Иван Лепин - Родом из детства

Я мигом вбегаю с деньгами в хату и тяну Дашу в магазин. Она отнекивается, говорит, что надо козу подоить, а я умоляю ее со слезами на глазах:

— Завтра в школу, а у меня, сама знаешь, нет штанов с рубахой…

Тогда Даша соглашается, и мы с ней идем в сельмаг. В сельмаге продавцом почему-то оказался Вася Артюхов. Но на этот раз он не был похож на себя: улыбался, хлопал меня по плечу и все показывал, какие есть в продаже штаны и какие рубахи. Есть еще и ремни, говорил он, если денег хватит, можно купить и ремень, — такие штаны без ремня носить не годится. Даша пересчитывала деньги — на ремень оставалось. С бляхой ремень мне купили, точь-в-точь как у председателева сына.

Штаны малость длинноваты были, но это не беда, успокаивал Вася Артюхов. Даше ничего не стоит взять иголку и вечером подшить их. А утром ты будешь шагать в школу не хуже других — в новых штанах и в новой рубахе…

И улыбался без конца Вася Артюхов, улыбался.

Таким улыбчивым и вежливым я его еще никогда не видел.

И я светился от радости. И Даша была счастлива, она все норовила расплатиться с Артюховым, а он не торопился брать деньги, говоря, что, дескать, успеем еще, вон мы еще рубаху не примерили…

В то время когда я сладко досыпал, когда мне в магазине выбирали обнову, я не знал еще, что гуси мои уже насиделись и ушли на кок-сагыз, что прихватил их там объездчик Вася Артюхов и делал с ними то, что он обычно делал в таких случаях.

РЫБАЛКА ПОД РИТМЫ ДИСКО

Рыбу в нашей небольшой речушке Снове ловили всякими дозволенными и недозволенными способами.

Самой добычливой считалась ловля бреднем. Скорее, это была не ловля, а вычерпывание рыбных запасов. Иные добытчики умудрялись при этом перекрывать речку сетью или несколькими сачками, чтобы шарахающиеся от бредня голавли, щуки, карпы, красноперки, налимы и разная мелочь не могли избежать рыбацкого ведра.

Но и рыба была не дура. Немало ее все-таки пряталось от бредней и сетей в норах, под корягами.

Любили мы, ребятня, наблюдать, как глушат рыбу. Тогда, в детстве, мне казалось, что глушение — самый смелый способ ловли рыбы. Повзрослев, понял, что более варварского способа нет, ибо при этом гибнут и полуметровая щука, и ее сеголетки, и совсем уж безвинная лягушка.

Безобидней была ловля сачками. Я и сам в мальчишестве не раз и не два вместе с троюродным братом Шуриком налавливал сачком по полведра разномастной рыбы. Я обычно держал сачок, приткнув один конец дуги к крутому берегу, а Шурик, как более сильный, отойдя метров на пять-шесть, болтом или храпом (шестом со специальным наконечником, издающим при ударе в воду хрюкающий звук) гнал рыбу в сачок.

На перекатах погожим летним вечером рыба шла в сачок сама.

А еще одно время были в ходу кубаря, сплетенные из лозы. Ставили их обычно в тайном месте, в густом кустарнике, искусно пряча привязь. Проверяли улов хозяева кубарей через пять-шесть дней, но мы, всезнающие и всевидящие ребятишки, незаметно делали это почти каждый день.

Пытались в наших краях травить рыбу. Мякиш хлеба перемешивали с борной кислотой и потом с берега бросали в речку маленькие хлебные шарики. Вскоре начинала всплывать плотва и густера, за которой все-таки нужно было лезть в воду. Улов при этом был невелик, причем травилась в основном сорная рыба, а посему этим способом пользовались разве что самые ленивые рыболовы.

В особом почете была у нас ловля руками. Берега Сновы изобиловали норами, в которых прятались голавли, красноперки и раки, а в корягах у старых ракит водились скользкие налимы. Поймать и удержать такого в руках считалось высшим искусством и ловкостью.

Норы обследовали в основном взрослые парни. Если место было глубокое, то они набирали в легкие побольше воздуха и тихо опускались под воду. Проходила минута-вторая, а ныряльщик не показывался. Уже зрела тревога: не утонул ли? Но вот ко всеобщему удивлению наблюдавших за ловлей (а любителей поглазеть всегда хватало), к зависти мальчишек, ныряльщик взлетал над водой, победно держа в руках красноперого красавца-голавля.

Были у нас в деревне такие хитроумные мастера, которые обшаривали норы после того, как по речке протянут бредень. Вся ушлая рыба, как уже отмечалось, при этом спасалась в норах и под корягами. Вот тут и бери ее — в прямом смысле — голыми руками. И брали. Не на одну сковородку налавливали.

