Суннатулла Анарбаев - Серебряный блеск Лысой горы
— Потому что человек не желает умирать, жизнь его очень коротка.
— Какая же связь между короткой жизнью человека и долгой жизнью религии?
— Очень большая, — Назаров усмехнулся, посмотрев на шагавшего рядом Шербека. — Вы знаете, что даже Чингис-хан, захвативший полмира, перед смертью с ужасом подумал, что он ничего не видел. Даже бедняк, не наедающийся досыта, даже нищий-слепой хочет прожить подольше. Потому-то человек создал в своем воображении рай и ад.
Кто и как пользуется легендой о «потустороннем мире», вы знаете. Сытый наставлял голодного: если не насытишься в этом мире, то восполнишь там! У Нигоры есть дедушка. Раньше, когда работал, о молитве, постах даже и не вспоминал. Сейчас на пенсии, свободен, не знает, что делать. Постарел, и смерть перед глазами маячит. Теперь даже поздно ночью его можно найти у имама за беседой. А возвратится домой — зубрит коран или плачет, читая книгу «Нодирил мехрадж», где описывается путешествие Магомета на одну ночь на тот свет. Мечтает попасть хотя бы в один рай из семи. Жалко мне беднягу, а чем помочь — не знаю. Чтобы забыть тот свет, человек должен отказаться от иллюзий бессмертия. А сделать это, ох, как трудно, Шербек!
По-моему, есть два оружия, которые могут загнать религию в могилу. Первое — резкое улучшение жизненного уровня, второе — повышение духовного уровня людей, то есть глубокое освоение народом материалистической науки, марксистского мировоззрения.
— Как вы думаете, если для начала проведем для всех колхозников лекцию на атеистическую тему. Выступим мы с вами, пригласим кого-нибудь из врачей. Но будет ли этого достаточно? — спросил Шербек.
Говорят же: «Сухое слово не нравится уху». Вот я и говорю: нужны доказательства, чтобы подкрепить каждое наше слово. Давайте поищем их, эти доказательства!
Глава девятая
Решительное наступление на религию требовало серьезной подготовки, а время стояло горячее. Начался сбор урожая, подготовка пастбищ к зиме, и все были заняты по горло. Назаров руководил сбором винограда, Шербек, закончив сдачу зерна, вместе с ремонтной бригадой отправился в дальние кошары.
Иногда он по нескольку дней не появлялся в Аксае, а когда приезжал — обязательно ждала какая-нибудь неприятность. Ему уже казалось, что с тех пор, как он стал председателем, не обходилось дня без какого-нибудь происшествия, которое портило настроение. Месяц назад, например, с гор принесли весть: у овец пухнет вымя, не змея ли сосала? Нагрузив хурджум ветфельдшера камфарой, новокаином, пенициллином, Шербек направил его в горы,
— Насчет змеи все это глупости, — сказал он фельдшеру. — Видимо, мастит. Но если мы не захватим вовремя, может погибнуть много овец. Овцам, чувствующим себя получше, смазывайте вымя камфарой. Тем, у кого вымя распухло, потрескалось и загноилось, опрысните пенициллином.
Ну, а если бывало так, что на работе все в порядке, обязательно что-то случалось дома. На днях вернулся домой, смотрит — в комнатах нет света, только в очаге маленький огонек. Мать жарит в масле тесто.
— Сегодня, сынок, вечер священной пятницы! Садись, я прочту из корана. — Так и сказала.
От злости Шербек застыл как вкопанный, потом быстро повернул выключатель. Закопченный очаг озарился ярким светом. Мать всплеснула руками.
— Ой, чтоб мне пропасть! Что случилось?
Шербек посмотрел на седеющую голову матери, ее встревоженные глаза, и вся злость его пропала.
— Эх, мама... — только и сказал он, опускаясь около нее на колени. Он обнял голову матери и, нежно поглаживая седые волосы, поцеловал ее морщинистый лоб.
— Ты же меня чуть не убил, — сказала мать со слезами на глазах. — Ты всегда такой. Только и знаешь, что пугать...
— Мама, а вы любите меня? — неожиданно спросил Шербек.
— А разве есть у меня еще кто-нибудь? — Мать всхлипнула, отирая глаза кончиком марлевого платка.
— А почему же вы меня обижаете?
— Ой, как же это? — встрепенулась мать.
— Почему втайне от меня ходите к мавзолею Гаиб-ата?
— Было у меня кое-что для святого... приношения... чтобы отвел все несчастья от твоей головы. Ты не знаешь, есть такие нехорошие глаза, которые вышибают из седла.
— От плохих глаз, мама, можно избавиться, а от плохих слов — труднее. Пойдут из уст в уста — не остановишь.
— Что я сделала, сынок, чтобы пошли нехорошие слова?
— Мама, ваш сын коммунист. Разве не могут ему сказать: как же ты будешь воспитывать других, если не смог перевоспитать свою мать? Ты не коммунист, ты двуличный человек!
— Ой, чтоб мне пропасть!
— А вы знаете, кто убийца моего отца? Те, которые лижут пыль мавзолея Гаиб-ата. Вы собственными руками кормите убийц отца...
И вот так изо дня в день — одна неприятность за другой. Может, это от его неопытности? Может, люди не признают: дескать, молодой, зеленый еще, авторитет не заработал?
«Авторитет, авторитет! — вдруг разозлился Шербек. — Что же, я должен убивать все свои чувства, раз стал председателем! Из-за авторитета должен забыть веселье, смех?! Кому нужен такой искусственный авторитет?» Как-то поздно вечером завернул в больницу, знал, что дежурство Нигоры, но, как назло, вырос словно из-под земли Акрам. «О-о, Шербек Кучкарович! Что это вы ночью пожаловали? Прошу вас!» Будто пойманный с поличным, растерялся. Спросил о здоровье Ходжабекова. Но Акрам, конечно, догадался, лиса!»
Задумавшись, Шербек не услышал, как в дверь постучали. Вошел Назаров. Он поздоровался без своей обычной улыбки, тяжело опустился на стул и вздохнул. Шербек понял, что агроном чем-то расстроен.
— Устали? — спросил Шербек.
— Что будет дальше, если уже сейчас я буду уставать! Настоящая работа еще только начинается.
— Я смотрю: настроение у вас что-то...
— Действительно, я сегодня не в духе.
— Почему?
— У меня всегда портится настроение, когда сталкиваюсь с какими-нибудь живучими привычками прошлого. Больше четверти века существует у нас в Аксае колхоз, а люди все еще делят: это мое, а это колхозное. В колхозе работают спустя рукава, цепляются за свои приусадебные участки.
— Сегодня вы встали с левой ноги, — пошутил Шербек.
— Когда утром меня провожала жена до калитки, не было на свете счастливее человека! С этими радостными мыслями и пошел я на виноградник. Но подсчитал урожай, и настроение испортилось. В среднем получается по пятнадцать центнеров с гектара. А зашел рядом в садик к колхознику, так у него не меньше ста центнеров с гектара можно снять. Вот и думаю: колхозники в своих виноградниках получают по сто, а колхоз по пятнадцати центнеров с гектара. Почему так?
— Почему? Да просто плохо ухаживали.
— Если сказать точнее — совсем не ухаживали. Кое-как собрали урожай, а потом забросили до следующего. Те, кому положено присматривать, махнули рукой: «Мое, что ли? Будет — будет, не будет — травой порастет!» Если бы свое было, дни и ночи рыхлили бы землю. Виноградник был заложен в тридцать шестом году. На каждый гектар высадили тогда по тысяче черенков виноградной лозы. Посчитайте, сейчас и половины нет. Допустим, что многие лозы состарились. Но их можно выкорчевать и посадить новые. Если доверить виноградник этим бессовестным, могут порубить и пустить на дрова!
— Колхозники не такие уж плохие люди, как вам кажется...
— Я не говорю ничего плохого о колхозниках… И вы и я тоже ведь колхозники. Конечно, нынешний колхозник совершенно отличается от того единоличника, который был четверть века назад. Но все-таки думает о личном обогащении...
— Частная собственность в крови у крестьянина. Нужны многие годы, чтобы изменить это. Это не мои слова. Это Ленина слова.
— Шербек! Не это хотел я от вас услышать. Ленин не говорил, что жадность крестьян к земле и собственности отомрет сама собой, что нужно сидеть сложа руки!
— Мы же не сидим сложа руки?
— Советская власть дала крестьянам землю и воду. Дала тракторы и машины. Обучила грамоте и добавила ума. Объединила в артели. Но успех артели зависит во многом от председателя, от актива вокруг него. Давайте возьмем тот же пример с виноградом. Вынесет колхозник свой собственный виноград на базар продавать — денежки в карман. А в колхозе в конце года получит что-либо или нет, точно не знает. Нет твердой уверенности. Если бы колхозник за свой труд в сельхозартели получал больше, чем от своего приусадебного участка, от своего скота, то понятие «это мое, а это колхозное» очень скоро перестало бы существовать...
В этот момент у порога появился Суванджан. Вид у него был очень виноватый, но от всей фигуры, от круглого, румяного лица веяло такой свежестью и здоровьем, что Назаров с восхищением подумал: «Вылитый Бабакул». А виноватым Суванджан чувствовал себя потому, что раньше положенного срока возвратился со своей отарой с горных пастбищ. Пока Суванджан нерешительно топтался у порога, из-за его спины в дверь проскользнул Саидгази. Бросив уничтожающий взгляд на парня, он с возмущением начал:
