Лазарь Лагин - Старик Хоттабыч (1958, илл. Ротова)
Варвара Степановна предложила:
– А что, если задать ему вопрос специально для того, чтобы мальчик успокоился? Ну, хотя бы из прошлогоднего курса. В прошлом году у него по географии была пятёрка.
Остальные экзаменаторы согласились, и Варвара Степановна снова обратилась к несчастному Вольке:
– Ну, Костыльков, вытри слёзы, не нервничай. Расскажи-ка, что такое горизонт.
– Горизонт? – обрадовался Волька. – Это совсем просто. Горизонтом называется воображаемая линия, которая…
Но за стеной снова закопошился Хоттабыч, и Костыльков снова пал жертвой его подсказки.
– Горизонтом, о высокочтимая, – поправился он, – горизонтом я назову ту грань, где хрустальный купол небес соприкасается с краем Земли.
– Час от часу не легче! – простонала Варвара Степановна. – Как прикажешь понимать твои слова насчёт хрустального купола небес: в буквальном или переносном смысле слова?
– В буквальном, о учительница, – подсказал из-за стены Хоттабыч.
И Вольке пришлось вслед за ним повторить:
– В буквальном, о учительница.
– В переносном! – прошипел ему кто-то с задней скамейки.
Но Волька снова промолвил:
– Конечно, в буквальном и ни в каком ином.
– Значит, как же? – всё ещё не верила своим ушам Варвара Степановна. – Значит, небо, по-твоему, твёрдый купол?
– Твёрдый.
– И, значит, есть такое место, где Земля кончается?
– Есть такое место, о высокочтимая моя учительница.
За стеной Хоттабыч одобрительно кивал головой и удовлетворённо потирал свои сухие ладошки.
В классе наступила напряжённая тишина. Самые смешливые ребята перестали улыбаться: с Волькой определённо творилось неладное.
Варвара Степановна встала из-за стола, озабоченно пощупала Волькин лоб. Температуры не было.
Но Хоттабыч за стенкой растрогался, отвесил низкий поклон, коснулся, по восточному обычаю, лба и груди и зашептал. И Волька, понуждаемый той же недоброй силой, в точности повторил эти движения:
– Благодарю тебя, о великодушнейшая дочь Степана! Благодарю тебя за беспокойство, но оно ни к чему. Оно излишне, ибо я, хвала аллаху, совершенно здоров.
Это получилось на редкость нелепо и смешно. Но так велика была уже тревога ребят за Вольку, что ни у кого из них и тени улыбки на лице не появилось. Варвара Степановна ласково взяла Вольку за руку, вывела из класса и погладила по поникшей голове:
– Ничего, Костыльков, не унывай… Видимо, ты несколько переутомился… Придёшь, когда хорошенько отдохнёшь, ладно?
– Ладно, – сказал Волька. – Только, Варвара Степановна, честное пионерское, я нисколько, ну совсем нисколечко не виноват!
– А я тебя ни в чём и не виню, – мягко отвечала учительница. – Знаешь, давай заглянем к Петру Иванычу.
Пётр Иваныч – школьный доктор – минут десять выслушивал и выстукивал Вольку, заставил его зажмурить глаза, вытянуть перед собой руки и стоять с растопыренными пальцами; постучал по его ноге ниже коленки, чертил стетоскопом линии на его голом теле.
За это время Волька окончательно пришёл в себя. Щёки его снова покрылись румянцем, настроение поднялось.
– Совершенно здоровый мальчик, – сказал Пётр Иваныч. – То есть, прямо скажу: на редкость здоровый мальчик! Надо полагать, сказалось небольшое переутомление… Переусердствовал перед экзаменами… А так здоров, здо-о-о-ро-о-ов! Микула Селянинович, да и только!
Это не помешало ему на всякий случай накапать в стакан каких-то капель, и Микуле Селяниновичу пришлось скрепя сердце проглотить их.
И тут Вольке пришла в голову шальная мысль. А что, если именно здесь, в кабинете Петра Иваныча, воспользовавшись отсутствием Хоттабыча, попробовать сдать Варваре Степановне экзамен?
– Ни-ни-ни! – замахал руками Пётр Иваныч. – Ни в коем случае не рекомендую. Пусть лучше ребёнок несколько денёчков отдохнёт. География от него никуда не убежит.
– Что верно, то верно, – облегчённо промолвила учительница, довольная, что всё в конечном счёте так благополучно обошлось. – Иди-ка ты, дружище Костыльков, до дому, до хаты и отдыхай. Отдохнёшь хорошенько – приходи и сдавай. Я уверена, что ты обязательно сдашь на пятёрку… А вы как думаете, Пётр Иваныч?
– Такой богатырь? Да он меньше чем на пять с плюсом ни за что не пойдёт!
