Николай Погодин - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1
Старухин. Кругом все танцуют, а я? Кто желает танцевать с председателем? Неужели никто? Кисетов. Ты заболел, что ли? Тебе бы лучше спать уйти.
Лагута. Эх ты, председатель председателевич!..
Кисетов (интимно). На тебя люди смотрят с неудовольствием. Смойся от стыда.
Старухин. А что такое? Неужели я в плохом виде? (Группе пожилых гостей.) Разве это вам не картина? Все на свете выполнил досрочно, и я вам плохой вождь? Бал с брагой, с музыкой, с тарелками, с кушаньем, с вилками, с компотом — и я вам не председатель? Братья мои и сестры, завтра будем продолжать нашу самокритику, а сегодня — мир, любовь и веселье до утра.
Кисетов. Ну просто Лев Толстой. (Уходит.)
Лагута. Бал — и ничего не скажешь… (Уходит за Кисетовым.)
Адам Петрович. Тимофеич, какая дочь у меня… как огонь горит!
Тимофеич. Видная… Слыхал, в политотдел переезжает. Как у вас, у коммунистов, сватаются или молчком?
Адам Петрович. О чем ты, друг, спрашиваешь?
Тимофеич. Друг, а скрываете. По нашему мнению, Людмила Адамовна выходит замуж за Кременского
Адам Петрович. Знаю, Тимофеич… Я, брат, все это знаю. Они друг другу давно симпатизируют на моих глазах… А что же, плохой мужик Кременской?.. Этот высоко летать будет.
Тимофеич. Я вас как бы поздравить хотел.
Адам Петрович. Спасибо.
Тимофеич. Что вы сказали?
Адам Петрович. Спасибо, говорю.
Тимофеич. А… Ну, на здоровье.
Адам Петрович уходит.
Ладно… Эх, дела! Ни плохо, ни хорошо, а жить можно. Пойду с мужиками выпью, если принесли. (Уходит.)
Кременской (увидев Машу). А ты почему не танцуешь?
Маша. Неохота.
Кременской. Молодые люди не зовут?
Маша. Фу, счастье!
Кременской. А со мной танцевать пойдешь?
Маша. Ну да!.. Вы же начальник политотдела.
Кременской. Поэтому я должен танцевать лучше всех.
Маша. Неужели?
Кременской. Вашу руку.
Маша. Неужели?
Кременской пошел с Машей, и эта пара принимается присутствующими как зрелище.
Распорядитель (входя). Граждане, не галдите все разом, не сбивайте музыку! Граждане, не топчитесь на одном месте, а разойдитесь на кучки. Предупреждаю — старики, беременные и с грудными поедят первыми и пойдут спать. Предупреждаю тех, которые принесли выпивку: с бала будем выгонять.
Кременской (остановился). Что такое?
Маша. Это распорядитель на балу.
Распорядитель. Граждане, петь вольные песни и обниматься, как на улице, воспрещается. Граждане, что вы мыкаетесь туда-сюда как угорелые? Соблюдайте движение! Каким пришла пора ужинать — становитесь в хвост.
Кременской. Откуда он взялся? Товарищ, подожди… замолчи! Это же бал! Пойми, голова, — бал! Веселье!
Распорядитель. Я понимаю. Граждане, это вам бал, а не…
Кременской. Стой! Что ты в колхозе делаешь?
Распорядитель. Ветеринарным пунктом заведую.
Кременской. Черт возьми! Милый, сядь и молчи. Не надо руководить.
Распорядитель. А кто же их подстегивать будет?
Кременской. Старухин, что это за распорядитель?
Старухин. Я назначил парня покрепче, чтоб подстегнуть мог.
Кременской. У тебя в голове не мозги, а гвозди на гроб. Убери распорядителя.
Старухин. А мы хотели устроить игру — культурная копка картофеля… Вот руководство.
Кременской. Ты с похмелья? Ты мне вечер закопать хочешь?
Старухин. Нет, я вполне.
Кременской. Убери распорядителя! Постой, почему мужики в коридоре шмыгают друг за другом?
Старухин. Где?.. Ах, подлецы! Выпивают из-под полы. Сейчас я их разгоню.
Кременской. Стой! Я сам.
Старухин. Бал… Что же это за бал? Есть, пить, танцевать. А где же польза? (Отходит.)
Кременской. Эй, родственник, почему людей выводишь наружу?.. Родственник, не моргай, подойди ко мне, скажи, я по-нашему понимаю.
Подходит Кисетов.
Выпить с собой захватил?
Кисетов. Откуда такой отзыв на нас?
Кременской обнял его и, ощутив за пазухой бутылку, ловко извлекает ее оттуда.
Это вчерашнее. Это для растирки. Это по рецепту.
Кременской. Эх ты! И кисет у тебя малиновый с бахромой, и рубаха шита петухами, а пить не умеешь. Пей по-французски.
Кисетов. За что?
Кременской. Раз уж принесли, то делите на круг, что принесли. Ну-ка, давайте вместе выпьем… За чье здоровье?
Кисетов. За твое… Ура!.. Или не надо?
Кременской. Вопи во весь голос.
Старухин (наблюдает). Пьет или не пьет? Все равно, я зажмурился и не знаю, пускай сам несет ответственность.
Входят Людмила и Адам Петрович.
Адам Петрович. Людмила, и тебе не стыдно?
Людмила. Что такое?
Адам Петрович. Тебе не стыдно смотреть мне в глаза?
Людмила. Ты скажи, что случилось?
Адам Петрович. Молчала, скрывала… И от кого скрывала? От своего родного отца.
Людмила молчит.
Ты росла моим другом, Людмила.
Людмила. Папа, ты напрасно так волнуешься, ничего нет страшного. Нечего скрывать…
Адам Петрович. Обманываешь… До чего дошло! Мне, мне, твоему другу, твоему отцу, чужие люди рассказывают и открывают глаза… Разве это не удар?
Людмила. Чужие люди рассказывают?
Адам Петрович. Да, Людмила, чужие люди.
Людмила. Тогда вот что… Ты, милый, на сплетни внимания не обращай… Подожди, я тебе сама все расскажу. Мне давно уже пора посоветоваться с тобой… Не сердись же, ну не сердись же, дорогой мой! Пойми, что трудно девушке разговаривать о таких вещах, а матери у меня нет.
Адам Петрович. Это, конечно, верно, но…
Людмила. Завтра, завтра… не сегодня… Обо всем, до конца… Все точки поставим. (Поцеловала и убежала).
Адам Петрович. Отбивается от рук девка, растет. Выросла. В одно прекрасное время вильнет хвостом — и поминай, как звали… Кременской — человек серьезный, на хорошем счету, образованный… Надо подумать… Зять будет на высоком посту. Это верно. Это очень верно. (Уходит.)
Кременской снова отыскал Машу.
Кременской (продолжает). Постой, Маша! Мы тебя два раза премировали платьями, да швейной машиной, да библиотекой, да шефы премировали, да колхоз. Маша, сколько у тебя платьев?
Маша. Сколько? Девять. Два кашемировых, три шелковых, одно шерстяное, одно газовое.
Кременской. Газовое?
Маша. Зато два ситцевых.
Кременской. А ситцевые уже, наверно, не носишь?
Маша. Нет, когда на собрания — надеваю.
Кременской. Девять платьев, а такая сердитая! Сядь, послушай меня серьезно. Ты же еще девчонка… Сколько тебе лет дать? А под твоим руководством сколько человек?
Маша. Пятьдесят.
Кременской. Шутка! Под ее руководством бригада в пятьдесят душ. Ты член правления, ты первый человек в колхозе. Ты знаменитость по району: у нас на съездах, на слетах в Москве, среди лучших людей — ты!
Маша. Я в делегации и со Сталиным Иосифом Виссарионовичем беседовала, четыре раза на вопрос отвечала.
Кременской. К тому я и говорю… Почему ты всегда смотришь исподлобья, будто обиженная или чужая? Бал, а ты сердитая.
Маша. Так… Я, наверно, нездоровая.
Кременской. По лицу не видно. Нет, ты постой… У вас что-то случилось нехорошее?
Маша. Нет, обыкновенно.
Кременской. А я вижу, что необыкновенно. Я по приезде заметил. Пойдем-ка в сторону… У тебя у самой ничего не вышло неудачного?
Маша. У меня — нет.
Кременской. Значит, вы что-то от меня скрываете. Это мне не по душе. Мой актив, мои ребята, комсомольцы, опора… Так дело не пойдет.
Маша. Бал портить не хочется.
Кременской. Опять председатель что-нибудь натворил?
Маша. Конечно, опять. Он тип и алкоголик. Он вчера поехал в Ме-Те-Се за английскими поросятами и вам рапорт повез… Знаете? Ага. Как же, знаете! Он напился, как самый последний тип, из саней выпал и на четырех ногах шел, пока лошадь не стала. Ну ладно уж, пускай на карачках идет, но он же в лесу всех английских поросят потерял, а приехал без памяти… И что же? Портфель свой тоже потерял, колхозную печать тоже потерял и партийный билет потерял. «Отчего ты, Маша, сердитая? Сколько у тебя платьев?..» Бросьте, товарищ Кременской Я не девочка и скрывать ничего не стану. Вот! (Уходит.)
