Александр Филиппов - Когда сверкает молния
Писатель прожил здесь с женой Мери Уелш до 1960 года, когда по настоянию врачей ему пришлось покинуть Кубу и уехать в Штаты. После смерти великого писателя жена его, приехав специально на Кубу, подарила дом народу, который был так любим ее мужем.
И вот сейчас здесь музей. Любовь Эрнеста к кубинцам оплачена ими сполна, они трепетно и до щепетильности бережно заботятся о музее, горды тем, что многие годы жизни Хемингуэя связаны теснейшим образом с их страной. К тому же Эрнест был всегда дружен с Фиделем Кастро. Историки и литературоведы еще расшифруют для мира страницы их задушевной дружбы: великого революционера и великого писателя. Нещадно палит солнце. Даже через широченные веера пальмовых веток просачивается влажная жара, потоком заливает все окрест. Вдруг пошел мелкий дождичек, при солнце. «Слепой дождь» — как говорят у нас. Араселис тут же стала торопливо закрывать окна дома, чтоб ненароком дождевые капли не залетели за подоконник. Я смотрел на виллу, на экспонаты и мне казалось, что все это уже где-то видел, обо всем этом где-то и когда-то слышал.
Отсюда Эрнест во время второй мировой войны выплывал на своей рыбацкой шхуне в открытое море, выслеживал бороздящие вокруг Кубы подводные лодки фашистов и по рации передавал на землю координаты. Не одну немецкую лодку потопили таким образом. Хемингуэй гордился этим, позднее часто говорил, что так он участвовал в разгроме врага человечества — фашизма, который ненавидел всей душой.
В доме несколько комнат. Зал, где он принимал гостей. Около маленького столика два кресла, обтянутых цветным материалом. На столике — множество бутылок из-под вина и воды. Здесь он любил вести беседы с друзьями. В зале, как и во всем доме, множество сувениров. Среди них блеснул знакомый силуэт — изображение советского спутника земли. Гид поясняет, что его подарил Хемингуэю во время своего пребывания здесь Анастас Иванович Микоян.
На стенах несколько картин, изображающих корриду. Их подарил Эрнесту его друг, испанский художник Роберто Доминго. Три вазы керамические, маленькие, напоминающие весьма наши глиняные кувшинчики. Их писатель привез из Перу.
Хемингуэй любил музыку. В фонотеке, стоящей в зале, три отделения с любимыми пластинками, в том числе и советские мелодии.
Небольшая уютная спальня. Широкая кровать. Рядом, вплотную к стене — длинная полка, на ней пишущая портативная машинка. На кровати разбросаны журналы, книги. На стене два портрета сыновей. Комната эта не совсем спальня, хотя и стоит здесь кровать. Это его рабочий кабинет, где он проводил большую часть своего времени. Писал он стоя, печатал сразу на машинке. И все рядом, все под рукой, чтоб не терять ни минуты рабочего времени.
Хемингуэй был страстным охотником и рыболовом. Любил путешествовать, хотел увидеть землю собственными глазами, дотронуться до ветки экзотического дерева, босиком пройтись по раскаленному песку Сахары. В доме есть специальная комната, где хранятся сувениры с разных концов земного шара, здесь же, как и в других комнатах, его личные трофеи бесконечных охот в Африке, на Кубе, в Южной Америке, Европе.
В столовой вокруг обеденного стола стоят три жестких кресла. Он здесь обедал вместе с женой, а третье кресло и третий прибор стояли всегда готовыми на случай нежданного гостя.
Одна из самых больших комнат оборудована под библиотеку. В ней множество книг, и среди них — один из самых любимых его писателей — Лев Толстой. Оригинальная картина работы Пабло Пикассо. Великий художник изобразил на полотне любимое зрелище Хемингуэя — корриду — и подарил картину своему другу.
Во всех комнатах, на столах, на полках, на стенах висят и лежат ножи и кинжалы, ружья и карабины, головы буйволов и горных козлов, словно все четыре стороны света сошлись в этих комнатах и залах.
Когда-нибудь американский народ скажет свое благодарное слово кубинцам за то, что они так любовно и бережно сохранили усадьбу писателя для потомков, и не только сохранили, а превратили ее в один из замечательных музеев.
А пока Куба хорошо помнит всю горькую правду прошлых лет, помнит, как угнетала ее Америка, рассказывает своим детям о беспощадной эксплуатации их родины американцами. Соединенные Штаты за полувековое свое пребывание на Кубе разорили ее намного больше и нещаднее, чем испанцы за несколько веков колонизации. Отсюда, наверное, вытекает естественное то отношение к американцам, какое существует сейчас. Не лестное это отношение. Кубинцы от малых детей до стариков с полной откровенностью выражают свою антипатию к бывшим своим эксплуататорам.
