Анатолий Емельянов - Разлив Цивиля
Остается задача уломать Кадышева. Но он его-таки уломает. Видел он их на своем веку, таких правдолюбцев, и знает, сколько их сушеных на фунт идет! Скольких он принимал на работу продавцами, и каким бы идейным ни был — до первой растраты. Потом делаются шелковыми. Объездим и Кадышева. Жизнь, товарищ Кадышев, — не чистый лист бумаги, где можно сочинять и выводить, что твоей душе хочется. Жизнь — уже исписанная книга, и если хочешь что-то изменить, надо научиться вычеркивать и дописывать…
Обложившись подшивками газет, Трофим Матвеевич допоздна засиделся в своем председательском кабинете. Написать обращение — это тебе не огурец с грядки съесть и не протокол заседания правления оформить. Обращение будет напечатано на первых страницах республиканских газет на русском и чувашском языках. И потом сколько еще раз о нем будет упомянуто, сколько месяцев, а может и лет будет склоняться фамилия Прыгунова как инициатора, застрельщика, запевалы, сколько лет она, эта фамилия, будет мозолить глаза всяким-разным колхозным маршалам…
Позвонили со станции, сказали, что завтра утром прибудут три вагона удобрений.
Очень хорошо! Какой колхоз еще получал столько золота за один раз?! С удобрениями нам по плечу любое обязательство. Завтра же надо собрать общее собрание и все решить. А чтобы людям не месить грязь — соберем-ка его рано утром, часов в шесть. По морозцу придут все, за час управимся, а в семь, прямо с собрания — на работу.
Собрание немного затянулось, но это бы еще полбеды. А вот опять Кадышев поставил ему подножку — это уже не на шутку начинало сердить Трофима Матвеевича. И как это он сразу не раскусил этого молокососа, еще когда только парторгом намечали!.. Дед Мигулай туда же полез на трибуну. Нет бы сказал два слова с места — полез вперед. Всего и сказал-то:
— Незачем столько земли под горох занимать, если он у нас растет, как волосы на моей голове, — и наклонил свою глупую лысую голову перед собранием, будто до этого его лысины никому и видеть не приходилось.
Ну, конечно, хохот пошел, шуточки посыпались, и все, что он, председатель, только что говорил, все это мигулаевская лысина закрыла.
Мигулай дал запевку, а Кадышев подтянул. Этот уже вышел на трибуну с цифрами в руках: сколько собирали гороха и год, и три, и пять лет назад… Надо сказать в бухгалтерии, чтобы без моего разрешения никому никаких цифр не давали! А то получается, что сами же ими по себе и бьем…
Ну, правда, сам же Кадышев ему, Трофиму Матвеевичу, и помог. Конечно, хотеть он этого вряд ли хотел, просто по молодости, по глупости нечаянно помог. Он предложил площади под горохом за счет пара увеличить вдвое и, удобрив их, вдвое же повысить урожайность. А это как раз то, что Трофиму Матвеевичу и надо. Одно плохо: собрание вел вроде бы председатель, а шло оно не за председателем, а за Кадышевым. Это же просто так получилось, что Кадышев как бы линию председателя провел. На самом-то деле он гиул свою собственную линию, а Трофиму Матвеевичу только останется радоваться, что его линия совпала с кадышевской. А если в чем другом не совпадет?..
В коридоре послышались шаги, шум, смех. Открылась дверь, и в кабинет, один за другим, начали заходить бригадиры. Вместе с бригадирами пришел и Павел.
— Подпишите обращение, сегодня надо отправить.
Трофим Матвеевич положил переписанное начисто обращение на край стола. Бригадиры по очереди подходили и, не читая, подписывались. Последним подошел Кадышев, подставил стул, начал читать. И вскоре же потянулся к ручке, воткнутой в прибор, и начал исправлять ошибки и неправильные обороты.
— Зря стараешься, — усмехнулся Трофим Матвеевич. — В газете доведут до нужной кондиции и без нас… А вы (это к бригадирам) чего время терять? — ступайте по местам, все три вагона надо нынче же вывезти.
Бригадиры ушли, а Павел все еще корпел над листками обращения. Но вот и он дочитал его до конца, подписал и положил перед председателем.
— Ты подложил мне такую свинью, что, пожалуй, и за год не съесть, — Трофим Матвеевич старался говорить как можно спокойнее.
Павел вольно откинулся на спинку стула, выдержал пронзительный взгляд острых председательских глаз и тоже ровным голосом ответил:
— Нет, Трофим Матвеевич, я спас вас от большой глупости.
— Не много ли берешь на себя, парень? Смотри, не надорвись.
— Да нет, как раз… Я понимаю ваши благие намерения. Но вы же не горожанин, вы же должны знать, что с четырьмястами гектарами нам не справиться. Стоит во время уборки пойти дождю — а это у нас не такая уж редкость, — и горох осыпется и прорастет, и мы останемся у разбитого корыта.
