Евгений Дубровин - Глупая сказка
– Может быть, со временем меня включат в сборную страны, пошлют на Олимпийские игры. Будешь смотреть меня по телику.
– Тебя никогда не пошлют, – убежденно сказал Рис.
Меня неприятно задела такая уверенность.
– Почему же ты так считаешь?
– Бабушка говорит – у тебя нет способностей. Ты ленивый. Мало тренируешься. Много отдыхаешь. Лежишь на спине и думаешь. А Бабушка говорит, что думать спортсменам вредно. Почему ты не пошел в писатели? Бабушка же тебе говорила – иди в писатели. Сиди себе да пиши что в голову придет да деньги получай.
– Твоя Бабушка чересчур умная, – не удержался я от критики в адрес Бабушки.
– Да, – сказал Рис уверенно. – Бабушка умная. Она все знает. Я ее всегда слушаться буду. Ты вот не слушался и потому такой бедный.
– Что за чушь! – возмутился я. – Какой я бедный? Ты что плетешь?
– Чур не драться. За правду не бьют.
– Я и не собирался. Тем более, какой я бедный? У нас есть все, что необходимо.
– Нет, не все, раз денег не хватает.
– Кто тебе вбивает это в голову? Нам вполне хватает денег.
– Ты просто не знаешь.
– Что? – Я был глубоко оскорблен как глава семьи. – Как это не знаю? Я все знаю.
– Ага, все… Только поклянись, что никому… Я тебе как другу.
– Ну… никому…
– Бабушка с каждой пенсии дает Маме по тридцать рублей.
– Гм… Тридцать рублей, – я удивился. – Это зачем же?
– На меня. Чтобы мне лучше жилось.
Вон оно что… Сын открывал отцу семейные тайны… А Мама, значит, молчок. Получает каждый месяц пособие и помалкивает. Выходит, я и в самом деле несостоятельный человек.
Рис покосился на меня. Наверно, по моему лицу было видно, что я сержусь.
– Ладно, – сказал Рис. – Жить можно. Хочешь, я тебе про Дедушку расскажу? Я вижу, ты совсем ничего не знаешь.
– Давай.
Дождь шел ровно, не ослабевая. Он шумел только наверху ели, по лапам же вода спускалась на землю совершенно бесшумно. Только у земли длинные белые нити дождя заигрывали с травой, раскачивали верхушки молодых побегов, шелестели опавшей желтой хвоей. Большая тяжелая капля шлепнулась возле меня на сухой утрамбованный наст и стала расползаться темным бесформенным пятном. Если дождь будет идти долго, наверно, еловая крыша все же не выдержит.
– Так что ты хотел рассказать насчет Дедушки?
– Дедушку скоро выгонят с работы…
– Что ты опять плетешь?
– Чесслово. Он мне сам рассказывал. У него уже есть один строгий выговор.
Я был поражен. Дедушка всю жизнь работал хорошо, на одном месте, имел целую кипу почетных грамот и через два года собирался на пенсию. Ни о каком уходе с работы Дедушки у нас в семье не было и речи.
– За что же его собираются выгнать? – спросил я, чувствуя некоторую неловкость. Как-то нелепо получается: сын больше в курсе семейных дел, нежели отец.
– У него начальник новый. Заставляет его работать «налево», кирпич, доски возить, а Дедушка не хочет. Он хочет после работы со мной играть.
– За это и выговор?
– Не… Дедушка один раз за мной в садик заехал и ребят наших покатал… А начальник как раз мимо ехал на легковушке и увидел… А потом он нас с Дедой засек, когда мы в воскресенье в лес ездили. И хочет выгнать с работы.
– Ничего у него не выйдет, – заверил я.
– Из-за меня Деда с Бабой часто ссорятся. Кем мне быть. Баба хочет, чтобы я стал переводчиком, а Деда – чтобы колхозником. Представляешь? Простым колхозником! Трактористом! Ха-ха! – Рис рассмеялся. – А Деда знаешь как за них заступается! Он сам, когда молодым был, трактористом работал. Деда хочет, чтобы я в селе жил, чтобы у меня дом, огород был, а они бы с Бабой ко мне в гости приезжали. А перед смертью, может быть, и насовсем приехали. Деда хочет на деревенском кладбище лежать. Он говорит, что деревенские кладбища не пашут по сто лет, а городские – как двадцать пять лет, так и перепахивают. Или дома строят, или парк делают. Плохо ведь, когда над тобой дом стоит или танцплощадка будет? Правда ведь? А Деда говорит, что по деревенскому кладбищу только коровы ходят, а коров он не боится, даже приятно. Деда говорит: все что-то живое рядом будет. А Баба всегда сердится. Старым дураком его называет. Она сжигаться хочет…
* * *Войдя в калитку, вооруженные люди рассыпались по двору. Толстяк с ружьем через плечо, судя по повадкам, самый главный, направился к туалету, двое с ружьями в руках подошли к летней печи и стали деловито разглядывать ее. Один тяжело нагнулся и заглянул внутрь, что-то недовольно сказал товарищу.