В связи с этим, чуточку забегая вперед, хочу рассказать об одном эпизоде.
После недельного пребывания в Гаване мы отдыхали на берегу моря, в нескольких километрах от небольшого курортного городка Варадеро. Как-то вечером мы с Анатолием Черновым, молодым парнем, оператором Салаватского нефтехимического комбината, уехали с побережья в город. Стоял великолепный вечер, мы прогулялись по парку, зашли в бар, выпили по ледяному коктейлю и, когда совсем уже стемнело, вышли на центральную улицу, стали ловить такси. Толя — два пальца в рот и свистнул, я, по обыкновению, выкрикивая: «Такси!», тянул руку кверху. Вдруг к нам подошли пятеро ребят: двое негров и трое белых. Что-то они слишком недружелюбно завели с нами разговор, их довольно агрессивное поведение мы никак не могли понять, ибо повсюду на Кубе к советским людям, особенное, теплое, дружеское отношение. Где бы мы ни были, где б ни находились, всюду чувствовали эту теплоту. А здесь — такой контраст.
Пятеро не знали по-русски, а мы — по-испански. Они, подступили к нам, и я увидел во взглядах их жестокую холодность. Кто же они такие? Обиженные революцией? Значит, враги?
Что же делать? Дать достойный отпор? И я с некоторым гневом в голосе, в то же время решительно и гордо произнес: йе — советико (я — советский). Парни в нерешительности сникли, извинились перед нами и тут же пошли восвояси. Когда отошли от нас за полквартала, двое вернулись, подошли снова к нам, и один из них попытался объясниться по-русски:
— Так такси нет! — он показал, что свистеть и кричать, вызывая такси, не в обычае кубинцев. — Так янки такси зовут...
Мы с Толей рассмеялись обрадованно. Оказывается, нас приняли за американцев, это они так такси вызывают. Парни добродушно обняли нас, вновь попросили извинения.
Но мы поняли, извиняться-то было не за что. Все закономерно, все правильно...
В Гаване мы посетили две фабрики — обувную и табачную. Табачная промышленность на Кубе славится прежде всего своими замечательными сигарами. В стране сейчас более 120 табачных фабрик. Мы побывали на одной из них, расположенной в самом центре Гаваны.
Фабрика как фабрика. Нас встречает рабочий, он же является председателем комитета кубино-советской дружбы Умберто Сайес. Веселый негр, широкая его улыбка ни на минуту не сходила с лица, в глазах постоянный веселый блеск. Так с шутками да прибаутками водил он нас по цехам фабрики:
— Это наша передовая рабочая Элоиза Гарсия. И вечно она прячется от меня, — улыбается Умберто. — Ей доставляет удовольствие, чтоб я искал ее постоянно...
Элоиза смеется. Она и думать-то. не думала прятаться от Умберто. Ей не до этого: в цехе двадцать машин, одну из них обслуживает она. Станок этот за одну минуту делает девять сигар.
На фабрике есть цеха, где скручивают сигары вручную, Умберто Сайес ведет нас в один из таких цехов. За столом сидит молодая красивая женщина. Умберто знакомит нас: ее зовут Далида Друет. Она что-то говорит по-испански, а пальцы так и мелькают у меня перед глазами, они словно бы легко летят по клавишам рояля, извлекая нежные шелестящие звуки табачной листвы. Вот она подхватывает полусырой лист, полукруглой острой пластинкой срезает его шероховатые края, элегантно и артистически сворачивает сигару и протягивает ее мне.
Умберто улыбается:
— Вы определенно понравились ей. Это весьма роскошный подарок, потому что вся продукция Далиды, как лучшая, идет на экспорт.
— А сколько, интересно, можно вручную сделать?
— За рабочий день не более 90 сигар.
Тонкие изящные пальцы женщины сильно прижимают к дощатой подставке край табачного листа и затем скручивают медленно, без лишних ненужных движений аккуратную сигару. Умберто Сайес объясняет, что нежные женские пальцы лучше, чем мужские, приспособлены к скручиванию табачных листьев. Сигары, сделанные ими, — это уже без шутки сказано, — лучше тех, которые делаются мужчинами.
Куба по производству сигар занимает одно из ведущих мест в мире. Только одна эта фабрика выпускает 135 марок сигар, экспортирует их в 40 стран земного шара, а половину всей продукции закупает Советский Союз.
Здесь же, в цехе, состоялся митинг кубино-советской дружбы. Секретарь партийной организации фабрики, работающий в этом цехе, Томас Мидьярес открыл митинг.
