Ефим Зозуля - Мастерская человеков (сборник)
И, как это всегда бывает почти во всех крупных предприятиях, по основным вопросам, касающимся непосредственной деятельности, говорили мало, а главная энергия уходила на переживания неприятностей и посильные попытки их уладить.
Неприятности же начались с первых дней работы Мастерской Человеков в новом помещении.
Как только Капелов перенес верстак и все препараты, Латун приступил к выполнению заказов.
Первым был сделан святой проповедник с шелковистой бородой. Из-за новой ли обстановки или заразившись от Кнупфа и Ориноко надеждами на будущее, но, так или иначе, святой мог испытать на себе блага непонятной внезапной щедрости Латуна. Шелковистую бороду он приделал сам и сам купил ее у парикмахера! И как увлекся старик этим делом! Два раза он бегал к лучшим парикмахерам города, чтобы ознакомиться с новейшими фасонами бород и чтобы совместить самый модный фасон с благопристойным видом духовного лица.
Действительно, борода получилась исключительная.
Она была и шелковистая, и волнистая, и красивая, это была именно такая борода, которая должна была сводить с ума женщин, и в то же время обладавшая той Романтической Небрежностью, которая должна напоминать о страданиях святых отцов. Секретарь общины успел объяснить Латуну, когда речь шла о подробностях заказа, что без изящных напоминаний о страданиях религиозных основоположников проповедники никак не нравились дамам. О требованиях заказчика Латун также хорошо помнил, когда создавал все остальные части проповедника. Он был сделан доброкачественно и во многих отношениях даже слишком щедро. Капелов даже хотел было остановить пыл Латуна, но у него не хватило решимости это сделать, а потом уж было поздно: святой чувствовал себя слишком хорошо, чтобы оставаться в Мастерской… Этого можно было ожидать: как только он был закончен, его и след простыл…
Латун огорчился не на шутку. Его первая щедрость была жестоко наказана. Чего только он не пожалел для этого мерзавца! Какими только качествами он не наделил этого альфонса и сутенера! Для чего же он так старался? И не то было жалко, что зря пропало столько материалов, столько доброкачественнейшего мяса, костей, мышц и прочего, а пугало опасение, что негодяй натворит невероятных бед. Ведь он так красив, мерзавец! Скольких женщин он сделает несчастными!.. Он, несомненно, проберется в высшее общество. Сколько будет скандалов! Ведь черт знает что он может натворить… Латун думал его проверить, прокорректировать, умерить его до нормальных пределов, но, очевидно, именно это и заставило бежать прощелыгу.
Латун был, что называется, вне себя. Но долго огорчаться было некогда. Неугомонный Кнупф морщился, выслушивая причитания и раздраженные речи Латуна по поводу сбежавшего святого.
Дня через два Кнупф пригласил Латуна в нижний этаж, где ждал человек, понимавший толк в гениях, в частности – в гениальных певцах. Жизнь не ждала. Новые обстоятельства приходили на смену существующим.
– Что такое? – спросил Латун, не умея отвлечься от горестных переживаний по поводу побега святого. Что такое? Какой человек? Где вы его нашли?
Решительность Кнупфа в подборе людей была исключительна. Он по вечерам, а часто и после обеда бывал во всевозможных кабаках и в одном из них наткнулся на специалиста по постановке великих басов, теноров и сопрано.
Кнупфа заинтересовала речь этого человека, утверждавшего, что без него не одному великому певцу пришлось бы. расстаться со своими успехами. Его профессия заключалась в том, что он разъезжал по Европе и не только ставил голоса у начинающих певцов, но одному ему ведомым способом исправлял голоса и у знаменитостей. Он утверждал, что учил говорить двух артистов императорского театра, которые совершенно разучились пользоваться этим свойством человеческой породы. Они могли говорить только фразами из своих ролей и вынуждены были влачить жалкое существование, так как люди не понимали, чего они хотят, выслушивая не к месту произносимые реплики и монологи. Несчастные изо дня в день играли в пьесах, имевших многолетний успех.
– Что касается гениальных певцов, – хвастливо говорил он в кабачке случайным слушателям, – то одного я учу петь каждое утро, и когда я. не проделываю с ним, что нужно проделывать, он просто блеет, как баран. Стоит мне только не прийти к нему, как он не выступает на концерте.
Кнупфа заинтересовал необыкновенный специалист, и он со свойственной ему решительностью пригласил его работать в Мастерскую Человеков.
