Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг
Вчера, по случаю пятницы, посетил Дадаш соборную Джума-мечеть, что находится в Крепости. Там было много мулл, но больше всех понравился Дадашу толстый мулла в коричневой, из верблюжьей шерсти абе́ — накидке, с пышной зеленой чалмой на голове — знак того, что носитель ее принадлежит к сеидам, потомкам пророка. Мулла громко и долго читал молитву. Важный, красивый мулла! Прослушав молитву и помолившись, Дадаш зашел проведать двоюродного брата Шамси, живущего в собственном доме неподалеку от Джума-мечети. Аллах великий, какой дом у Шамси! Размером он, разумеется, гораздо меньше, чем фирменный дом, — Дадаш любил подчеркивать, что живет в фирменном доме, это, считал он, придает ему важность в глазах Сары, — но зато какой красоты! В стенах — зеркала, на потолках нарисованы гурии рая, пол устлан коврами. Хозяин угощал Дадаша жирной бараниной, тающей во рту, и сладостями, ласкающими нёбо.
С замиранием сердца слушала Баджи рассказ отца.
«Неужели не врет?» — думала она.
Взгляд ее упал на ветхую одежду Дадаша, на засаленную папаху, скользнул по щелистому полу, грязным стенам, закопченному потолку. И дом, в котором она жила, представился ей особенно некрасивым, жалким.
— Хотелось бы мне позвать Шамси в гости, — промолвил Дадаш мечтательно. — Ведь он мне теперь как брат — семнадцать лет не видел я младшего брата. Кто знает, увижу ли вновь?.. Хотелось бы мне, в ответ на вчерашнее угощение, позвать Шамси и угостить его на славу, — ведь он богатый человек, не привык к бедной пище. Но я не пожалел бы никаких денег для такого родственника. И муллу хорошо бы пригласить, для красоты, — такого, какой читал молитву в Джума-мечети, если только такой согласится прийти ко мне.
— Я приготовила бы хорошее угощение! — сказала в ответ Сара, и глаза ее оживились: она умела вкусно готовить. — Только бы мне выздороветь…
— Они приедут, приедут! — воскликнул Дадаш обнадеживающе.
Баджи едва не подпрыгнула от восторга: приедут дядя Шамси и важный мулла, и в доме отца будут гости, как у заведующего! Она представляла себе дядю Шамси красивым и молодым.
— Хорошо бы, отец, позвать еще и дядю Газанфара… — робко вставил Юнус.
— Дядю Газанфара?.. — переспросил Дадаш и надумался. Помедлив, он ответил: — Дядю Газанфара мы позовем в другой раз — когда не будет Шамси.
Юнус смолк: не полагается сыну спорить с отцом.
Долго еще в этот вечер говорили между собой Дадаш и Сара. И хотя все, о чем они говорили, было полно интереса, глаза Баджи, помимо ее воли, сомкнулись.
Дадаш совершил пятый, последний за день, намаз. Уткнувшись лбом в ветхий палас, он попросил аллаха осуществить его мечту. Потом он прикрутил фитиль тусклой лампы. Лежа, он вспомнил, что следовало бы пробрать девчонку — весь день невесть где шляется. Но сон сковал его.
«Как люди разно живут, — думал Юнус, засыпая: — одни — в богатстве, другие — в нищете».
И только Сара все не могла уснуть.
«Я приготовила бы хорошее угощение — только бы мне выздороветь…» — повторяла она про себя.
— Пить! — шептала она сухими губами, отбрасывая одеяло. — Здесь жарко.
Никто не отвечал.
— Укройте меня, здесь холодно, — шептала она, ища рукой отброшенное одеяло.
Никто не слышал ее.
Ветер дул с моря. Влажный воздух устремлялся на берег, смешивался с дымом заводских труб, тяжело опускался на землю, окутывал собой Черный город.
Малярия
Однажды Сара сказала:
— Я знаю, отчего я болею. Это меня заколдовали души моих умерших дочерей — за то, что на поминках не было хорошего угощения. Надо пойти к гадалке, чтоб она расколдовала меня.
Да, сладости появлялись в доме Дадаша не часто, не было их и на поминках. Быть может, и впрямь были за это в обиде души умерших дочерей? Быть может, затем, чтобы не сетовать в мире загробном, вознаграждала себя Баджи в мире земном халвой со столика халвачи?
Собравшись с силами, пошла Сара вместе с Баджи к гадалке. Полдня мучила Сару гадалка всевозможными заклинаниями и за свой труд получила от Сары платок.
По совету гадалки отправились мать и дочь в старое селение Шихово — невдалеке от города, за морским мысом — к могиле Укеймы-хатун, дочери восьмого имама Ризы.
Стояла ясная осень. Зеленое море блестело под солнцем. Дымили пароходы в заливе. Первые птицы с севера весело кружили в воздухе. Прекрасный день! Баджи шагала без устали. Но Сара тяжело дышала и к могиле Укеймы-хатун добралась вконец измученная. Никогда не видела Баджи таких крупных капель пота на лбу матери.
Отдышавшись, Сара взяла Баджи за руку, и вдвоем они трижды обошли могилу. Затем она оторвала лоскут от своего платья и прикрепила его к могильному камню: известно, что, оставляя здесь лоскут от платья, в котором застигла человека болезнь, оставляешь и самую болезнь.
«Теперь вылечится», — подумала Баджи.
На обратном пути Сара еле волочила ноги, опиралась на плечо Баджи. Баджи дулась на мать за то, что та не дает ей наслаждаться видом зеленого моря, пароходов, полетом птиц. Она готова была убежать, если б не цепкая рука матери, державшая ее за плечо, и не страх перед отцом.
Домой Сара вернулась едва живая, и с этого дня уже не вставала с подстилки. Очевидно, она упустила что-то из наставлений гадалки, и Укейма-хатун не пожелала ей помочь. Но пойти к могиле Укеймы-хатун вторично и выполнить все в точности у Сары уже не было сил.
Соседи сочувствовали больной.
— От лихорадки хорошо помогают десять зубков чесноку, у нас всегда так лечат, — говорила соседка-грузинка.
Сара внимательно слушала.
«Теперь будет лечиться чесноком», — подумала Баджи, глядя в желтое лицо матери.
И верно: каждый день съедала теперь Сара десять зубков чесноку. Так, правда, лечили грузины, а не азербайджанцы, но чеснок был дешевым лекарством, нельзя было от него отказываться. А Саре очень хотелось вы лечиться, она готова была выполнять любые советы.
Все в комнате пропахло чесноком. Баджи не была избалована чистым воздухом, но даже она задыхалась в этом чесночном смраде.
— Позови доктора, в больницу ее нужно свезти, — советовала Дадашу тетя Мария, вдова машиниста Филиппова.
— Доктора?
Дадаш кивал головой в знак согласия, потому что он уважал покойного машиниста и не хотел обижать его вдову отказом.
