Николай Стариков - Донольцы. Повесть о первых людях каменного века на Дону
Все что можно было отрыгнуть за борт из съеденного за завтраком, выброшено, об обеде никто даже не помышлял, имевшие свойство промокнуть вещи, промокли. С этим итогом путешественники с мрачным видом, но с большой радостью молча сходили по трапу на землю Порккала, хотя и не родную, но долгожданную. Говорят, моряки на берегу ходят вразвалку, пошатываясь, как бы форсят. Верить первому надо. Я по твердой каменистой почве Порккала-Удда шел и чувствовал себя неуверенно, ставил ноги шире обычного. А всего-то шли девять часов, вместо шести положенных при нормальной погоде. Капитан на выходе с трапа поздравлял каждого пассажира с благополучным возвращением на землю. Говорил, что волна была до девяти баллов, а ветер пытался порвать снасти со скоростью около двадцати пяти метров в секунду. К этому времени вновь приветливо светило солнце, в тихой бухте, будто извиняясь за причиненные невзгоды, невысокая волна мягко катилась вдоль борта ПМШ. Два дня потом вся природа шевелилась в моих глазах, не было аппетита и поташнивало. Уж не знаю, как потом выступали артисты, но вряд ли их танцы отличались задором.
В бытность юношескую мечтал стать моряком. Форма красивая. Весь мир можно посмотреть. Любимый мой дядя, Николай Михайлович, служил на Тихоокеанском флоте, китель мне подарил, который я носил с гордостью. Желания мои разгорались. Во время очередного отпуска он сказал, что не советует мне идти в военно-морское училище. «Моряком надо родиться, — были его слова, — нужно призвание, а из-за одной формы не стоит огород городить». Послушался, тем не менее, сожалел. А где-то в открытых водах Финского залива, среди волн-великанов, рева ветра в снастях и звуков скрипа, неизвестно откуда исходивших, окончательно убедился в правоте маминого брата. Девятый вал существует, как таковой, но видеть это страшилище лучше на известной картине Айвазовского. Флотская служба под силу и в радость лишь очень мужественным людям.
— Военно-морская база сейчас существует — спросил я, — или ее уже нет?
— Ну, темнота! — Кречет с обидой поглядел на меня. — Так и быть расскажу, хотя своим вопросом ты мне настроение испортил.
— База-то закрытая, — первое, что пришло в голову для оправдания собственной неосведомленности.
— Ладно, уж. Порккала-Удд был взят Советским Союзом в аренду на пятьдесят лет для контроля входа из Балтийского моря в Финский залив. Десять лет военные строители возводили железобетонный укрепрайон, сформировалась инфраструктура базы. Тысяча девятьсот пятьдесят пятый год, разгар «Холодной войны», созданы агрессивный блок НАТО с громадным военно-морским флотом, другие военные структуры вокруг СССР. По распоряжению Хрущева ВМБ Порккала-Удд была ликвидирована. Недоумение всего офицерского состава не только базы, но и Балтийского флота было беспредельным. Но приказ, есть приказ.
В один из августовских дней, с утра пораньше, по «тревоге» весь командный состав полка был собран в клубе. Присутствовал начальник политотдела дивизии. Без вступительного слова он объявил: «База Порккала-Удд ликвидируется. В течение пяти дней семьи офицеров должны быть переправлены на «Большую землю». Через две недели нам следует передислоцироваться в летний лагерь Ленинградского военного округа для расформирования. Вопросы мне не задавайте, у меня их не меньше, чем у каждого из вас».
— Расскажи, что с базой-то стало?
— Когда наши войска выводились из Германии и других стран бывших «друзей» после развала СССР, процесс был очень похожим на поспешное отступление. Это был повтор событий в Финляндии. Мы тогда в срочном порядке сколачивали ящики для отправления скромных офицерских пожитков. В течение трех дней со слезами женщин и плачем детей семьи убыли кто поездом до Ленинграда, другие военным транспортом в Таллинн. Обжились люди, оставили после себя бесхозных кур, цыплят, а иные уток и гусей. Мужчины с раннего утра до позднего вечера находились в подразделениях, да и кормить птиц было нечем. Оставшиеся кошки, их брать с собой не разрешалось, переселились в сараи, там крысы водились в изобилии.
