Летние гости - Владимир Арсентьевич Ситников
Когда Зот на другое утро приковылял в волисполком, Гырдымов, бодрый и подтянутый, уже расхаживал по комнате и продолжал свою вчерашнюю речь. Видать, развивал в себе оратора.
— Вызывай вот этих всех, — и подал список.
На столе, к которому хотел сесть Гырдымов, лежал лист бумаги. На нем было написано: справа — «За революцию и Советы», слева — «За контру».
Первым потребовал Гырдымов блаженного человека старика Ямшанова, того, что один на все село жил в курной избе: никак не мог собраться с силами сбить себе русскую печь с дымоходом. И в богатые дни у него на соль денег не водилось — возил с теплых ключей грязь да выпаривал соль, — а теперь и вовсе туго было.
Фрол Ямшанов сжился со своей бедой, был безотказным, запуганным человеком. У самого рожь стоит недожатая, а позовет его Сысой Ознобишин, всей семьей впробеги к нему: вдруг осерчает тот, хлебушка не станет давать взаймы.
Когда позвали старика Ямшанова к приезжему комиссару, его от страха прошиб пот. Зашел в своем старозаветном, пахнущем курной избой армяке, подпоясанном лыком, худой зимний малахай стащил с головы у самого порога, перекрестился на свернутый в трубку флаг, стоявший в углу, и боязливо шагнул к столу. Гырдымов взглянул проницательно, сразу понял: нарочно мужичок оделся победнее, но ничего, не таких в оборот брали. Строго спросил:
— Ямшанов Фрол Петрович?
— Я Ямшанов, — робко согласился тот.
— Почто не платишь чрезвычайный налог?
Ямшанов обмер, немо посмотрел на комиссара.
— Почто не платишь? — снова спросил Гырдымов.
— А нету, нечем. Нет у меня ничего, что было, так все отдано. По едокам, знать, разложили. А у меня едоков вон сколь. Их кормить надо да еще отдавать советской власти. Нету, — и смял шапку. — Хоть что хошь делай.
Гырдымов знал, что деревенский мужик всегда прибедняется. Надо на него поднажать.
— Вот список у меня двойной. Кто чрезвычайный налог не несет, запишу: значит, он против советской власти идет, контра, значит. А отсюдова можно и тю-тю. Понял?
У Ямшанова задрожали руки, испуганно забегали глаза. Вытер шапкой пот с белой лысины.
— Дак как супротив совецкой, я за совецку, только платить нечем. Хлеб с мякиной с рождества едим, товарищ комиссар Гырдымов. Совецка власть мне земли прибавила, корову карпухинску дала. Пошто на ее обиду держать? Не-ет.
Гырдымов перевел взгляд с мужика на список, и рука не поднялась вывести «за контру». Но отступаться от Ямшанова он не хотел. Властно засунул два пальца за отворот френча. В голосе стальная твердость.
— Вот как хотишь, займуй, не займуй. Иначе, Ямшанов, забыв надеть шапку, выскочил на крыльцо.
— Ну, Фрол Петрович? — сгрудились мужики.
— Приступом больно берет, нравный. А где я возьму, где? Ты ведь, Зот, знаешь, нету у меня.
Подковылял Зот, покачал головой:
— Я что, мужики, я человек маленький.
— Дак почто с меня, сколь с Сысоя, записано? Может, из-за того, что в прошлый раз Сысой мне хлеба подвез. Говорит, у тебя в аккурат будет, с тебя не возьмут. Оплел он меня, оплел. За евонной хлеб теперь я этот налог уплачивай.
Зот потянул Ямшанова за рукав:
— Ну, уж это ты напраслину городишь. Кто видел-то? Не плети-ко, не плети, Фрол.
— Как это «не плети»! Ты свово не обидишь, — плачущим голосом выкрикнул Фрол.
