Девчата - Бедный Борис Васильевич
За кустом орешника, на полпути между Тосей и Ксан Ксанычем, кто-то вдруг заворочался и страшно всхрапнул.
— Ой, кто это? — испугалась Тося и схватила черпак. — Не медведь?
— Медведи сапог не носят, — спокойно объяснил Ксан Ксаныч и кивнул на рыжие, давно не чищенные сапоги, высунувшиеся из куста. — Это мастер наш храпака дает.
— Любит поспать? — спросила Тося.
— А чего ему не спать? Зарплата идет…
Мимо навеса прогрохотал широколобый трелевочный трактор, таща за собой большой воз очищенных от сучьев стволов, которые здесь все называли хлыстами. Длинные хлысты прогибались, как прутики; толстые комли глубоко бороздили землю. Из кабины высунулся чумазый тракторист, помахал Тосе рукой и крикнул:
— Жарь-вари!
Тося проводила трактор почтительными глазами и по давней своей привычке топнула вдруг ногой, настраиваясь на поэтический лад. Еще учась в пятом классе, Тося сделала открытие: если как следует топнуть ногой, то потом уж никакого труда не составит сочинить строчку-дру-гую стихов. Стихи эти, может быть, и не блистали особыми поэтическими совершенствами, но в оправдание Тоси надо сказать, что печатать их она не собиралась и даже на бумагу никогда не записывала. Тося пнула матушку-землю и пропела себе самовосхвалительную песенку, тут же сочиняя слова:
Она варила-жарила, Всех…. позади оставила!
— Пшенная каша сама себя хвалит! — сказал Ксан Ксаныч и покачал головой, удивляясь молодой Тосиной нескромности. Он тут же испугался, не обидел ли Тосю, и спросил доброжелательно: — Ну как, получается обед?
— Да вроде получается… — не очень-то уверенно отозвалась Тося.
Она попробовала свое варево, покрутила головой, поморгала и с видом «пропадай все пропадом» кинула в котел махонькую щепотку соли.
— Вкусно? — полюбопытствовал Ксан Ксаныч.
— А кто ж его знает? На вкус и цвет… С делянки донесся крик Кати:
— Кислица, воды давай!
Тося вопросительно посмотрела на Ксан Ксаныча.
— У вас повара воду носят? Входит… это самое, в круг обязанностей?
— Входит… Ты только смотри, поосторожней там, а то ненароком зашибут лесиной.
— Не для того я сюда приехала! — убежденно сказала Тося, схватила ведро, сполоснула кружку кипятком, заботясь о гигиене, и пошла поить лесорубов.
Она обходила делянку и с любопытством присматривалась к лесорубам и их работе. Больше всего ей приглянулась непыльная работенка вальщика Ильи — видного рослого парня, который шел впереди всей бригады и вгрызался бензомоторной пилой в чащобу леса.
Стоило только Илье приложить свою жужжащую, диковинного вида пилу к дереву, как оно тут же падало на землю. В глазах Тоси работа Ильи даже и на работу не была похожа: он, как бы прогуливаясь, переходил от дерева к дереву и играючи, с неправдоподобной на глаз новичка легкостью валил их одно за другим. «Умеют некоторые устраиваться!» — подумала Тося.
На поваленные деревья сразу же накидывались обруб-щицы сучьев во главе с Катей и вразнобой стучали топорами. Девчата готовили хлысты к вывозке из лесу, а ветки и тонкие вершины стаскивали в кучу и сжигали — без всякой пользы для человека, лишь бы не захламлять делянку, не разводить гниль и лесных вредителей.
Вслед за обрубщицами сучьев двигался неуклюжий здоровяк Сашка. Он крепил к хлыстам петли из троса — чокеры — и все поглядывал на Катю, которая делала вид, что совсем не замечает красноречивых Сашкиных взглядов, и лишь чаще, чем надо, поправляла косынку.
— Твой, что ли? — спросила догадливая Тося.
— Приписывают… — уклончиво ответила Катя и по-новому перевязала косынку.
Лебедка, установленная на трелевочном тракторе, подтаскивала хлысты, формировала из них воз, и трактор отвозил его к узкоколейке, на верхний склад.
«В общем, — решила Тося, — ничего особенного. Работа как работа, зря эти лесорубы так много о себе воображают…»
Тося не прочь была вблизи посмотреть на чудо-пилу и даже по русской привычке пощупать ее. Но идти на поклон к незнакомому парню ей не очень-то хотелось, да и лезть к нему надо было через бурелом. Она издали окликнула:
— Эй, как тебя, пить будешь?