Подразделения жили суетливой напряженной жизнью. В срочном порядке из самоходно-артиллерийских установок изымался боекомплект, отвозился на склад арттехвооружения полка, туда же отправлялось стрелковое оружие и боеприпасы, гранаты, противогазы, Все это консервировалось, укладывалось в ящики под личным наблюдением командиров подразделений. Решалась еще одна задача. Огню предавались деревянные изделия, которые успели смастерить, изготовить, соорудить солдаты, офицерские семьи за десятилетие. Стулья, столы, скамейки, загородки, самодельные легкие ангары для укрытия боевой техники от непогоды и другое имущество, способное гореть, летело в костры. Языки пламени поднимались до вершин деревьев. В полку демонтировались долговременные огневые точки, после чего железобетонные сооружения взрывались. Взорвано было и пулеметное ДОС, что располагалось рядом с нашим «гарнизоном». Осматривал я подорванный объект, с небольшой затратой труда его вполне можно было восстановить в качестве погреба, другого хранилища. Финны, надо полагать, с большой радостью принимали оставленные им подарки.
Уже через неделю началась эвакуация боевой техники. Танки, самоходно-артиллерийские установки, гаубичный и зенитный артполки со всей базы стянулись в Сиунтио. На второй день, с утра, повезло: мы погрузили свои САУ на платформы, поезд ушел, личный состав батареи, дивизиона безоружный, в подавленном настроении возвратился пешим порядком в свою казарму на голые металлические кровати. Вещевое имущество к тому времени тоже перекочевало на склады полка. Этим же вечером наш дивизион поездом покинул пределы Порккала-Удца. В ходе расформирования дивизии и полков самоходные установки моей батареи были переданы Одесскому военному округу. Грустно было смотреть, как наши родные самоходки с чужими механиками-водителями уходили на погрузку, а потом из России. Я бы и сейчас узнал рокочущий звук работающего двигателя V-2 своей машины.
При расформировании нашего полка до восьмидесяти процентов офицеров было демобилизовано, личный состав батареи поодиночке передан для прохождения дальнейшей службы в части и подразделения Балтийского флота.
Мне ни единого раза не приходилось читать каких-либо материалов или видеть по телевизору передачи о ВМБ Порккала-Удд. Затерялась она в дебрях истории, будто ее и не было. Ты тому наглядный пример со своими познаниями. А она существовала и оставила след в судьбах многих людей.
ЗНАХАРЬ
В бытность свою в качестве инженера довелось трудиться в одной из исправительно-трудовых колоний строгого режима. Работа в промышленной зоне по содержанию мало чем отличается от производственного процесса в других условиях. У станков и верстаков осужденные становятся обычными рабочими, инженерно-технический состав осуществляет руководство по выполнению плановых заданий. Ежедневно и тем и другим приходится совместно решать многие организационные вопросы. В кабинет к инженеру заходят бригадиры за уточнением заданий, для инструктажа по технике безопасности, с жалобами на нехватку материально-технических средств, с рационализаторскими предложениями. Многие проблемы решает он, но только в рамках собственной профессиональной компетенции. Интересоваться статьей УК, опрашивать осужденного, за какие такие грехи он попал в колонию строгого режима, не принято. Заранее известно — «осудили его несправедливо», в действительности он человек хороший. Не дело инженера увлекаться ненужными разговорами. Но права логика: «Нет правил без исключения».
Однажды, когда в моем кабинете не было посетителей, в дверях появился зек, так называют себя сами осужденные. Эдакий тщедушный на вид человек. Невысоко роста, худощавый, с темным лицом, наголо постриженный, он был таким, как и многие другие в одинаковой лагерной одежде, трудноразличимым в общей массе колонистов.
Я вопросительно поглядел на посетителя, ожидая от него какой-либо жалобы на бригадира, отсутствие материалов для работы, длительный простой не отремонтированного станка. Осужденный несмело переминался с ноги на ногу, не решался заговорить первым о цели посещения моего кабинета. Весь его облик выдавал крайнее смущение, растерянность, ладони непроизвольно вращали снятую шапку. Обычный зек, но с живым умным взглядом, чего нечасто встретишь в колонии. После приглашения сесть он посмотрел по сторонам, будто опасаясь, что кто-то мог подслушать, заговорил.
— Мне известно то, чего ученые до сего времени понять не могут, — сказал зек.
Как бы в ожидании, что ему не дадут времени закончить мысль, начал торопливо, загибая пальцы, перечислять неразрешенные проблемы науки.
— Могу пояснить, как возникла материальная вселенная, суть гравитации, черных дыр, что есть душа и жизнь, — выпалил он на едином дыхании и показал зажатые в кулаке пять пальцев.
