Анатолий Рыбин - Трудная позиция
Возле клуба Вашенцев почти лицом к лицу столкнулся с Надей Забелиной. Осторожно взяв ее под локоть, помог взойти на крыльцо и шутливо спросил:
— А почему Снегурочка без Деда Мороза?
— А вы, Олег Викторович, почему без Снегурочки? — в свою очередь спросила Надя. — Нехорошо, нехорошо, Олег Викторович. Надо бы хоть на праздник пригласить.
— Правильно, Надежда, критикуй, — послышался голос генерала, неожиданно появившегося у крыльца под руку с закутанной в пуховый платок Екатериной Дмитриевной.
— На праздник пригласить нужно было непременно.
— Да, конечно, — подхватила Екатерина Дмитриевна. — Слишком долго позволяете вы себе жить в одиночестве, Олег Викторович.
— Всему свой черед, — уклончиво ответил Вашенцев и, чтобы поскорей замять неловкий разговор, быстро и широко распахнул дверь клуба. — Пожалуйста, бал уже начинается.
В училище не знали о том, что произошло в семье Вашенцева, а сам он старался никому об этом не рассказывать. Во всех анкетах и биографических листках он неизменно писал, что женат, указывал имена жены и дочери, как будто ничего не случилось.
— А все-таки она очень рискует, ваша супруга, — снова попыталась заговорить Екатерина Дмитриевна, когда подошли к раздевалке. — Храбрая женщина, ничего не скажешь.
Но Вашенцев сделал вид, что, кроме музыки, наплывавшей из глубины клуба, ничего не слышит. Он помог Наде побыстрей раздеться, подержал ее сумочку, пока она поправляла перед зеркалом прическу, и не медля увел ей в зал танцев, где играл оркестр.
В большом, ярко освещенном зале танцевали почти все. Вашенцев чувствовал себя не очень уверенно, часто сбивался с такта, задевал то плечом, то локтем соседей. Он давно уже не танцевал, наверно, с тех пор, как улетел на Север. И Надя, чтобы выручить его, время от времени принималась тихо считать: раз-два-три, раз-два-три.
Увлеченный танцем, Вашенцев не заметил, когда появился в клубе Крупенин. Он услышал его голос где-то совсем рядом, за своим плечом, и увидел, как Надя ответила ему чуть приметной заговорщической улыбкой.
Для Вашенцева не было секретом, что Крупенин встречается с Надей, но он не знал, насколько их отношения серьезны и прочны, и, не упуская момента, как бы между прочим, спросил ее:
— Я, кажется, увел вас от рыцаря?
Надя рассмеялась:
— Что вы, Олег Викторович! Куда же вы меня увели?
— Ну отвлек все же.
— И ничего подобного. — Надя беспечно улыбнулась. — С кем хочу, с тем и буду танцевать.
— Значит, я могу надеяться?
— Попробуйте.
Но следующий танец она отдала Крупенину. Надя заторопилась к нему навстречу, едва заметив его приглашающую улыбку. Какое-то странное чувство овладело вдруг Вашенцевым. Ему словно шепнул кто-то: «Ну что, Олег Викторович, посмеялся над рыцарем?» Повернувшись, он отошел к дальним колоннам, где было поменьше народу.
«А поухаживать за ней все же не мешало бы», — подумал Вашенцев, продолжая наблюдать за Надей. И по мере того как он присматривался к ней, у него укреплялась мысль, что она довольно-таки хороша. Ему показалось даже, что есть в ней что-то общее с Ириной. Но что?.. Внешне они не были похожи совершенно. Ирина смуглая, черноволосая, как коренная южанка. У Нади же, наоборот, были светлые, как степной ковыль, волосы. Только брови у нее выделялись тонкими темными дугами.
Между тем оркестр умолк и открылись двери главного зала, где во всю сцену висел плакат: «Добро пожаловать, дорогие гости!» Вашенцев занял место в середине зала с таким расчетом, чтобы не терять из виду Надю и Крупенина.
Пока генерал выступал с речью, а затем подполковник Аганесян читал поздравительный приказ, Вашенцев сидел, полузакрыв глаза, и старался ни о чем не думать. Но как только назвали фамилию Крупенина и тот встал, чтобы направиться к сцене, майору сделалось не по себе. Он, конечно, понимал, что награда, которую сейчас вручат командиру батареи, никакого отношения к его делам в училище не имеет. Но награда есть награда, и было ясно, что она даст Крупенину право занять место на доске, стоящей рядом с боевым знаменем училища и имеющей почетное название «Наши герои». До сих пор на этой доске было девятнадцать портретов, теперь будет двадцать, и все будут считать, что Крупенин — личность заслуженная.
В зале сделалось очень тихо, когда Крупенин подошел к генералу и, круто повернувшись, вытянулся, как на параде. Генерал прочитал указ, взял со стола красную коробочку с орденом и вручил ее награжденному.
