Сергей Снегов - Река прокладывает русло
— Парадоксы! — стоял на своем Шур. — Тебе, Петр, романы писать, а не проекты возглавлять, я это давно подозревал. Никто не утвердит такой огромный перерасход металла, цемента, кирпича. Завод по новому варианту обойдется на полмиллиарда дороже. Не смешите, друзья, и дайте утомленному человеку поспать.
Но Пустыхин не дал Шуру спать. Он с победоносной улыбкой разбил его по всем пунктам.
— Отсталый вы народ, братцы-строители! — заметил он с сожалением. — Категории, которыми ты мыслишь, — эпохи Обломова. Кто тебе сказал, что технически передовые предприятия следует строить по раздутым нормам старой кубатуры? Вы проектировали дверцы, а не цеха, устраивали стеклянные крыши, перекрывали конструкциями десятки тысяч кубометров пустого воздуха — к чему вся эта варварская роскошь, спрашиваю?
Шур наконец не на шутку разозлился:
— Для человека, Петр! Для человека, который требует человеческих условий работы — и воздуха, и света, и простора! И это не роскошь, а необходимость, меня просто потрясает, что надо тебе такие элементарные вещи разжевывать.
— Да ведь людей у нас почти не будет, — вставил слово Павлов. — Автоклавный процесс переработки руд допускает полную автоматизацию всех узлов, рабочие только заходят в цеха для наладочных и ремонтных работ, а постоянно там находиться им незачем.
— Выпьем пивка для очищения мозгов. — предложил Бачулин, разливая пиво по стаканам. Он старался сам не вмешиваться в споры, отдающие высокими принципами.
Пустыхин с торжеством закончил:
— Ну скажи, зачем закрытой наглухо машине, управляемой автоматами, твои головокружительные потолки, твой воздух, твой простор, твое солнечное сияние над головой? Ах, Вениамин, Вениамин, сколько лет тебя лупят, а ты глух и слеп к новому, хоть оно лезет в глаза, гремит в ушах. Бери бумагу, говорю, бери бумагу!
Обсуждение нового варианта затянулось далеко за полночь, и хотя Шур голым в пляс по комнате не пустился, как предсказывал Пустыхин, шуму в номере проектировщиков было так много, что встревоженная. Мегера Михайловна раза три подходила к их двери. Прислушиваясь, она убедилась, что жители номера кричат, как при драке, но драки, похоже, нет: голоса слишком веселы.
9
Закатов не отставал от Лескова. Мысль, что где-то Черном Бору лежит нужный ему супермаллой, жгла его. Но Лесков слушал Закатова без воодушевления. Он понимал, что поход на медеплавильный завод закончится неудачей, Крутилин попросту выставит его за дверь, даже не выслушает просьбы. Закатов доказывал, что к Крутилину и ходить незачем, всеми материалами на заводе распоряжается Шишкин, неужели к этому человеку не подобрать ключей. Лесков с сомнением качал головой.
— Директор, конечно, не дурак, но самодур, — сказал он невесело. — А завхоз у него идиот. Лучше идти к Крутилину, там хоть можно какие-то аргументы выставить, а что аргументы для Шишкина?
Он, однако, пошел к Шишкину. Закатов упросил Лескова не рисковать: вдруг как-нибудь он не так заговорит с Крутилиным, и тот сразу откажет.
Шишкин принял Лескова строго, но снисходительно, в своей любимой административной позе: стоя, с рукой, положенной на трубку телефона. Он не отрицал, что супермаллой у него есть.
— И еще многое иное, — веско добавил он. — Все, чего надо и сколько надо. Слушаю дальше.
Лесков перешел к сути. Им, лаборатории, требуется некоторое количество супермаллоя, граммов пятьсот, не больше. На мясистом лице Шишкина последовательно сменились выражения удивления, испуга, оскорбленности, негодования. Он непроизвольно поднял трубку и положил ее на рычат.
— Пятьсот граммов? — переспросил он, потрясенный. — Да ты в своем уме, товарищ Лесков? Известно ли тебе, что это дефицит? Дефицитом не разбрасываемся.
— Вы все-таки выслушайте меня внимательно, — попросил Лесков.
— Ну!
— У нас разрабатываются новые приборы, вы понимаете?
— Ну!
— Вот мы и просим помочь нашей исследовательской работе.
— Ну!
— Я не понимаю вас, товарищ Шишкин.
— Ну, говорю. Ну, чего тебе надо?
— Я же сказал: граммов пятьсот…
— Слушай, мил друг, — внушительно проговорил Шишкин. — Не в ту дверь стучишься. Здесь охраняют, а не разбазаривают государственное добро… Сколько трудов потратили, пока добыли! Думаешь, для того, чтобы ты свои эксперименты налаживал? Забудь об этом, и расстанемся друзьями.