Я тоже, помню, пробовал промышлять подобным образом. Не могу похвастаться особыми успехами, но кое-какая мелочь попадалась. К тому же лазать в глубокие норы я опасался — пуще всего боялся, чтобы не схватил меня за руку рак.

Но самый доступный, самый трепетный, самый безобидный способ ловли — удочка. Это тебе не сачок и тем более не сеть или бредень, которые нужно плести долгими зимними вечерами: не опасная взрывчатка, не мудрено устроенный кубарь, не отрава, наконец, на которую нужно переводить вкусный, с тертым картофелем, хлеб. Удочку может смастерить даже малец. А что тут хитрого? Вырезал ореховое удилище, привязал к нему черную нитку потолще, на другой ее конец самодельный, из проволоки, заточенный на кирпиче крючок — и готово.

Вместо свинцового грузика мы обычно привязывали мелкую продолговатую гальку. Поплавком же служил кусок прошлогоднего стебля репейника. Грубое, скажете, приспособление? Ничего. И на такую удочку, поверьте, я налавливал, бывало, метровый кукан пескарей.

Конечно, у истинных рыболовов снасть была разработана по всем законам рыбацкой науки. У Пети Галякина — самого именитого в Хорошаевке рыбака-удочника, лесками, например, тоже служили суровые нитки. Но зато их концы были тонкие, малозаметные в воде. На каждой из десяти его удочек — крючок с зазубринкой и каждый своего размера, для своей рыбы. И насадкой служил не только дождевой червь. Петя Галякин пользовался вареной картошкой, и кузнечиками, и пареным горохом, и живцами, и бог весть еще чем. Рыбачил он обычно на одном месте, где никто другой ничего никогда не улавливал. Петя же даже в самое неблагоприятное для клева время ловил и щук, и карпов, и голавлей, и редких для наших мест карасей.

Шли годы.

Старые сети, бредни гнили, а новых молодые мужики плести не научились. Или не хотели.

Строго стало со всякого рода взрывчатыми материалами.

Про кубаря нынешние деревенские мальчишки и слыхом не слыхивали.

Оставались на заросшей ныне ивняком Снове только удочки (городские, не очень дешевые) да — редко у кого — сачки. Правда, и рыбы поубавилось. Заилилась речка не без помощи горе-радетелей распашки заливных лугов, и почти полностью пропала рыба, любящая песчаное дно и чистую воду.

Ну, да и не совсем пропала. Тем более, что луга ныне — по крайней мере в нашем районе — не распахивают, и на стрежне реки уже просматривается прежней белизны песок.

Вроде бы до тонкостей знал я, чем брали и берут рыбу в нашей невесть какой ширины — десять-пятнадцать метров всего — Снове. А нынешним летом приехал в отпуск и ахнул. Оказывается, не успеваю я следить за научно-техническими открытиями. В том числе и в таком щекотливом деле, как рыбная ловля на мелких реках. Просветил меня сосед Сашка Волохов, плотный двадцативосьмилетний мужик, про которого его пятилетний Роман сказал: «Папка, обнять тебя у меня руков не хватает». Работает Сашка на станции Возы электриком, там же имеет квартиру. В Хорошаевку приезжает на выходные — тут живет мать, тут богатый сад, тут какая-никакая речка.

В субботу Сашка мимоходом обронил:

— У нас теперь рыбу с помощью электричества ловят.

Я не придал значения этим словам, полагая, что он шутит. А в воскресенье Сашка забежал ко мне и с порога предложил:

— Хотите посмотреть?

— Что?

— Новый способ. Электричеством.

Я сначала не понял, про какой способ Сашка ведет речь, но, заметив на его плече моток белой изолированной проволоки, припомнил вчерашний разговор.

— Ужели правда?

— Пойдемте — убедитесь.

Будучи по натуре любопытным, я бросил все дела и без промедления отправился следом за Сашкой. Вел он меня к Ваське Хомяку, чья хата стояла в нескольких десятках метров от Сновы — на крутом ее берегу.

Подошли к хате. Хозяина дома не было. Руководил тут его средний сын Ленька, рабочий курского кожзавода, приехавший к отцу в отпуск. Рядом с ним хлопотали еще два — уж не узнал, чьи — взрослых парня. А хлопоты их состояли в том, чтобы подсоединить другой моток проволоки (по двести пятьдесят метров в каждом, как я позже узнал) к фазе электропроводки. Они приставили к хате лестницу, и Ленька орудовал плоскогубцами.

— Все. — Закончив дело, он спрыгнул с лестницы. Увидел меня, кивнул головой: — Здравствуйте. Пришли поучиться?

— Посмотреть.

— Ну-ну, — снисходительно сказал Ленька. — Может, и вам понравится.