Кирилл Голованов - Матросы Наркомпроса
Ковров полез за спичками и вытащил из кармана, кроме них, пачку папирос «Красная звезда».
— Продолжаешь курить? — ужаснулся Аркашка. Кто же мог позабыть, как зимой Коврова едва не исключили за это из спецшколы.
— А чего там, — засмеялся довольный Генка, — Здесь все равно не засекут.
— Погоди. Порох штука опасная, — предупредил Бархатов.
— Не дрейфь, — успокоил его Ковров. — Порох не взрывается.
Однако меры предосторожности все же следовало принять. Небольшой обломок макаронины положили на дно облицованной камнем ямы, где раньше располагались пушки береговой батареи. Генка поднес спичку, и порох вспыхнул ярким пламенем. Он горел как кинопленка. Это было любопытно, но не особенно. Вот когда Геннадий попробовал засмолить торец макаронины тлеющей папиросой, получилось здорово. Макаронина взвизгнула и, выплюнув изнутри соломенный факел, унеслась в поднебесье.
— Как ракета, — обрадовался Аркашка. — Теперь моя очередь.
В орудийном дворике был настоящий фейерверк. Обломки порохового заряда, выгорая изнутри, летали не прямолинейно. Они делали горки, неожиданные повороты или внезапно пикировали на мальчишек. Забава кончилась неожиданно, когда одна из «ракет» угодила в груду удивительных макарон. Порох полыхнул огромным снопом. Счастливые исследователи едва успели отступить из каземата.
В складе боеприпасов ничего больше обнаружить не удалось, и тогда Димка предложил прокатиться по железной дороге. Узкоколейка шла под уклон. Стоило толкнуть вагонетку, как она весело застучала на стыках рельсов, постепенно увеличивая скорость. Седоки не догадались только выяснить, куда они приедут.
— Полундра! — заорал вдруг Бархатов и сиганул под откос.
Гасилов похолодел. Они неслись к пропасти. Покореженные рельсы кончались у обрыва, под которым плескалось озеро. Следом за Лекой на землю кубарем скатился Гена Ковров. А Гасилов оцепенело глядел, как вагонетка поглощает последние десятки метров. Только Майдан не растерялся. Он изо всей силы пихнул Аркашку на обочину дороги и спрыгнул сам. В следующее мгновение вагонетка взмыла в воздух и, описав дугу, загрохотала по утесам, низвергаясь в Ладогу.
— Здорово прокатились! — возбужденно смеялся Димка.
Остальные путешественники угрюмо молчали.
— Дурак! — вдруг закричал издалека Бархатов. — Из-за твоей затеи едва не угробились.
Гасилов считал синяки и заметно погрустнел. Генка Ковров угодил в лужу. Его папиросы расплющились в мокрую лепешку, а пачка была единственной. Генка захватил ее в лагерь только для фасону, но сообщать ребятам о таких подробностях отнюдь не собирался.
— Вас не заставляли лезть на вагонетку, — обиделся Майдан.
— Заткнись, Лека, — посоветовал Ковров. — Все хороши. За что боролись, на то и напоролись.
— Я тоже говорю, что дешево отделались, — заюлил Бархатов. — Только шуму много. Вдруг из лагеря засекут?
— Положим, вагонетка могла сверзиться сама по себе, — заметил Майдан. Ему до смерти хотелось пройти еще подземными ходами крепостных сооружений. Но без попутчиков туда нечего и соваться, а на Аркашку с Геннадием рассчитывать не приходилось. Им следовало срочно бежать домой и приводить в порядок обмундирование.
Бархатов тоже хотел вернуться, пока их не хватилось начальство, но признаваться в этом было невозможно. Да и перед Майданом неловко, за что он его обругал. Тут еще откуда-то взялся Жорка Куржак, которому тоже приспичило лезть в подземелье. Вот и получилось, что Лека был вынужден подчиниться большинству голосов.
Однако он был прав, предупреждая об опасности шума в лесу. Командир взвода Святогоров сидел на берегу озера, когда с соседнего мыса сорвалась вагонетка и плюхнулась в воду. Михаил Тихонович недаром преподавал математику и слыл докой по причинно-следственным связям. Он моментально догадался, что вагонетка плюхнулась в воду неспроста. День был воскресный, ученикам предоставлено свободное время, и не исключено, что гибели подвижного состава способствовали весьма знакомые личности.
Святогоров сразу же направился к штабу, и командир роты Оль оценил логику его рассуждений. Преподаватели тут же решили прогуляться вокруг лагеря, избрав для себя разные маршруты. Так и есть. У монастырского скита Михаил Тихонович заметил первого ученика.
Григорий Мымрин попытался спрятать за пазуху какую-то книгу, но не успел.
— Что читаете?
— Да так, — смутился Мымрин. — Там много валяется…
Ученик держал стопку брошюр с цветными картинками на обложках.
