Анатолий Никульков - Трудное знакомство
— Да нет, — отмахнулся Кропилов. — Все не о том вы… Скажите откровенно, почему вы пошли работать?
— Стыдно стало дома сидеть, — с вызовом воскликнула Елена Сергеевна. — Вот почему!
— И скучно, — добавил Валентин Петрович с грустной уверенностью. — Так ведь? Стыдно и скучно. Два стимула. Надоест — уйдете. Вот оно — самое страшное. Эх, как я хочу выбить из вас эту домашнюю безответственность! Ведь не забава — наш труд, Елена Сергеевна, а постоянная концентрация всех наших сил. Понимаете? Постоянная и всех!
Редактор опустился в кресло, рассеянно стал читать какую-то бумагу, которых у него всегда было много на столе, потом сказал:
— Я немного развяжусь с делами и засядем за вашу корреспонденцию. Дотянем. Материал нужный, и факты же есть, найдены. — Потом проговорил с сожалением. — Вот вы вчера убежали, а то бы мы сразу доделали. Теперь придется через номер давать.
Елена Сергеевна не сдержала улыбки, глядя на его огорченную физиономию. Она пришла требовать извинений, а он, мало того, что не извинился, еще и упрекает ее за вчерашний побег. Вот смешной, упрямый… сухарь!
Ожидая Кропилова, она достала измятые листочки своей корреспонденции, наспех засунутые вчера в ящик, и начала перечитывать. Странно, теперь статья казалась плохой. Елена Сергеевна то и дело ожесточенно нажимала перо, и жирные линии тянулись по написанным строчкам.
Скоро она сидела сбоку у кропиловского стола, касаясь локтем руки Валентина Петровича, и испытывала почти счастье. А он медленно читал, повторяя:
— Так, так… — и вдруг воскликнул — Эге, да вы сами менять тон начали! Оказывается, вас разозлить надо, чтобы дело пошло.
Елена Сергеевна улыбнулась:
— Не надо. Теперь я сама злиться буду.
— Ага. Только главное, чтобы вовремя и… не на редактора.
Он смеялся, шутил, и Елена Сергеевна чувствовала, что и у него на душе отлегло.
Валентин Петрович дочитал до конца, еще раз сказал — «так» — и посерьезнел:
— Теперь давайте думать над правильными выводами.
Он надавил кнопку настольной лампы. Вспыхнул свет, сделав уютной комнату, отодвинув в полумрак от двух склоненных голов и ряд стульев, и громоздкий сейф, и широкий книжный шкаф.
Раздался телефонный звонок. Кропилов взял трубку:
— Да. Пожалуйста, — и молча протянул ее Елене Сергеевне.
Звонил муж. В тоне его чувствовалось раздражение: уже ни один телефон в редакции не отвечает, чего они там возятся вдвоем?
Ласковым голосом, сдерживая досаду, Елена Сергеевна ответила, что встречать ее не надо — она еще задержится, что дело есть дело, — он это прекрасно понимает.
— Дети спят? — спросила она, но услышала только частые гудки.
— Значит, первое предложение… — продолжал Валентин Петрович и вдруг совсем другим тоном спросил — Может быть, лучше пойдете домой? Доверьте уж мне закончить одному.
— Нет, нет, — замотала головой Елена Сергеевна, успокаивающе положив руку на его рукав. — Давайте вместе. Никуда я не пойду.
Кончили они поздно.
— Сейчас бы в набор, да машинистки нет, — с сожалением проговорил Кропилов. — Ладно. Успеем утром.
Они вышли на широкий полукруг ступеней главного входа. Фонари вырывали из темноты только этот белый полукруг. Невидимые — шумели деревья. Прохожих было мало, и шли они торопливо.
— Спокойной ночи, Валентин Петрович!
— Спокойной-то, спокойной, — сказал Кропилов, — только я вас провожу.
— Не нужно, — пробормотала она обрадованно. — Вы устали. А мне по центру… Не страшно.
— Вот опять с редактором спорит, — посетовал Кропилов и взял ее под руку.
Елена Сергеевна шла рядом с ним и думала о том, какие они оба молодые и красивые и — какая она все же неудачливая.
— Ну чем не влюбленная пара. — Она искоса бросила на него взгляд. — Нас, наверное, прохожие так и считают.
— Действительно, — пробормотал Валентин Петрович.
Его безразличный тон задел Елену Сергеевну, она вздохнула:
— Как там мои ребятишки! Легли сегодня без меня.
— Да, — оживился Кропилов. — Я тоже сегодня ни жены, ни детей не видел.
— Вот с занятыми родителями так и живут в одиночестве, — проговорила Елена Сергеевна, на что-то сердясь. — Что там ни говорят, а женщина имеет право ради воспитания детей сидеть дома.
Валентин Петрович пожал плечами:
— Кому как, конечно… Моя жена никогда не сидела дома. А ребятишки растут хоро-ошие.
— Ваша жена не пример, — сказала Елена Сергеевна, и ей захотелось отнять у Кропилова свою руку.
