Вечные хлопоты. Книга первая - Евгений Васильевич Кутузов
— Отец, — отвлекла его мысли Клава, — я зайду в госпиталь попрощаться. — И покраснела.
— Зайди, зайди, — разрешил он.
Клава ушла.
«Обещать нельзя, а приеду сюда обязательно, — впервые сказал себе Антипов. — Вот будет отпуск — и приеду». Это успокоило немного...
* * *
Клаву в госпитале ждали.
Раненые совали подарки, больше все сахар «для племянницы», а старшая сестра от имени медицинского персонала преподнесла объемистый сверток. (Дома обнаружилось, что в нем были шелковое белье и фильдекосовые чулки!) Главный врач, встретив Клаву в коридоре, долго жал ее руку.
— Не забывайте мой совет: непременно учитесь!
— Спасибо, Константин Танеевич.
— Выполните мое пожелание — это и будет вашей благодарностью. И счастливого вам пути!..
В палате, где лежал Анатолий, она задержалась надолго. Не так просто оказалось уйти отсюда. С каждым из девяти раненых нужно было попрощаться в отдельности, каждому сказать и от каждого выслушать добрые, напутственные слова, в последний раз поправить сбившуюся простыню, взбить подушку, расправить в пододеяльнике байковое одеяло — комкаются очень.
— Бросаешь нас, Клавочка! — полушутя, полусерьезно говорили раненые и поодиночке, незаметно выходили из палаты.
И остались они вдвоем, она и Анатолий.
— Ну, вот... — сказала Клава.
— Да. Уезжаешь, значит...
— Ты не сердись на меня, — попросила она. — Я сейчас ничего не могу тебе сказать...
— Я не сержусь.
— Мы сегодня едем.
— Я знаю.
— Напиши мне... — Она опустила глаза.
— Куда?
Клава достала из кармана приготовленную бумажку с адресом Кострикова и протянула Анатолию.
— Это папин друг. Мне передадут. Ты припиши на конверте, что для меня.
— А ты ответишь?..
Она кивнула.
Анатолий поднялся на костылях и склонился к ней, хотел поцеловать ее на прощанье, а она скользнула в сторону, выбежала из палаты и побежала по коридору. Ей казалось сейчас, что коридор неимоверно длинный, потому что сильно и почти необоримо было желание вернуться назад, распахнуть дверь в палату и крикнуть еще два заветных слова: «Люблю тебя!..» Но, признавшись в этом, сказавши эти слова, где бы она взяла достаточно мужества, чтобы оставить любимого?..
Вечером, на станции, Клаве почудилось, что среди толпы у вокзальной стенки, поддерживаемый товарищами, стоял Анатолий. Но скорее всего, ей именно почудилось это, потому что хотелось, чтобы было так...
— Заметно убыло нас, дочка, — сдавленным голосом проговорил Антипов, когда мелькнули и погасли за окном последние городские огни. — Втроем, выходит, остались.
— А Таня?
Он не ответил.
— Увидишь, все будет в порядке, я чувствую!
— Дедушка, — дергал его за руку, спросила внучка, — мы долго будем ехать?
— Долго, — улыбнулся он. А Клаве сказал: — Может быть, и вернется Татьяна, объявится. Только наша она — и не наша. Найдет хорошего человека... Молодая, что ей! И останемся мы, дочка, вовсе с тобой вдвоем...
— Ты думаешь, что она заберет Наташку? — Клава в испуге прижала племянницу к себе, ласкала ее.
— Ладно, ладно, — строго сказал Антипов, хмурясь. — Поживем — увидим. Все как-то устраивается, пока люди живы, все образуется.
У него еще была большая забота, которая за другими как бы временно отодвинулась, а теперь требовала немедленного решения. Забота эта была о том, где они станут жить... Если б не внучка! Для Клавдии-то также нашлась бы койка в общежитии. Может, устроилась бы вместе с Надей, подружились бы. Работать ведь на завод пойдет.
Не хочется, кто бы знал, как не хочется, а придется, видно, стеснить людей, остановиться пока у Кострикова. Хоть на несколько дней. Потом внучку отдадут в круглосуточные ясли, а сами с Клавдией перейдут в общежитие. В завкоме, надеялся Антипов, ему не откажут с яслями. Не так уж часто он просил за себя. А пожалуй, и вообще никогда не просил. Тесновато, конечно, у Костриковых (он и Екатерину Пантелеевну называл заодно Костриковой), однако он сам может и не останавливаться у них, а только дочка с внучкой.
Подумав об этом, он успокоился немного. Как-никак есть дом, куда можно пойти с поезда. А это пока что главное.
ГЛАВА XIII
Дорога сложилась удачно. В Свердловске через комнату матери и ребенка сразу удалось закомпостировать билеты, и в тот же день Антиповы сели на ленинградский поезд.
На пятые сутки были дома.
— Прибыли вот... — подталкивая внучку вперед, сказал виновато Антипов Кострикову, который открыл дверь. — Не пустишь, Григорий Пантелеич, пожить немного моих?.. А то хоть на вокзале ночуй, а девчонка устала по поездам да по вагонам...
— Почему не пустить? — ответил Костриков, вроде как с сомнением или с растерянностью. — Проходите, проходите, что на пороге остановились! Я, Захар, сам знаешь, всегда гостям рад... Катя не знаю как, а по мне живите. Она хозяйка, обождем ее, что скажет. Раздевайтесь пока... А сам все отворачивал лицо, не смотрел прямо, и глаза его смеялись, были лукавыми.
Антипов насупился. Не ожидал он такого приема. Нет, не ожидал. Была у него уверенность, что и вопросов никаких не возникнет. Ошибся, выходит?..
— Может, и не понадобится, — глухо проговорил он, беря внучку на руки. — Я это на всякий случай, мало ли...
— Конечно, конечно, — сказал Костриков. — Я тебя понимаю, Захар. Как доехали?
— Спасибо. Хорошо доехали.
— Теперь в поездах, говорят...
— Да нет, ничего.
В это время как раз вбежала в квартиру Лена. Увидев Антиповых, удивленно воскликнула:
— Они уже приехали?!
Костриков делал ей какие-то знаки, а она не обращала внимания или не замечала.
— Как же это?.. Мы не успели все прибрать, дядя