— Слушай, Фрол Петрович, не зычи. Вместе жить-то. Попрошу я, заплатит, поди, за тебя тесть. Помалкивай, опять ведь по муку придешь. Помалкивай.
Ямшанов немного успокоился, но все равно обида брала. Шел, загребая разлычившимися лаптями пыль, и качал головой.
Навстречу ему боком на мерине ехал Митрий, сзади пылила повернутая зубьями кверху железная борона. Митрий мужик справный. Да и справедливый, в новую власть попал. Остановил его Фрол со своими горестями. Заступись!
В это время вызвал Гырдымов Афанасия Сунцова, и список ему помог: сначала Сунцов кривил светлое личико святого, стонал, плакался, но, узнав, что может попасть в «контры», пошел выгребать пятнадцать пудов жита.
Зато Анна Ямшанова, по-деревенскому Федориха, попала в список «За контру». Хозяйство у нее было бедняцкое. Муж где-то уже года три маялся в плену, и от него приходили письма с непонятными даже Зоту-писарю адресами и штемпелями. Разбирала их только учительша Вера Михайловна.
Гырдымову Федориха прямо сказала:
— А нету у меня хлеба, и займовать не пойду.
Тот намекнул, что она попадет в «контры».
— А пиши, куда хошь, — с злой беспечностью сказала она, — везде мне голодно будет, — и пошла.
— Амбар у ее сгорел, — подковылял к Гырдымову Зот. — Надо бы ее из списка-то убрать.
Гырдымов нахмурился: приходилось список портить, вычеркивать фамилию. Он этого не любил. Но вычеркнул.
Сысой Ознобишин, Зотов тесть, маленький, но аккуратный, с большелобой головой человек, сразу понял Гырдымова:
— Как же, как же, надо помогать. Правда, время-то такое. Посевная. У многих гречка одна в запасе оставлена да до нови немного на еду. А деньги отколь у мужика? Но раз надо, придется поурезать себя.
Он Гырдымову понравился — все бы так, и Гырдымов своим твердым почерком записал его в список «За революцию и Советы».
В общем-то дело шло неплохо. Оправдывала себя его придумка. Гырдымов закурил Зотова табачку: любил побаловаться куревом в хорошем расположении духа, а так не курил. Затянулся цигаркой и взглянул в окошко поверх крыш. Неплохо, можно даже сказать, что и хорошо он все обмозговал. Никто, почитай, не вывернулся. В это время ворвался мужик, весь пыльный, волосы спутанные, — и прямо к нему. И сразу заговорил:
— Оказия какая-то выходит, товарищ Гырдымов. Пошто Фрол Петрович Ямшанов-то попал в бумагу вашу? Ведь он, так сказать, сущий бедняк, а с него чрезвычайный налог.
— А кто ты такой?
— Шиляев я. Здешний человек.
Зот вытянулся в струнку, замер, ждал, когда можно слово вставить. Ишь разошелся Шиляев, надо бы его срезать. Жаль, Гырдымову не рассказал, что укрывал тот поручика Карпухина.
У Гырдымова благодушие пропало, он буравнул взглядом Шиляева.
— А твое какое дело? Кто тебе уполномочие дал комиссаров спрашивать?
— Мужик я обычный, а ежели про должность, то член я волисполкома. Тоже здеся иной раз сижу, — сказал распалившийся Митрий.
Гырдымов вскочил.
— Так вы что, играете тут? Список-то ваш, волисполкомовский.
— Ты на меня-то, товарищ Гырдымов, не ори, — бледнея, сказал Митрий. — Я столь же знаю, пошто в список Ямшанов попал.
Зот подошел было, попробовал слово сказать.
— Вот тут так помечено, а пошто? Ошибка, поди, — невнятно проговорил он, но его обрезал Митрий:
— Ямшанов-то как говорит. Твой тесть Сысой перед обмером зерно ему в житницу ночью завез. Вишь, как дело-то оборачивается!
Зот Пермяков сердито застучал ногой, огрызнулся:
