Степан Сухачевский - У Белого Яра

§ 2.

Сим объявляю ВОЕННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ В ГОРОДЕ КУРГАНЕ. Хождение по улицам разрешаю до 10 часов вечера. Запрещаю собираться в общественных местах более чем по два человека вместе.

Всякое оружие, как-то: револьверы, винтовки, пулеметы, гранаты и пр. должны быть сданы сегодня же, до 10 ч. вечера, в мою канцелярию.

§ 3.

Особо предупреждаю граждан, что малейшее нарушение сего и др. приказов, кои последуют, будет караться по всей строгости закона военного времени, т. е. РАССТРЕЛОМ НА МЕСТЕ БЕЗ СУДА И СЛЕДСТВИЯ.

К вечеру этот приказ можно было видеть уже по всему городу — на базарной площади, у пожарной каланчи, на турбинном заводе и даже на бревенчатом мосту через Тобол. Черные буквы его, точно пауки, облепили живое тело города.

Этот приказ, зловещий в своей немоте, раскрыл страшную правду: власть Советов пала!

В центре города, где громоздились казенные учреждения и конторы частных фирм, купеческие магазины и аляповатые особняки толстосумов, с утра не смолкал перезвон церковных колоколов: в соборе и двух церквях служились благодарственные молебны в честь господ-офицеров. А на окраинах города — в земляном «копай-городе», в поселке Тихоновке и в поселке у гнилого озерка Терпигорье — шли повальные обыски. В жалкие лачуги рабочих и ремесленников врывались солдаты с черно-белой ленточкой на фуражке, вспарывали штыками перины и подушки, рушили прикладами печи. Избитых «подозрительных лиц» арестовывали и уводили на допрос в следственную комиссию, разместившуюся в двухэтажном особняке биржевого комитета на Троицкой улице.

Близился комендантский час. По безлюдной Станционной улице бежала Наташа Аргентовская. Ей так и не удалось ничего узнать об отце, о братьях Лавре и Константине и о Саше Громове. Дома ее ждала убитая горем мать. Как она могла вернуться, не принеся матери известий о них? Девушка решила: во что бы то ни стало добиться приема у коменданта города Грабчика, хотя наслышалась о нем много страшного.

В тот момент, когда запыхавшаяся Наташа подошла к воинскому присутствию, из раскрытых ворот комендатуры выходил караульный наряд. Наташа, не задумываясь, бросилась в ворота.

— Назад! — крикнул часовой, закрывавший железные створы.

Не оглядываясь, девушка стремглав перебежала узкий двор и наскочила на другого часового, охранявшего внутренний вход в комендатуру.

— Стой! Ни с места! — взвизгнул часовой, и вслед звонко щелкнул затвор винтовки.

Не отдавая себе отчета, Наташа решительно шагнула вперед.

— Пропустить!.. — услышала она чей-то голос.

Ее ввели в угловую комнату, где раньше находилась солдатская церквушка воинского присутствия. Узкие стрельчатые окна были наглухо закрыты тяжелыми портьерами, но в комнате было светло: под куполообразным потолком горела большая хрустальная люстра.

— Подойдите сюда! — где-то совсем рядом прозвучал глухой голос.

Наташа вздрогнула, словно ее внезапно ударили по лицу. Толстый ковер, по которому она шла, скрадывал неуверенные шаги.

— Ай-яй-яй!.. Такая молоденькая и такая отчаянная!..

Наташа, наконец, увидела быстро поднявшегося из-за массивного стола Грабчика. Поручик вплотную подошел к ней.

— А вы, красавица, очень рисковали... часовой мог, не дожидаясь дежурного офицера, сделать «пиф-паф»... — Грабчик игриво взял девушку за подбородок. Слегка надавливая потными пальцами, криво усмехнулся, требовательно заглянул в ее глаза.

— Господин поручик! Вы забываетесь!

Грабчик отдернул руку и, резко повернувшись, прошел за стол, с раздражением спросил:

— Ну-с, зачем пожаловали?

Наташа овладела собой, заговорила спокойно. По мере того, как девушка объясняла цель своего прихода, лицо Грабчика все более мрачнело, он все нетерпеливее крутил в руках толстый цветной карандаш, наконец, со злостью стукнул им по мраморному пресс-папье, отломив остро отточенный кончик.

— Так вот ты что за птица!

— Так вот ты что за птица!

Грабчик надменно отвалился на спинку кресла. Было удивительно, как голова его, непомерно большая, с уродливо торчащими ушами, не оторвалась от худой жилистой шеи, плотно охваченной, как удавкой, негнущимся воротом мундира.

— Аргентовские — опасные государственные преступники! — исступленно закричал поручик, побагровев до синевы. — Ими займется следственная комиссия!.. А тебе... барышня... не советую хлопотать о такой родне!

Грабчик нервно позвонил в колокольчик, в кабинет вошел расфранченный офицер, который привел сюда Наташу.

— Отпустить домой!

Когда за девушкой закрывалась дверь, она услышала злобный голос Грабчика:

— Нам, красавица, придется еще увидеться!

Наташа смутно помнила потом, как шла по длинному коридору мимо застывших часовых, молчаливо пропускавших ее по знаку сопровождавшего офицера.

Очутившись на улице, девушка устало побрела по Богородскому переулку. «Какой он страшный! И фамилия у него страшная... Грабчик», — размышляла она о коменданте города.

На углу улицы ее окликнули.

— Наташа!

Она машинально остановилась, услышав голос Цыганка, спешившего к ней с противоположного тротуара.

— Идем домой! Я тебя с утра разыскиваю. Анна Ефимовна послала... — быстро говорил запыхавшийся парнишка и уцепился за ее руку. Наташа покорно пошла за ним.

— Ты видела дядю Лавра? А Костю? А дедушку?.. Ты что молчишь? Я же все знаю...

— Что ты знаешь, глупыш?

— Они арестованы! Да?

— Да, Цыганок...

И Наташа рассказала о встрече с Грабчиком, об его угрозах; она потрясена всем, что увидела в комендатуре вокзала, во дворе городской тюрьмы, в следственной комиссии: истошнее крики отчаявшихся матерей и сестер арестованных, мольбы о пощаде, грубые насмешки офицеров.

Цыганок слушал, по-взрослому нахмурив белесые брови. За те несколько минут, что Наташа говорила, он словно вырос, стал старше.

— Ну вот, ты знаешь теперь обо всем. К нам могут прийти с обыском. Тебе опасно у нас оставаться...

— Тетя Наташа! — с обидой заговорил парнишка. — Зачем вы так! Никуда я от вас не уйду. Да я... я... — мгновение он колебался. — У вас в доме не осталось мужчин...

Наташа с ласковой улыбкой посмотрела на важно шагавшего Цыганка и крепко пожала ему руку.

— А о Саше я ничего не узнала... — прошептала девушка точно в забытье.

— О Саше? О мичмане?

Наташа, очнувшись, пролепетала:

— Что Саша? Я ничего не сказала о Саше. — И вздохнула.

Остаток пути они прошли молча. Девушка с нежностью думала о своем юном спутнике, который вошел в их семью, стал родным. Со слов Лавра она знала любопытную историю Цыганка.

Весной Лавр проводил облаву на вокзале. Народу — пушкой не пробить! Всю ночь возились, устали до чертиков, но не зря: выловили целую банду спекулянтов. Выстроил их Лавр, собрался вести, слышит — кричит кто-то: «Дяденька, и меня забирай!». Видит, парнишка из толпы пробирается. «Веди, говорит, в милицию! Опостылела мне эта собачья жизнь на вокзале». Лавр прихватил и его. В милиции спекулянтов передал своему помощнику, брату Косте, а сам занялся парнишкой. Уж больно любопытным показался: грязный да измазанный, одни зубы сверкают. Прямо Цыганок! Завел его в кабинет, усадил за стол, дал ржаной ломоть хлеба с маслом.

Наелся парнишка, глядит исподлобья. Ждет, что дальше с ним будут делать. Лавр говорит ему: «Выкладывай без утайки, кто ты и откуда!». А он: «Сирота я — и все тут». — Где ж твои родители?». Цыганок рассказал: матери не помнит, она умерла, когда ему и года не было; вырос с хворым отцом, который работал стрелочником под Москвой. После революции собрали они последнее барахлишко и поехали в Сибирь за хлебом. Больше месяца тащились в товарняках с беженцами, голодали, недосыпали. Отец не выдержал, свалился, сняли его в Кургане. Тут и помер, а Цыганок остался на вокзале, милостыней побирался.

Выслушал Лавр и спрашивает: «Что ж дальше думаешь делать?» — «Зачну, говорит, воровать. Родных никого не осталось, податься некуда». От этих слов у Лавра душу перевернуло. «Пропадет, думает, парнишка ни за грош, ни за копейку. Надо помочь, может, человеком станет».

— Вот что, — сказал он Цыганку, — сейчас тебя поведут в баню, ты уж постарайся отшвабриться хорошенько. Переночуешь в милиции, к утру я что-нибудь придумаю.

А сам тем временем пошел к Пичугину посоветоваться. Решили: оставить беспризорника при милиции, вроде посыльного.

Утром Лавр пришел на работу и первым делом велел привести Цыганка. Глядит, в кабинет входит незнакомый парнишка: вчерашний был черный, а этот белобрысый какой-то. Волосы, как лен, брови словно выцвели, да и глаза вроде сбела. «Ты кого привел? — спрашивает дежурного. — Где же Цыганок?», Парнишка улыбается во все лицо. «Дяденька, да это ж я, Цыганок! Ей-богу... А ежели побелел малость... в бане мылся!». Пригляделся, признал парнишку. «Вот что, говорит, по начальству я доложил, что есть Цыганок, и хоть сменил ты свою масть, но впредь зваться тебе этим именем!».