— Почему? — обиделся Валентин Петрович. — Вы же ее не знаете. Нет, с выводами вам явно не везет.
Елена Сергеевна сердито рассмеялась… Ну, к чему начала этот разговор? Что ей надо от редактора?.. Но удержаться она уже но могла и с непонятным раздражением продолжала допрашивать Кропилова:
— Вы когда женились?
— В сорок седьмом, — сухо ответил тот.
— Всего пять лет женаты? Отчего так поздно?
Валентин Петрович покряхтел, покрутил головой, засмеялся:
— Вот оно, женское любопытство. А я думал, врут на женщин…
— А все-таки? — строго перебила Елена Сергеевна.
— Н-ну, не любили никого, пока не встретились. А тут — полюбили.
— Хм, полюбили, — с грустной издевкой произнесла Елена Сергеевна. — Вы верите в художественную литературу.
— Я во все хорошее верю. Только вера здесь ни при чем. Хоть верь, хоть не верь, а любишь — и все.
— Ладно, извините за любопытство, не буду больше, — сказала она как можно беззаботней. — Ну, вот и мой дом. Еще раз спокойной ночи.
— Спокойной ночи. Заслуженно — спокойной, — отозвался Кропилов, и только зубы блеснули.
Дверь открыл муж и, тотчас повернувшись, молча пошел в столовую, странно маленький и неуклюжий в полосатой пижаме. Елена Сергеевна разделась, на цыпочках прошла в кухню, чтоб не разбудить Лизу, подняла крышку кастрюли, стоявшей на плитке. Пахнуло запахом мяса и еще чего-то.
«Гуляш, что ли?» — подумала Елена Сергеевна и включила плитку.
В прихожей она помедлила, оправила волосы и, преодолевая нежелание, вошла в столовую. Муж полулежал на диване, облокотившись на валик. Он покосился на Елену Сергеевну и отрывисто спросил:
— Как ты одна ходишь в такое время? Почему не позвонила?
— Меня Валентин Петрович провожал, — мягко ответила она, ощущая смутную вину.
Дмитрий Всеволодович поднялся и нервно заходил по комнате.
— А муж может сидеть дома и тревожиться? — спросил он глухо злым голосом и ушел, распахнув дверь.
Без всякого аппетита жевала Елена Сергеевна мясо с картошкой и ожесточенно думала: «Ревнуешь? Ну, и пускай. Он мне помогает, а ты, ты что сделал из меня? Няньку. Кухарку. Дуру».
Как-то раз Кропилов вызвал Елену Сергеевну и встретил ее, возмущенно потрясая какой-то бумажкой. У Елены Сергеевны сжалось сердце: «Опять!» Она торопливо стала перебирать в памяти — за что же ее можно ругать?
— Вот письмо молодых рабочих с Загородного узла, — сказал редактор, протягивая бумажку, и удивился. — Да вы чего испугались?
Елена Сергеевна облегченно улыбнулась:
— Нет, ничего…
Она прочитала письмо и деловито подняла глаза.
— Так. Обработать, что ли?
Редактор пристально посмотрел на нее.
— Так, — повторил он. — Вас это не волнует?
— Безобразие, конечно, — осторожно сказала Елена Сергеевна.
— Знаете, — он заговорил спокойно и веско. — Если бы я ожидал такое равнодушие, я бы не дал вам этого задания…
— Какое равнодушие? Какое задание? — возмутилась Елена Сергеевна. — Вы же еще ничего не сказали…
Редактор осекся и, улыбаясь, потеребил затылок:
— Ах, да! Извините. Я не с того конца начал. Разберитесь на месте и напишите резкую корреспонденцию — вот задание. Дойдите до начальника отделения, до кого хотите… На седьмом году после войны не могут позаботиться о молодежном общежитии! — Чуть ли не тоном приказа он предупредил — Проникнитесь гневом… Иначе ничего не выйдет. Равнодушие равнодушием не поборешь…
— Признаю и принимаю! — весело сказала Елена Сергеевна.
— Надеюсь, — отозвался Кропилов и протянул руку.
…Елене Сергеевне всегда было трудно начинать какое-нибудь дело. Она ходила по деревянному настилу станции пригородных поездов и с тоской думала о своем письменном столе, о привычной обстановке редакции, где она мирно сидела бы и правила заметки…
Поезд тронулся. Замелькали столбы высоковольтной линии, вагоны на путях. Электричка шла по дамбе. Вдалеке, на берегу реки, у белых построек водной станции было видно много людей. Поезд замедлил ход, и сейчас же за окнами тяжело замахали крыльями фермы железнодорожного моста. А внизу, на воде, застыли лодки; голубой катер, казалось, стоял неподвижно, подняв у носа пенистую волну.
Елена Сергеевна впервые почувствовала, какой сегодня чудесный день… Не ехать бы никуда, а сидеть дома… Нет, не дома, только не дома! Вот здесь где-нибудь — на реке: купаться, загорать и ни о чем, ни о чем не думать… Но, увы, надо постоянно концентрировать все свои силы. Постоянно и все.
