили попозже рассказать подругам.
Овец покормили, переменили им подстилку.
— А ну, — предложила Айкан, — кто из вас быстрее чай приготовит? Хорошо, когда человека, умеющего ухаживать за овцами, как следует накормят!
— Мать, если работа твоя пока кончена, — сказала неожиданно появившаяся Эркингюл, — то идемте чай пить домой!
— Ой, дочка, неужели чайник у тебя уже вскипел?
— Готов, готов! Большой самовар разбушевался пуще Кенжебека! — Эркингюл рассмеялась, очень довольная своими словами, и убежала в дом.
Айкан с остальными женщинами вышла из сарая. Осталась дежурить Гульджан.
Неожиданно нагрянули гости: на «газике» приехали Кенешбек, Сергей, Эшим.
— О тетушка Айкан, как живы-здоровы? Как идет расплод овец? — весело спросил председатель колхоза. Пожав руку Айкан, он так же приветливо поздоровался с остальными.
— Айкан, как здравствуешь? Как идут дела? — вторил Кенешбеку Сергей.
Только приехавшие собрались идти в сарай, как из дому выбежала Эркингюл.
— Дядя председатель, во-первых, овцы сейчас кормятся, им нельзя мешать, а во-вторых, вы без халата. Пока попейте с нами чаю, а потом мы вас проводим в сарай. Прошу всех пожаловать к нам!