— Весь народ выведем на косьбу.
— Выведи, скоси, а он в валках осыпется.
Трофим Матвеевич понимал, что все равно ему не переубедить парторга. Где-то в глубине души он даже чувствовал, что не так уж и неправ этот отнюдь не глупый парень. Однако же признаться себе в этом он не мог. Если в одном да в другом признавать правоту Павла — зачем тогда и весь этот огород городить, ночи не спать, себя не жалеть. Тогда просто надо сдать председательские дела. Сдать тому же Павлу. Быть на вторых ролях Трофим Матвеевич не привык.
Словно читая его мысли, Павел сказал, поднимаясь со своего места:
— И я не гений, и вы не гений. А еще и про то не надо забывать, что вокруг нас с вами — не одни дураки и совсем не лишне на них оглядываться, да к ним прислушиваться… Ну, я тоже пошел на шоссе, — и шагнул в коридор.
— Сопляк! — вырвалось у Трофима Матвеевича, и хотя сказал он это тихо, почти шепотом, по Павел, наверное, все же услышал.
«Ну и пусть! А то, видишь ли, уже поучать начинает: на кого надо оглядываться и к кому прислушиваться… Это мы еще посмотрим, кто у кого должен учиться! Владимир Сергеевич — это бы тебе, товарищ Кадышев, помнить не мешало! — не вахтером в обкоме служит. А он вроде бы велел тебе у меня учиться…»
Вспомнив про заместителя заведующего отделом, Трофим Матвеевич пододвинул телефон и начал звонить в Чебоксары. Не скоро, не за один раз, но все же дозвонился. Рассказал Владимиру Сергеевичу про собрание, спросил, надо ли высылать обращение, поскольку в него пришлось внести поправки.
— Почему же не надо! — обрадованно ответил Владимир Сергеевич, — Площади в два раза и урожайность в два раза — это же как раз то, что надо, как раз то, за что ратует наш первый секретарь. Высылай и ни в чем не сомневайся… И правильно делаете, что используете пары. Ведь пар — это пока еще неподнятая целина Чувашии.
— Мы используем последние сто гектаров, — вставил Трофим Матвеевич.
— Вот и добавим в обращении: ни одного гектара чистых паров! Прекрасно, Трофим Матвеевич. Прекрасно!
Разговор с Владимиром Сергеевичем словно бы влил новые силы в Трофима Матвеевича. Все идет как надо, и скоро, очень скоро о колхозе «Сявал» узнают все.
Даже злость на Кадышева проходить начала. Теперь Трофим Матвеевич был готов даже признать его правоту. Ну, не на общем собрании, разумеется… Эх, Кадышев, Кадышев! Будь ты немного поумней — разве бы так надо было дело вести?! Со мной глаз на глаз спорь, доказывай, не соглашайся. Но разве допустимо спорить с председателем на общем собрании, на глазах всего колхоза? Неужто не понимаешь, что этим самым ты мои председательский авторитет подрываешь, а ведь твоя задача — укреплять его… Ну, ничего, ради общего дела я не пойду на то, чтобы сводить с тобой счеты. Вот соберу правление, и ты узнаешь, что Прыгунов — не мелочный человек, и еще пожалеешь, что вел себя с ним неблагодарно… Коня надо гнать не только кнутом, но и овсом. Кнутом не получается, попробуем овсом…
Трофим Матвеевич прошелся по кабинету и, может, впервые критически оглядел его.
Вроде и не бедно обставлен, а все равно вид какой-то мужицкий, крестьянский. Может, вот эти самодельные, вытканные правленческой техникой дорожки придают ему простецкий вид. Сейчас-то, конечно, не до того, а осенью надо будет купить современную мебель, в этот угол поставить дорогой радиоприемник, а в тот — телевизор. Ну и, конечно, вместо этих домотканых дорожек должны быть дорогие ковры, и чтобы были они обязательно толстыми, чтобы пружинили под ногой, расслабляя, успокаивая нервы. Тогда и посетители не полезут прямо к председательскому столу с грязными ножищами, а еще от порога будут поглядывать на те ковры с опаской. А приедут представители из обкома ли, откуда ли — тоже сразу почувствуют, что не в рядовой колхоз попали, а в известный на всю республику «Сявал»… Ну, пока еще не так чтобы известный. Но это только пока…
3
Павел прошагал все село, вышел за околицу.
Там, где сельская дорога выходит на шоссе, уже собралось много народу, подошли подводы. А вот и подъехали к повороту груженные удобрениями машины. Работа закипела. Мешки с суперфосфатом начали перегружать в телеги, в бестарки, брички. Подводы одна за другой потянулись в село.