Остальные трое, топоча сапогами, взбежали на крыльцо, застучали в дверь. Вернее, стучали двое, а третий, с большим охотничьим ножом, пристегнутым к поясу, держался за их спинами и кашлял в кулак сухим кашлем.
Двоих из этих трех женщина знала. Это были местные. Тот, что кашлял, работал егерем в их лесничестве. Второй, садивший кулаком в дверь, был самым страшным для нее человеком. Потом узнала она и толстяка.
Тяжело ступая, женщина вышла на крыльцо.
– Что надо, Захарович? – спросила она.
– Аль не знаешь, чего? – нахально заулыбался Наум Захарович. – Первый год, что ли, замужем? Принимай гостей, Васильевна. – И, нагнувшись к самому уху, шепнул: – Шприц-то пригодился?
* * *Сзади послышался шорох. Я оглянулся. Из травы на меня уставились два пристальных глаза. Два глаза, курносый нос и челка на лбу.
– Смотри, ежик… Только резко не шевелись. Спугнешь.
Рис осторожно повернулся. Ежик быстро глянул на него, сморщил нос, фыркнул, потом опять уставился на меня. Очевидно, по его соображениям, я был главной опасностью. Хотя, конечно, это было не так.
Ежик насквозь промок. С его носа капали светлые капли. На спине у него были наколоты два дубовых листа и маленькое сморщенное яблоко. Наверно, ежик спешил к себе домой, но не успел до дождя, спрятался под какое-то дерево, дерево быстро промокло, и ему пришлось искать более надежное убежище. Маленький водопад, лившийся с еловой лапы, отделял ежика от сухого пространства. Здесь можно отряхнуть лапы от грязи, просушить иголки, отдохнуть. Но два человека успели занять сухое место. Маленький человек еще ничего, не очень страшный, и голова его похожа на ежиную спину: слипшиеся после купания волосы торчали в разные стороны, как иглы, и нос курносый. Но вот большой человек… Сидит, раскинул ноги на половину сухого пространства, волосы гладкие, голос грубый, похож на медведя. Как двинет лапой – мокрое место останется.
Ежик сидел в двух метрах от нас, дрожал, морщил нос и фыркал. Наверно, он подхватил насморк. Дождь барабанил по траве, по листьям молодых березовых побегов, стекал прямо на ежиную спину. Ежик шевелил иголками, но это не помогало. Не защищали от дождя и два листа с яблоком. Ежик поджал правую лапку и умоляюще посмотрел на меня.
– Иди сюда, дурачок, – сказал я.
– Кис, кис, кис, – позвал Рис и поманил пальцем.
Ежик вздрогнул всеми иголками, прижал их и быстро-быстро засеменил лапками в сторону корня, под которым виднелось темное отверстие, набитое желтыми сухими иголками.
Когда ежик пробегал мимо меня, я демонстративно отвернулся. Ежик, наверно, облегченно вздохнул.
Большой человек, похоже, порядочный растяпа. Ну, а маленького нечего опасаться.
Как раз маленького-то и надо было опасаться. Лишь только ежик поравнялся с Рисом, как тот изо всей силы цапнул его за спину. Спина была гладкая, как морской камень, обкатанный волнами. Но Рисова рука не успела еще дотронуться до спины ежика, как тот мгновенно превратился в моток колючей проволоки. Рис взвыл от боли.
– Ах ты гад! – закричал Рис. – Колоться! Черт?
Разъяренный сын вскочил на ноги и стал оглядываться в поисках палки или еще какого-нибудь тяжелого предмета. Ежик, свернувшись в клубок, запугивающе шипел у его ног. Не найдя подходящего предмета, Рис поддал ногой ежа, как футбольный мяч, и зашвырнул его в березовые кусты.
– На! Получай!
Рис сел на прежнее место и стал рассматривать руку, которой он цапнул ежа. На указательном пальце виднелась бусинка крови.
– До крови гад укусил!
– Не он тебя, а ты его.
– Он! Я хотел только погладить его по спине.
– Диких животных не гладят по спине.
– Это почему же?
– Дикие животные никому не верят. В том числе и человеку.
– Теперь будет верить, – мстительно сказал Рис.
– Наоборот. Раньше он, наверно, немножко верил людям, иначе бы не вылез из травы. А теперь верить не будет. Раньше он думал, что его враги волк и лиса, а сейчас к ним прибавился человек.
– Пусть прибавился, – буркнул Рис. – Не будет следующий раз колоть невинного человека.
– Он просто испугался и свернулся в клубок. А ты его саданул ногой. Наверно, весь бок отбил. У него и так насморк был. Слышал, как чихал?
– Пусть насморк… У меня тоже насморк, – Рис неестественно чихнул.
– Я не знал, что ты такой злодей. Не любишь животных.
– Люблю. Я всегда по телику «В мире животных» смотрю.