— Это кто там пищит? — удивился Илья.
Он приглашающе помахал рукой, и Тося, помня о нелегком круге своих обязанностей, полезла в бурелом.
Илья осушил полную кружку воды и зачерпнул еще полкружки. Пил он со вкусом, и Тося, глядя на него, сама почувствовала вдруг жажду и облизнула пересохшие губы. Она тут же рассердилась на себя за свою несамостоятельность и спросила придирчиво:
— И чего ты пьешь? Рыба только на обед будет!
— А я авансом! — ответил Илья, сверху вниз посмотрел на Тосю и протянул загадочно: — Да-а…
Тосе почудился обидный намек на ее малый рост, и она сразу настроилась против Ильи. К тому же вблизи он показался ей красивым, даже слишком красивым для парня, а Тося давно уже терпеть не могла красивых парней: все они без исключения были пижонами и задаваками, убежденными в том, что стоит только им взглянуть на какую-нибудь простую девчонку вроде Тоси, как та сразу же влюбится наповал. И хотя Тося совсем не собиралась влюбляться в Илью, но уже одно подозрение, что он так подумал, ожесточало ее и выводило из себя.
Она выхватила из рук Ильи пустую кружку и хотела уже бежать от него, но тут увидела на пеньке непонятную пилу. Девчоночье любопытство пересилило неприязнь к Илье, и Тося спросила:
— Этой штукой лес пилят? Илья снисходительно объяснил:
— Не пилят, а валят, и не штука это, а бензопила «Дружба», понятно? — Он взглянул на Тосю и зачастил: — Двигатель одноцилиндровый, двухтактный, воздушного охлажде…
— Так и называется: «Дружба»? — изумилась Тося.
— Я же сказал. Ты что, глухая?
— Сам ты глухой! — выпалила Тося: ее все больше раздражало, что он разговаривает с ней как с маленькой и, по всему видать, не принимает ее всерьез.
Илья покосился на Тосю, не понимая, какая муха ее укусила. А Тося дотронулась пальцем до пильной цепи.
— Даже не верится, что этой штукой можно дерево спи… свалить. На велосипедную передачу здорово похоже!
— А ведь верно! — согласился Илья. — И как это я не замечал? Зоркие у тебя глаза!
— Да уж вижу! — похвасталась Тося, благосклонно взглянула на Илью и подумала, что, несмотря на всю свою пижонскую красоту, человек он, кажется, еще не совсем пропащий…
Илья показал на громадную сосну — самую высокую в этой части леса:
— Смотри, я сейчас вон то чудо природы опрокину,
— Кишка тонка! — подзадорила его Тося, боясь преждевременной добротой испортить человека, стоящего на верном пути к исправлению своих недостатков.
— А ну, гляди!
Илья подошел к большой, в два обхвата, сосне, обрубил подрост вокруг и вскинул голову кверху, примеряясь, с какого боку удобнее подступиться к этакой махине. Толстый ребристый у комля ствол мощным тугим фонтаном взметнулся в поднебесье. Высоко в синеве беззаботно и вольно купалась крона, знать ничего не желая об Илье и его опрометчивом обещании. Илья показался вдруг Тосе маленькой букашкой, копошащейся у подножья несокрушимой громадины. Не верилось, что он сможет свалить эту сосну, дошедшую до нас из глубины веков, пережившую с добрый десяток человеческих поколений.
Даже легкомысленную Тосю величественная сосна настроила на непривычные для нее торжественные мысли, и она подумала, что дерево это, может быть, стояло здесь еще во время Ивана Грозного или Петра Первого… Впрочем, она тут же поймала себя на том, что не помнит в точности, кто из этих царей был древний, а кто царствовал поближе к нам, и виновато шмыгнула носом. Тося вообще плохо разбиралась в истории и даже не могла никогда толком понять, почему век, в котором она живет, считается двадцатым: ведь у каждого года в этом веке первая цифра — девятнадцать.
Поплевав на руки, Илья включил свою чудо-пилу. Застоявшаяся без работы пильная цепь с голодным свистом рассекла воздух, легко и жадно вошла в ребристый комель. В сапог Ильи крутой цевкой ударили опилки. Тося одобрительно смотрела на чужую спорую работу. У нее даже руки зачесались от проснувшегося вдруг желания самой подержать чудо-пилу и свалить хотя бы махонькое деревце.