Все дружно зааплодировали. Надя встала и не садилась до тех пор, пока Крупенин пробирался между рядами стульев к своему месту. Потом она пожала ему руку и что-то сказала, вероятно, поздравила с наградой.
Вашенцев заметил, как под взглядами окружающих смутился вдруг и растерялся Крупенин. Вместо того чтобы поухаживать за девушкой, ответить на ее внимание, он первым сел, будто спрятался от поздравлений окружающих.
«Тюфяк, — подумал Вашенцев, насмешливо скривив губы. — И чего только Надя нашла в нем хорошего? Молокосос, вот и все». Кто-то негромко позвал Вашенцева.
Вашенцев повернулся медленно, с неохотой. Ему улыбались сидящие неподалеку офицеры, и каждый, кто движением руки, кто глазами, старался сказать: «Вашего наградили-то. Поздравляем». А Екатерина Дмитриевна через пять рядов передала ему записку: «Уважаемый Олег Викторович, в вашем полку прибыло. Браво, браво!»
Вашенцев сидел как на иголках, не зная, что отвечать. Он только машинально прикладывал к груди руку и молча, как немой, кивал во все стороны.
4
То мягко и плавно, то беспокойно и бурно текла со сцены волнующая баркарола. Надя сидела у рояля стройная, сосредоточенная, голова ее, с высокой прической и коротенькими пушистыми локонами на висках, слегка покачивалась в такт звукам.
Крупенин слышал уже не однажды, как Надя играет на рояле, но баркаролу в ее исполнении он слушал впервые, слушал, не шевелясь и позабыв обо всем на свете. Перед тем как идти на сцену, Надя шепнула ему: «Я буду играть для тебя, Боря. Хорошо?» Он так разволновался, что даже не сказал ей спасибо.
Закончив играть, Надя встала и быстро ушла за кулисы, а вслед ей, как прорвавший плотину поток, хлынули аплодисменты. Кто-то громко и настойчиво кричал:
— Просим!.. Просим!..
Надя не появилась. Крупенин хотел побежать к ней за сцену и уговорить ее повторить баркаролу. Но пока он пробирался между рядами сидящих, концерт объявили оконченным и публика, поднявшись с мест, быстро загородила проходы. Потом неожиданно поймал его за руку секретарь парткома училища полковник Осадчий, невысокий, суховатый человек, с густой сединой на висках.
— Во-первых, поздравляю, — сказал он, сильно сжав руку Крупенина. — Ну и само собой, ценю. Подсечь, брат, новейший самолет врага не очень-то просто. Словом, искренне, от души... А еще вот что... — Он посмотрел вокруг и кивнул на освободившиеся в зале места: — Сядем-ка на минутку.
О полковнике Осадчем в училище говорили разное. Одни уверяли, что был он когда-то за свой трудный характер уволен из армии, а потом будто принят на службу снова. Другие утверждали, что никто его из армии не увольнял и что не родился еще такой человек, который мог бы это сделать. Ходили слухи, что Осадчий и Забелин были когда-то закадычными друзьями, что началась эта дружба еще на фронте, но теперь потухла, потому что с таким сухарем, как Осадчий, даже сам бог не выдержит.
Крупенин совсем еще мало знал полковника. Столкнуться с ним близко ему пришлось только в связи с увольнением Саввушкина. Однако успел и он кое-что приметить в этом суровом человеке. Когда Саввушкин был уже откомандирован и начальство как будто успокоилось, Осадчий опять вдруг начал вызывать к себе Крупенина и ворошить все сызнова: «А ну-ка давайте, старший лейтенант, попробуем добраться до истины. Нельзя, чтобы в тумане все осталось». И всякий раз, уходя из парткома, Крупенин думал с возмущением: «Ох и заноза этот Осадчий. Недаром его некоторые побаиваются».
Сейчас Осадчий был в приподнятом настроении. Он усадил комбата на стул и сам сел рядом.
— Ну вот, дорогой снайпер, — сказал Осадчий, пристально вглядываясь в глаза Крупенина. — Веселье, конечно, весельем, это само собой. А все-таки перед уходящим годом в долгу мы с вами. Не забыли, надеюсь?
«Опять о Саввушкине, — догадался Крупенин. — Нашел же время. Да еще после такой великолепной музыки».
— Не дошли мы с вами до цели, выходит, — с хитринкой продолжал Осадчий. — Вроде как на полпути остановились. И устать не устали, а вот остановились — и все тут.
— Да ведь нет человека, чего же теперь... — удивленно пожал плечами Крупенин.
— Верно, человека нет, — согласился полковник. — Человек ушел. Но что такое «ушел»? Это же результат, следствие, так сказать. А причина в чем? Сам ключ?
