Расссказы разных лет - Лев Маркович Вайсенберг
— Счастливая вы, тетя! — тихо вздыхала слушательница.
Иногда Варвара упрямилась, и тщетны были уговоры и всякие детские хитрости Лизы. Тогда приходилось рассказывать самой Лизе. Она делилась с Варварой прочитанным в книгах, журналах, газетах.
Большей частью рассказывала Лиза о женщинах — о том, как боролись они за правду в старое время и шли в Сибирь в кандалах, как воевали в гражданской войне, как завоевывали себе славу своим трудом. И всё, о чем говорила Лиза, казалось Варваре красивым, непохожим на ее, Варварину, жизнь.
«Чудная какая девочка! — дивилась Варвара. — Откуда всё знает?»
2
В чужую жизнь Варвара не любила заглядывать. Она мало слушала, что говорят о себе люди, еще меньше говорила сама.
Но слишком близко стояли койки, — жизнь девочки была на виду.
Лиза лежала по-прежнему не вставая, а неведомыми путями доходили до нее все больничные новости дня — не только своего корпуса, но и других корпусов. Она первая знала, кого привезла скорая помощь, кого будут оперировать, что вкусное можно ждать сегодня к обеду. Она торопила гасить свет, едва раздавался сигнал учебной «ПВО». Она обсуждала правильность премирования сестер, критиковала врачей. Она была наблюдательна и справедлива. До всего на свете Лизе было дело.
Ее тоже хорошо знали — от главврача до санитарок. «Ты у нас скоро профессором будешь», — говорили они, стирая пыль с книг на ее столике. Во время обхода врачи вели себя с ней не так, как с другими. Профессор не мог обойтись без шуток: «Когда же мы на танцы пойдем, барышня?» Танцы? Каким неуместным казалось Варваре здесь это веселое слово. А Лиза застенчиво улыбалась, точно и впрямь была виновата, что не может пойти на танцы с профессором. Толстая докторша всегда гладила головку Лизы, как бы отстраняя от глаз ее русые волосы, хотя они были коротко острижены и глазам девочки совсем не мешали. В больнице Лиза была своим человеком, всеобщей любимицей.
И видя всё это, Варвара еще больше томилась своим одиночеством. Она думала, что, пролежи она здесь хоть десять лет, не прижилась бы так, как Лиза за год.
Несколько раз брали Варвару на исследование.
Щупали, выстукивали ее седоватую голову, командовали, как малым ребенком: сделайте так, этак. «Видно, не знают, как лечить», — думала Варвара, прислушиваясь, как совещались между собой врачи. И поняла из слов профессора, что если не полегчает ей в ближайшие дни, то придется делать операцию. Толстая докторша шепнула Варваре, что операция эта несерьезная, волноваться не следует.
А хотя б и серьезная? Смерть? Родных у нее нет — давно умерли, родственники порастеряны. Товарищи по работе? Вот показали они, как ценят ее: когда была на работе, тогда «Шанько Варвара Петровна, старая наша производственница»; а теперь — сколько дней лежит она здесь, не вспомнит о ней никто, никому она не нужна. Синее платье, оставленное в больничной кладовой? Его-то, пожалуй, и жаль: глупая! — взять в больницу новое, ни разу не надеванное платье.
Варвара предвкушала, как она отвернется к стене, если и соизволит кто-нибудь ее навестить.
Но когда в выходной день увидела в дверях ищущие знакомые лица, то не сдержалась, позвала:
— Сюда!
— Сюда, сюда! — вторила ей Лиза, приветливо махая рукой, как если б это были ее, Лизины, гости, а не Варвары.
Их было двое: смуглая женщина лет сорока, сменщица Варвары, и молодая девушка — из фабкома. Старшая извинилась, что долго не навещала Варвару — «сама знаешь, дел по горло». Младшая, чуть смущаясь, положила кулек с апельсинами на кровать. Пожалуй, они достойны были снисхождения, но Варвара лишь буркнула:
— Садитесь...
Три женщины беседовали, а Лиза прислушивалась. Мелькали в разговоре странные слова, незнакомые имена. Варвара говорила мало, хмуро и раздражительно, порой возникал между ней и гостьями сдержанный спор. Но Лиза чувствовала, что говорят и спорят женщины о чем-то хорошо им знакомом и близком и что этим-то и пришли они поделиться с Варварой. И хотя многое в этой беседе было Лизе неясно, хотелось и ей вставить свое словцо.
— Хорошо у вас здесь, — сказала перед уходом старшая гостья, по-хозяйски оглядывая голубоватые стены, матовые шары ламп, белые спинки коек.
— Хорошо там, где нас нет... — отмахнулась Варвара.
«Как же может быть хорошо, где нас нет?» — подумала Лиза.
— Наша — из лучших палат, — вырвалось у нее, ибо речь шла сейчас о больнице, а кто имел большее право говорить о больнице? — Весь наш корпус получил переходящее Красное знамя.
— Незачем было класть сюда, чтоб потом попрекать, — сказала Варвара обиженно.
— А кто же тебя попрекает? — подняв брови, спросила младшая гостья.
— Кто? — резко переспросила Варвара, и, так как некого было назвать, она едва не кивнула на Лизу: «Хотя б вот эта девица». Но поняла, что будет глупо, и промолчала.
Гостьи ушли, а Варваре еще долго слышались их голоса. Она испытывала удовлетворение. Ей льстили забота и уважение товарищей. Она усмехнулась, вспоминая, как терпеливо сносили гостьи ее капризы. И ей особенно было приятно, что разговор происходил в присутствии Лизы: пусть знает девица, что и она, Варвара Петровна Шанько, — не простой человек. Знают — не беспокойтесь! — куда кого положить, — петушилась перед самой собой, и вдруг пришла в хорошее расположение духа.
А Лиза, поняв настроение Варвары, немедля ввернула:
— Расскажите что-нибудь, тетя Варвара!
И Варвара — на этот раз без особых уговоров — пошла навстречу Лизе.
— Ну вот, — начала она живей обычного, — приехала к нам в станицу женщина иногородняя. Много к нам в ту пору их ехало — в девятнадцатом году это было, — ходят по дворам, иголки-нитки на хлеб меняют. Обошла эта женщина дворов немало, а руки пустые. Зашла в наш двор. «Нет ли хлеба сменять?» — спрашивает. «Нам самим не хватает», — говорю ей. «А муж твой где?» — спрашивает. «Один в земле, другой
