Николай Островский - Рожденные бурей

У подъезда стояла открытая коляска. Здоровенный кучер едва сдерживал горячих лошадей. Застоявшийся красавец жеребец нетерпеливо бил копытом о бетон. Скосил на подошедшего Раймонда свирепый глаз и угрожающе захрапел.

– Ну, не балуй, черт! – прикрикнул на жеребца кучер, натягивая вожжи.

Послышались легкие шаги. Раймонд обернулся и встретился с глазами Людвиги. Они коснулись его лишь на миг. Но он продолжал, не отрываясь, смотреть на нее с изумлением, как смотрят дети.

Она легко поднялась в коляску.

– А где Стефания? И моя лошадь? Ян, беги в конюшню, чтобы мне сейчас же привели Ласку. Сколько раз я должен приказывать! – резко закартавил кто-то за спиной Раймонда.

Кучер тяжело сошел с козел.

– Коней надо кому-нибудь подержать, ясновельможный пане.

– Эй, ты! Как тебя там? Подержи лошадей! – повелительно крикнул Раймонду, надменно оттопырив толстую губу, молодой человек в кавалерийской куртке и крагах, нетерпеливо вертя в руке стек. Он был еще безус, коротконог и толст.

– Я вам не лакей!.. – вырвалось у Раймонда.

Владислав на миг оторопел. Затем с бешенством взмахнул стеком, но не ударил: чутьем угадал, что за удар этот парень способен раскроить ему голову топором.

– Тогда пошел вон отсюда! Кто тебя сюда пустил? Эй, Юзеф, или кто там! Куда вас всех черт подевал? – кричал вышедший из себя Владислав, вырывая вожжи из рук кучера.

Раймонд медленно пошел в сторону от подъезда, направляясь в кухню за расчетом.

В это время вышла Стефания.

В нескольких шагах от сетки, отделявшей плато от обрыва, Раймонд остановился. Его внимание привлек мчавшийся по аллее мотоцикл; им правил немецкий солдат с коротким карабином за плечами. Мотоцикл вынырнул перед самой коляской, и от оглушительной трескотни его мотора лошади рванулись в сторону. Жеребец извился на дыбы, затрещало дышло. Владек, выронив вожжи, бросился к подъезду, спасаясь от его копыт. Солдат, избегая столкновения, дал полный газ и под острым углом повернул мотоцикл в сторону. От этого кони ринулись вперед и нанесли к обрыву. Отчаянный крик Стефании только подхлестнул их. Еще несколько шагов – и все свергнется вниз. Лошади не чувствовали обрыва, замаскированного кустарником. Раймонд бросился наперерез взбесившимся лошадям и в тот же миг понял, что ему не остановить ослепших от испуга животных. Они растопчут его раньше, чем он что-либо сделает… И лишь в последнее мгновение он ощутил в своей руке топор. Вот она уже перед ним, дикая морда жеребца!.. Страшный удар топором в лоб свалил лошадь. И в тот же миг юноша сам упал под ударом кованого дышла. На него свалилась споткнувшаяся вторая лошадь.

На крики сбегалась вся дворня. Побледневшую Людвигу выхватили из коляски и лишь тогда бросились к бившейся на земле лошади, под которой лежал Раймонд. Когда его, наконец, удалось освободить, он не подавал признаков жизни. Его положили на землю. Без кровинки в лице, он, казалось, крепко спал.

Мужчины хлопотали около лошадей. Жеребец лежал с проломленным черепом так же неподвижно, как и тот, кто его сразил.

– Да ведь он разбил ему голову! Такого дорогого коня загубили, заговорил пришедший, наконец, в себя Владислав.

– Благодарение богу, что графиня невредима! Езус Христус! Что б то было! И граф Эдвард уехал, – прошамкал пересохшими от волнения губами Юзеф.

Недавний испуг Владислава сменился бешенством, и он обрушился на окружающих слуг.

– Это все из-за вас, дармоедов чертовых! Разленились, негодяи! Где вы все были, когда подали коляску? И как смеет всякая солдатня шататься здесь со своими трещотками?

Это уже относилось к только что вышедшему из дома Зонненбургу. Майор извинялся перед Людвигой за причиненную ей неприятность. Владислав быстро подошел к нему.

– Господин майор, я требую ареста этого балбеса, который едва не погубил графиню… Кроме того, лошадь стоит несколько тысяч марок, которых этот ваш идиот за всю свою жизнь не заработает. Потом вы должны разъяснить вашим солдатам, что здесь не заезжий двор, – по-немецки, коверкая слова, говорил Владислав.

Высокий, сухой, как вобла, майор вежливо откозырнул Людвиге и повернулся к Владиславу.

– Что вам от меня угодно, молодой человек?

– Я вам не молодой человек, а граф Могельницкий! Прошу не забывать этого, господин фон Зонненбург!

– Прекрасно. Но если вы будете продолжать в том же тоне, то я отказываюсь вас слушать. Мотоциклист выполнял свои обязанности и не должен отвечать за то, что вы бросили вожжи и оставили графиню на произвол судьбы, – отрезал Зонненбург и пошел с солдатом в дом, на ходу разрывая пакет с надписью: «Совершенно секретно, весьма срочно. Вскрыть лично».

В этой суматохе про Раймонда забыли. Людвига первая заметила это.

– О боже, что же вы оставили его без помощи! – вскрикнула она. – Сейчас же несите его в дом! Стефа, попроси майора послать за фельдшером.

Майор в своей комнате читал:

…Передаю шифрованную радиограмму двоеточие… В Австро-Венгрии сильнейшее брожение. Его императорское и королевское величество отрекся от престола… Приказываю всеми средствами вплоть до расстрела агитаторов сохранить дисциплину в войсках… точка… Подчиняться только приказам верховного командования.

«Дополнительные указания следуют… По прочтении сжечь…» – шептал Зонненбург.

– Глубокий обморок. Это – шок, – переломов нет. Одевать его пока не надо. Сейчас мы впрыснем ему камфару, – говорил немец-фельдшер с повязкой Красного Креста на рукаве мундира.

Раймонд лежал на широком диване в курительной комнате, покрытый теплым одеялом. Ухаживали за ним лакей Адам и Франциска. Стефания тоже принимала деятельное участие в их хлопотах.

Когда Раймонд стал приходить в себя, в комнату вошла Людвига.

– Вот… Пульс становится отчетливей… Молодой человек ведет себя хорошо. Сейчас ему нужен полный покой… Что это? Играют сбор? Я должен идти. Через час я вернусь. Но его не надо оставлять одного, – сказал фельдшер, вставая с дивана.

– Вы можете идти, – обратилась Стефания к Франциске и Адаму, – мы с графиней немного побудем здесь. Все благополучно, он приходит в себя, – тихо ответила Стефания на немой вопрос Людвиги, когда они остались одни. – Не находишь ли ты, Людвига, что он красив?

– Стефа, как тебе не стыдно?!

Раймонд с трудом приподнял отяжелевшие веки. Сидевшая у его изголовья Стефания ласково наклонилась к нему. Юноша долго смотрел затуманенным взглядом на незнакомую нарядную даму, на ее лукавые глаза, на яркие от кармина губы, не понимая, где он и что с ним.

Стефания осторожно рассказала ему обо всем происшедшем. Он попытался приподняться, но Стефания удержала его:

– Лежите спокойно!

Людвига, заметив его движение, подошла к дивану и взяла Раймонда за руку.

– Чем я могу отблагодарить вас? – тихо произнесла Людвига.

За окнами снова затрещал мотоцикл, увозивший майора. Только теперь Раймонд вспомнил все. Ему стало холодно и неуютно.

– Где моя одежда? Я хочу уйти, – прошептал он.

– Сейчас вам принесут платье и помогут одеться. Но вы не должны уходить, пока к вам не вернутся силы, – сказала Стефания, выходя вслед за Людвигой из комнаты.

Шатаясь от головокружения, едва не падая, Раймонд одевался. Когда в комнату вошел Юзеф, неся суконный костюм, сапоги и охотничью куртку, он застал Раймонда уже одетым.

– Это тебе прислала ясновельможная пани. – И Юзеф положил принесенные вещи на стул. – Кроме того, она велела передать тебе двести марок, протянул он парню пачку кредиток. – Также велено накормить тебя и отвезти в город.

Комната медленно кружилась перед глазами Раймонда. Он делал слабые движения рукой, чтобы сохранить равновесие.

– А за дрова сколько мне полагается? – спросил он.

– За дрова – три марки, как условились. Но ведь тебе же дали двести, чего еще?

Раймонд вынул из пачки кредиток три марки, остальные положил на стол и молча вышел.

За воротами парка оглянулся и долго смотрел на усадьбу. Затем медленно пошел к городу. Ветер хлестал его в лицо, забирался под фуфайку. А он все шел, спотыкаясь и покачиваясь, словно пьяный…

– Господин обор-лейтенант, у этих двоих пропуска не в порядке. Как прикажете? – взяв под козырек, рапортовал приземистый вахмистр.

Шмультке взглянул на задержанных. Один из них, сутуловатый, весь обросший колючей щетиной, в потрепанной форме австрийского, солдата, зло смотрел на него, часто моргая, словно дым от папиросы офицера разъедал ему глаза. Другой, высокий, с длинными седыми, как пепел сигары, усами, в черной поддевке, в коротких солдатских сапогах, стоял спокойно, равнодушно поглядывая на выходящих из вагона пассажиров.

– Почему у вас нет визы на пропуске? – строго спросил Шмультке.

– Там уже есть три, а четвертую не поставили – некому. Все прут домой, им не до визы, – с каким-то злорадством огрызнулся первый.