– Да, вот что… – сказала Варвара Степановна. – А не лучше ли будет, если кто-нибудь его проводит до дому?
– Что вы, что вы, Варвара Степановна! – всполошился Волька. – Я отлично сам дойду.
Не хватало только, чтобы провожатый столкнулся носом к носу с этим каверзным стариком Хоттабычем!
Волька выглядел уже совсем хорошо, и Варвара Степановна со спокойной душой отпустила его домой.
Ему бросился навстречу швейцар:
– Костыльков! Тут с тобой дедушка приходил или кто, так он…
Но как раз в это время из стены появился старик Хоттабыч. Он был весел, как жаворонок, очень доволен собой и что-то напевал себе под нос.
– Ой! – тихо вскрикнул швейцар и тщетно попытался налить себе воды из пустого графина.
А когда он поставил графин на место и оглянулся, в вестибюле не было ни Вольки Костылькова, ни его загадочного спутника. Они уже вышли на улицу и завернули за угол.
– Заклинаю тебя, о юный мой повелитель, – горделиво обратился Хоттабыч, нарушив довольно продолжительное молчание, – потряс ли ты своими знаниями учителей своих и товарищей своих?
– Потряс! – вздохнул Волька и с ненавистью посмотрел на старика.
Хоттабыч просиял:
– Я другого и не ожидал!.. А мне было показалось, что эта почтеннейшая дочь Степана осталась недовольна широтой и полнотой твоих познаний.
– Что ты, что ты! – испуганно замахал руками Волька, вспомнив страшные угрозы Хоттабыча. – Это тебе только показалось.
– Я бы превратил её в колоду, на которой мясники разделывают бараньи туши, – свирепо заявил старик (и Волька не на шутку струхнул за судьбу своей классной руководительницы), – если бы не увидел, что она оказала тебе высший почёт, проводив тебя до самых дверей класса, а затем и чуть ли не до самой лестницы! И тогда я понял, что она по достоинству оценила твои ответы. Мир с нею!
– Конечно, мир с нею, – торопливо подхватил Волька, у которого словно гора с плеч свалилась.
За несколько тысячелетий своей жизни Хоттабыч не раз имел дело с загрустившими людьми и знал, как улучшить их настроение. Во всяком случае, он был убеждён, что знает: надо человеку подарить что-либо особенно желанное. Только что подарить?
Случай подсказал ему ответ. Дело в том, что Волька обратился к одному из прохожих с вопросом:
– Извините, пожалуйста, разрешите узнать, который час.
Прохожий кинул взгляд на свои наручные часы:
– Без пяти два.
– Спасибо, – сказал Волька и продолжал путь в полном безмолвии.
Молчание прервал Хоттабыч.
– Скажи мне, о Волька, как этот пешеход оказался в состоянии столь точно определить время?
– Ты же видел, он посмотрел на свои часы.
Старик в недоумении поднял брови:
– На часы?!
– Ну да, на часы, – пояснил Волька, – Они у него были на руке… Такие кругленькие, хромированные…
– Почему же таких часов нет у тебя – достойнейшего из спасителей джиннов?
– Мне ещё рановато иметь такие часики, – смиренно отвечал Волька. – Годами не вышел.
– Да позволено будет мне, о достойнейший пешеход, осведомиться, который теперь час, – остановил Хоттабыч первого попавшегося прохожего, впившись глазами в его наручные часы.
– Без двух минут два, – отвечал тот, несколько удивлённый необычной витиеватостью вопроса.
Отблагодарив его в наиизысканнейших восточных выражениях, Хоттабыч с лукавой усмешечкой обратился к Вольке:
– Да будет позволено мне, о лучший из Волек, осведомиться и у тебя, который час.
И тотчас же на Волькиной левой руке засверкали точь-в-точь такие же часы, как у того гражданина, но только не из хромированной стали, а из чистейшего червонного золота.
– Да будут они достойны твоей руки и твоего доброго сердца, – растроганно промолвил старик, наслаждаясь Волькиной радостью и удивлением.
Тогда Волька сделал то, что делает на его месте любой мальчик и любая девочка, когда они впервые оказываются владельцами часов, – он приложил часы к уху, чтобы насладиться их тиканьем.
– Э-э-э! – протянул он. – Да они не заведены. Надо их завести.
Волька попытался вертеть заводную головку, но она, к величайшему его разочарованию, не вертелась.
Тогда Волька вынул из кармана штанов перочинный ножик с тем, чтобы открыть крышку часов. Но при всём старании он не мог найти и признаков щели, куда можно было бы воткнуть лезвие ножа.
– Они из цельного куска золота, – хвастливо подмигнул ему старик. – Я не из тех, кто дарит дутые золотые вещи.