— Да ведь он у вас без дела лежит, — возмутился Лесков. — А мы пользу получим.
Шишкин усмехнулся.
— Польза для вас, конечно, будет, это ты точно: от чужого дяди попользоваться. А знаешь ли ты, что я вообще не имею права передавать на сторону материалы, отпущенные заводу? Официально запрещено, товарищ Лесков.
Лесков попытался зайти с другой стороны:
— Мы закажем материал в Москве и столько, что сами сможем выдавать всякому, кому понадобится. Месяца через два я возвращу вам все, что брал, даже с лихвой.
Шишкин вдруг разгневался. Он вспомнил, что Галан, тоже автоматчик, выманил у него контрольный кабель и трубы. Тот подъезжал еще хитрее, наобещал златые горы, а получился пшик. Крутилин по-дружески советовал: не лезь в изобретатели, не по тебе это занятие. А он поверил Галану, отнес заявление по инстанции. Делопут же, хоть и приятель Шишкина, докопался, что штатное расписание года за два до этого составлял тот же Шишкин. «Вот как у нас получается, товарищи! — кричал Делопут на совещании. — Сами раздуваем штаты, а потом требуем премии за рационализаторское сокращение того, что перед этим раздували, хотя по инструкции премия за это не полагается». Шишкину поставили на вид недостойное поведение, а штаты урезали сверх того, что он предлагал по галановскому наущению. В результате он остался без славы и — что еще хуже — без премии, на которую так крепко рассчитывал, что и деньги под нее занимал, и Людмилу Павловну порадовал в письме: скоро, мол, отвалю вам с Сашей такую сумму, что затанцуете. Людмила Павловна теперь в каждом послании допытывается, как же с обещанием, а что ей ответить?
Предложение Лескова оживило все эти обиды.
— Слушай, товарищ Лесков, — проговорил Шишкин важно. — Ты человек с дипломом, неужели не понимаешь, что говоришь? А ведь вроде и мальчишке ясно. Ты что у нас берешь? Дефицит. А что возвращаешь? Нормальный товар возвращаешь, вот какая штука, сам говоришь, будет его сколько угодно. А где дефицит, что от нас получил? Куда делся дефицит, я тебя спрашиваю?
Лесков не устоял перед искушением выложить Шишкину все, что он о нем думал. И только когда розоватая лысина Шишкина потемнела от прихлынувшей крови, Лесков прекратил излияния и вышел, оглушительно хлопнув дверью.
Шишкин, оправившись от потрясения, кинулся к Крутилину. Крутилин с трудом разобрал в его путаной жалобе, что Шишкин не выдал Лескову какого-то материала и Лесков пригрозил дойти до Кабакова. Крутилин нахмурился. Поведение Лескова было непонятно… Крутилин, отдавая должное энергии Шишкина, в остальном сам невысоко ценил своего снабженца и, бывало, строгими взысканиями, словно дубиной, выгонял из него дурь. Когда Шишкин с кем-нибудь спорил, Крутилин, еще не зная сути, заранее становился на сторону его противников, выслушивал их внимательней. Но товарообмен между предприятиями запрещался. Если и приходили просить о такой операции, то просили вежливо, понимая, что дело это хоть и широко распространенное, но все же не совсем законное. И Крутилин знал, что к загребущим ладоням Шишкина прилипали порою вовсе не нужные заводу материалы. В таких случаях Крутилин не стеснялся: материалы отдавал в другие цеха, а Шишкина выгонял за дверь.
— Не ори! — сурово приказал Крутилин. — Сейчас узнаем у Жариковского, куда у нас идет твой дурацкий материал.
— Да пойми же, Тимофей Петрович, — с жаром заговорил Шишкин, — шагу без него нельзя, ведь сколько трудов положено!..
Крутилин покосился на него с такой угрюмой насмешкой, что Шишкин сразу осёкся.
Появился перепуганный Жариковский — этот всегда пугался при вызове к директору. Крутилин иным его, кроме как перепуганным, не видел и даже не подозревал, что лицо Жариковского может иметь другое выражение.
Крутилин сказал:
— Нашему Шишкину от трудов его праведных отломилось немного супермаллоя. Так вот, нужна эта штука в приборном хозяйстве завода?
Жариковский видел, что Крутилин чем-то недоволен, а Шишкин сидит красный и взволнованный. Улучив секунду, Шишкин состроил Жариковскому умоляющую гримасу. Жариковский поспешно ответил:
— Конечно, Тимофей Петрович, это вещь полезная.
— А сколько этой полезной вещи требуется на твою плохо работающую службу, чтоб от чужого дяди не зависеть? Килограммы, тонны?
— Ну, сколько… — Жариковский запнулся. — Килограммов десять пока хватит.