– Все, что вам нужно, вы будете иметь, – сказал Кнупф. – Наша Мастерская прекрасно оборудована. Вопервых, вы сами нуждаетесь в основательном ремонте. Гусиная кожа, которая обтягивает ваши челюсти, вряд ли вам придает много уверенности в жизни. Думаю, что количество девушек, способных заинтересоваться вами, чрезвычайно невелико. Или вы намерены отрицать это? Затем мешки под глазами говорят о том, что у вас неладно с почками. И вообще многих певцов вам надо научить петь и многих актеров говорить по-человечески, чтобы заработать деньги, необходимые для вашего оздоровления и обновления. Мы же вас подновим бесплатно. Во-вторых, вы будете получать солидный процент с каждого сделанного певца. Это, несомненно, во много раз превысит все ваши гонорары, которые вы получали от этих ваших блеющих певцов и разучившихся говорить старых попугаев. В-третьих, работа вам будет предоставлена только чистая. Вашим делом будет только установление голосовых связок и нужная их натяжка. Черная работа, то есть приготовление всего человека, будет проделана другими. Вы этого не умеете, и вообще в моей Мастерской существует разделение труда… Со временем я думаю ввести конвейерную систему.
Кнупф сделал ошибку, называя Мастерскую Человеков своею. Это было опасно прежде всего потому, что его молодой возраст и облик мало соответствовали руководящей роли в таком сложном и серьезном предприятии. Впрочем, тон Кнупфа, его хмурая уверенность, насупленные брови и твердый голос заставили верить ему.
Исправитель певцов беседовал с ним около часа, встретился с ним и на другой день, и в конце концов Кнупф привел его в Мастерскую.
Теперь он торопил Латуна:
– Да идите же, поговорите с ним.
Он выражал явное и немного непочтительное нетерпение. В самом деле, так нельзя. Арендован дом, штат растет, расходы огромны, а заказов нет! Старик же возится с какой-то чепухой. Беспомощность и канитель! Святой сбежал, с девушки за жениха взяли по знакомству мало, преданный рабочий еще не сделан, да и трудно сказать, что из этого выйдет – кто знает, как делается преданный хозяину рабочий? Существуют ли вообще преданные хозяевам рабочие? Благоразумный предприниматель условился заплатить только после того, как он убедится, что заказанный рабочий действительно предан. Вообще, забот много, а денег не видно.
Латун, еще немного повздыхав по поводу сбежавшего святого, пошел вниз нанимать делателя певцов.
– Какая сволочь! – не мог он успокоиться, спускаясь по лестнице и вспоминая святого. – Я еще сам ходил покупать для него шелковистую бороду…
Внизу ждал человек, приведенный Кнупфом.
– Познакомьтесь, – сказал Кнупф. – Это мосье Батайль.
– Очень приятно, – сказал Латун, со скукой разглядывая невзрачную фигуру с большой головой и морщинистой кожей на лице. – Так вы желаете у нас работать?
– Что ж, можно попробовать. Мосье Кнупф нарисовал такие перспективы, что, если они сбудутся только наполовину, наше предприятие можно будет считать блестящим. Не правда ли?
Латун довольно грубо перевел разговор на деловые рельсы:
– Что вам для этого нужно? Что вам вообще нужно для работы?
Батайль нагло повел плечом и выставил ногу;
– Видите ли, мы условились, что вы будете давать мне готовых людей. Я людей делать не буду. Я этого не умею. И, признаться, не хочу делать. Я людей, вообще говоря, не люблю. Вы давайте мне готовых, а я в них буду вставлять голоса. Вот и все. Но имейте в виду, что в какую-нибудь мразь я голоса не вставлю. С голосовыми связками и барабанными перепонками всякой шпаны я возиться не стану. Я слишком уважаю для этого свое ремесло. Если вы не умеете делать красивых, рослых, импозантных и интересных людей, так лучше меня не приглашайте. Выпускать на сцену карликов и разных шутов гороховых не стану. Какой это будет иметь вид? Вот недавно выпустили какого-то урода. Ноты закрывали почти целиком его ноги. А когда он повернулся, чтобы уйти, публика ясно увидела, что его голову от задницы разделяет совсем коротенькое расстояние! Безобразие какое! Нет, певец должен быть высок и красив. Недавно вот еще выпустили одного идиота, так тот…
Кнупфа и Латуна одинаково раздражала неуместная болтовня этого типа. В ней было что-то нестерпимо нахальное. Разве так начинают деловой разговор? Кто ему предлагал уродов? Для чего это забегание вперед? Для чего этот задиристый тон?