— Жития святых, — догадался Святогоров. Конечно, мальчишка набрал брошюрок из простого любопытства. Но нельзя было допустить, чтобы он принес их в лагерь. Михаил Тихонович представил, как отнесется к такому чтению старший политрук Петровский, и решительно протянул руку.
— Тэ-эк-с. Прошу передать их мне.
Но Мымрин отступил назад.
— Там еще много осталось, — повторил ученик, как бы предлагая Михаилу Тихоновичу самому позаботиться о самообразовании. Мелованная блестящая бумага и цветная печать внушили ему преувеличенное представление о ценности находок.
«Как его называл Тырва? — попытался вспомнить Святогоров. — Жбан? Нет, как-то иначе».
Михаил Тихонович понимал, что речь шла о жадности, и теперь сам убедился, что у мальчишек были все основания так относиться к Мымрину.
— Вы нашли вредную церковную литературу, — стал убеждать командир взвода. — Опиум для народа.
— У меня бабушка верующая, — возражал Мымрин. — Ей в подарок.
Михаил Тихонович рассердился. Святогорову ничего не оставалось, как изложить последний аргумент, который лично он считал не слишком убедительным.
— Старший политрук узнает, и вас могут отчислить из специальной школы.
Как ни странно, это спорное, с точки зрения учителя, предположение сразу повлияло на Мымрина. Он отдал трофеи и, набычившись, пробормотал:
— Знаю вас, все равно себе заберете…
Святогоров вздрогнул как от пощечины. Он собирался перелистать отлично изданные жизнеописания «фирменных святых» Валаамского монастыря — Германа и Сергия. Такая литература была довольно распространенной в годы его молодости. Сейчас же ему пришлось разорвать книжечки. Вручая клочки Мымрину, Михаил Тихонович приказал выбросить их в мусорный ящик. Ученик заслуживал наказания, но преподаватель не стал давать волю своему раздражению. Он подозревал, что Мымрин его не так поймет.
Едва Мымрин скрылся в лесу, направляясь к лагерю, как в другой стороне затрещали кусты и перед командиром взвода возникли два других его ученика — Генка Ковров и Аркашка Гасилов. Они от неожиданности остолбенели. Ребята специально возвращались кружным, наиболее безопасным путем и потеряли бдительность. Михаил Тихонович тоже поразился, но не встрече, а внешнему виду своих подопечных. Ковров казался пестро-мраморным, вроде английского сеттера. Грязь расплылась по его брезентовому рабочему платью затейливыми пятнами. А Аркадий Гасилов хромал и был покрыт многочисленными царапинами, будто бы подрался с котом.
— Тэ-эк-с! — сказал Михаил Тихонович. — Что произошло?
— Упали, — доложил Генка и быстро взглянул на приятеля, чтобы тот, упаси бог, не торопился отвечать.
Гасилов из «гогочек». Ему ни за что не отвертеться при серьезном разговоре с начальством.
— Куда упали? — встревожился Святогоров.
— В… яму, — объяснил Генка и стал бодро фантазировать, утверждая, что яма была неглубокой, мокрой и хорошо замаскированной.
— Тэ-эк-с, — кивал Михаил Тихонович и вдруг спросил: — В вагонетке никого не осталось?
— В какой еще вагонетке? — запнулся Генка, и в глазах у него мелькнул ужас.
Аркашка покраснел и устало махнул рукой:
— Кончай трепаться, Генка.
Гасилов был убежден, что учителю все известно и вранье даром не пройдет. Безнадежный голос мальчишки поразил Михаила Тихоновича. Святогоров решил, что произошло непоправимое. Он помнил, как плющилось железо, ударяясь о выступы скал, и перепугался по-настоящему.
— Ребята, расскажите правду, — проникновенно сказал учитель, полуобняв их за плечи. — Даю слово, что вам ничего не будет.
— Не беспокойтесь, товарищ командир взвода, — горячо отозвался Аркашка. — Честное слово, никто не пострадал.
— Как же так? С такой кручи? — сомневался Святогоров.
— Очень просто. Все успели спрыгнуть, — пояснил Гасилов. Он задумался и честно добавил: — Если б не Димка, на вагонетке остался бы я.
— Какой еще Димка? — удивился Михаил Тихонович.
— Эх ты, — вмешался Геннадий и припечатал: — Болтун!
— Я ничего больше не спрашиваю. Никаких фамилий, — быстро сказал Святогоров, — Но, между прочим, этот Димка просто молодец.
Казалось, Михаил Тихонович начисто позабыл, что он командир взвода почти военной специальной школы и что участники возмутительной выходки заслуживают жесточайшей кары. Учитель попросту обрадовался благополучному исходу происшествия, если не считать грязной робы Коврова и Аркашкиных синяков.
