Разные судьбы - Михаил Фёдорович Колягин
Встретившись у тендера с кочегаром, спросил:
— Как зовут машиниста?
— Сергей Александрович Круговых, — с гордостью ответил парень. — На всю дорогу знаменитый машинист, орден Ленина имеет.
— Вредный?
— Нет, ничего. А вообще-то когда как.
Поезд, наконец, тронулся и, набирая ход, выехал за станцию.
Впереди, между стволами сосен, замелькал зеленый глазок светофора.
— Зеленый! — крикнул Николай и выжидательно посмотрел на машиниста: отзовется или нет?
Как бы для важности помедлив с ответом, Круговых деловито отозвался:
— Вижу зеленый.
Поезд мчался полным ходом.
У Николая пока все было в порядке. Стрелка манометра дрожала около цифры 15.
Левый инжектор весело журчал, подавая воду в котел. Николай еще раз отрегулировал сопло углеподатчика и закачал «Натаном».
Стрелка манометра качнулась и отклонилась влево.
— Закрой, — коротко приказал машинист и еще добавил регулятором пару. Начинался затяжной подъем.
Теперь Николай почти не садился на сидение. От вентилей углеподатчика бегал к лотку, брался за лопату и заправлял углы топки. Железная пасть ненасытно глотала уголь. В ней с воем билось ярко-белое пламя. Потное лицо Николая в отблесках огня казалось вылитым из бронзы, взмокшие волосы то и дело закрывали глаза, рубашка прилипла к телу. Время от времени далеко высовывался в окно. Прохладный ветер сушил и освежал лицо. Сначала перед глазами плясали огненные языки, потом зрение прояснилось, можно было различить мелькавшие мимо деревья и камни.
Над паровозом нависали огромные каменные глыбы, даже казалось, что они готовы сорваться при первом сотрясении.
— Стрелочка что-то тяжелеет, — послышалось с правой стороны.
Николай подкрутил вентиля. Схватился за лопату. А стрелка манометра все тянулась влево. Четырнадцать, тринадцать.
Паровоз, сбавляя скорость, натужно пыхтел, покачивался из стороны в сторону, словно грузчик под тяжелой ношей.
Николай стиснул зубы, с ненавистью покосился на манометр.
«Врешь, подымешься!»
Машинист тоже поглядел на манометр. Левая бровь беспрерывно дергалась. Николай закрыл вентиль подачи угля. В ту же секунду распахнул дверцу. С левой стороны горбом розовел завал, уголь там не горел. Схватив резак, разрезал горб под самые колосники и на том месте до самого потолка взвилось красноватое пламя. Снова включил углеподатчик. На распределительную плиту поползла черная бугроватая змея. Как только голова доползала до края плиты, змея сдувалась паром.
Стрелка манометра замерла на цифре 13 и медленно подвинулась вправо.
— Ага, можно качнуть воды.
Захлюпал, всасывая воду, инжектор. Николай глубоко вздохнул и снова подставил голову под струю освежающего ветра. Паровоз набирал ход. Вздохи его стали чаще и свободнее. Подъем кончался.
Когда вечером на смену пришла бригада, незнакомый Николаю машинист покосился на новичка и, подкручивая рыжий ус, спросил у Круговых:
— Как съездили?
Сергей Александрович, подмигнув Николаю, сказал:
— Как следует.
На прощание Круговых пожал Николаю руку, поинтересовался:
— Как тебя зовут?
— Николаем.
— А отца?
— Александром, — ответил Николай.
— Так. А где твой батя работает?
— Нет у меня бати, — наклонил голову парень. — Детдомовец я.
— Вот оно что! — протянул Круговых. — А ты в шахматы, случайно, не играешь?
— Играю, — ответил Николай. — В училище первое место занимал.
— Вот и хорошо! Отдохнешь, приходи ко мне. В общежитии тебе каждый расскажет, где я живу.
С наступлением темноты глаза машиниста казались добрее, от них лучами разошлись набившиеся угольной пылью полоски морщинок.
Из душевой до общежития Николай шел медленно, наслаждаясь свежестью летней ночи. И яркие звезды ему огнями светофоров приветливо мерцали, и земля, будто пол в паровозной будке, покачивалась под ногами, как бы сама плыла навстречу…
Много после этого утекло воды. Два с половиной года, до самого призыва в армию, работал Николай с Сергеем Александровичем. Бывали рейсы и потяжелее первого. Давали иногда уголь из остатков штабеля, наполовину с землей — на каждой стоянке топку чистить приходилось. Или брались провести поезд по участку без остановки для набора воды. Сорвешься — позор на всю дорогу. Но проводили.
Оба немногословные — Круговых и Колосов — быстро привязались друг к другу. Николай часто бывал у своего машиниста дома. Играл с Сергеем Александровичем в шахматы или, взяв из домашней библиотеки книгу, уходил в огород, садился под кусты ирги и по целым дням читал. Как-то получилось, что Николай ни одной покупки не делал без совета Елизаветы Ильиничны.
Иногда прощаясь после рейса, Сергей Александрович сообщал:
— Завтра обязательно приходи к нам.
На загородные прогулки в лес, кроме Николая, обычно, приглашался старый приятель Сергея Александровича Владимир Николаевич Волочнев — приемщик паровозного депо. Елизавета Ильинична брала для мужчин пиво, для себя с Дашей несколько бутылок крем-соды и разных сладостей. Излюбленным местом для пикника был родник в лесу. Вода там была холодная и прозрачная, на вкус отдавала листьями.
В родник ставили бутылки, а сами садились на траву и часами молча смотрели сквозь разрывы листьев на светлое небо. Рядом журчал ручей, а время тянулось бесконечно, словно оно застыло и остановилось.
А Даша с Николаем уходили в лес. Под ногами шуршали сосновые шишки и прошлогодняя хвоя. Даша не любила и не умела ходить медленно. Иногда она делала попытки пристроиться в ногу с Николаем, брала его под руку, но, забывшись, снова вырывалась вперед. Поджидая, нетерпеливо срывала листья, нагибалась за цветками или, заметив какого-нибудь жучка, начинала дразнить его:
— У, натопорщил усы — злится.
Она была своенравной и жизнерадостной, какой может быть только девушка в шестнадцать лет. Ее восхищали и птицы, и муравьиные кучи, и высокие сосны.
— Колька, смотри! — кричала она, трогая Николая за плечо. — Красиво-то как!
Она часто и беспричинно смеялась. Казалось, смеялась не тому, что видела и слышала, а разным мыслям, приходившим в голову.
В лесу у них были свои излюбленные уголки — глухие полянки, окруженные молодым осинником или бояркой.
Хорошее было время!
4
Снова Колосов выезжал в рейсы со своим машинистом. Вот она, конторка дежурного по депо. Сколько раз заходил сюда Николай, отправляясь в поездки. Здесь получал «зарядку» на смену — инструктаж дежурного. Зачитывали новые приказы по дороге, напоминали правила безопасности и многое другое, что необходимо паровозникам в пути. Комнату прозвали острым именем — «брехалка». Чего только в ней не наслышишься! Здесь разберут по деталям весь рейс, раскритикуют друг друга до последней косточки, расскажут о различных случаях в пути, которыми богата паровозная работа. А то заведут спор о том, как лучше провести поезд или содержать паровоз. Участвовали в таких спорах обычно опытные машинисты, а молодежь, затаив дыхание, слушала. И, пожалуй, ни в одном заведении не получишь таких знаний, как в этой комнате с неприветливым названием.
Вот и сейчас, кто прямо на полу, привалясь на замазанные стены, кто на своих «шарманках», сидят паровозники, ожидая
