На широкий простор - Колас Якуб Михайлович

Букрей собрал в лесу на привале всех участников боя под Ганусами. Он сердечно поздравил партизан и деда Талаша с первым боевым крещением и обратился к ним с призывом продолжать так удачно начатую борьбу с оккупантами.

— Товарищи! — сказал он. — Теперь вы сами видите, что ваша сила — в сплоченности, строевом порядке, дисциплине и в дружной работе плечом к плечу с Красной Армией. Наш поход — это лишь маленький боевой эпизод. Скоро нам придется принять участие в настоящих больших сражениях. Тем не менее и этот эпизод вызовет немалое озлобление в стане наших врагов. Вот почему я хочу предупредить вас, что враг будет действовать с еще большей жестокостью, чтобы искоренить дух мятежа. А ваш долг, товарищи, — ширить восстание, поднимать народ, организовывать его в боевые группы, в повстанческую армию и крепить связь с Красной Армией. Она даст вам руководителей, поможет в боевой выучке. А командиры найдутся и среди вас самих, товарищи. Пример тому — наш славный батька Талаш. Но, товарищи, не всякого принимайте в свои ряды; под личиной ваших сторонников к вам будут пытаться проникнуть враги и провокаторы. Так будьте осторожны и бдительны!

Несколько слов сказал и дед Талаш. Он поблагодарил Букрея и красноармейцев за помощь и хорошие советы.

Потом они совместно обсудили, как организационно укрепить партизанское движение.

Выбрали начальников партизанских групп и наметили место сбора: оно должно было оставаться в строгом секрете. Договорились о связи и назначили дни, когда начальники групп должны были являться для информации и разработки дальнейших планов партизанской деятельности.

Дед Талаш теперь просто счастливый человек, если только есть на свете сейчас счастливые люди. Сбылись все его желания: он расплатился с легионерами за обиды, издевательства, нанесенные ему и другим. Но это только между прочим. У него есть настоящее военное ружье; кроме того, все отобранное у легионеров оружие передали в его распоряжение — так постановили на собрании отряда. Он нашел своего сына, и сын вместе с ним на свободе. Под заботливым наблюдением Нупрея Панас уже снова не только ходит, но и бегает. Наконец, дед Талаш — партизанский командир. Пусть отряд его пока небольшой — он скоро увеличится, об этом уже позаботились. Красные командиры приняли его в свою семью как командира и своего человека. Разве это не большая честь для деда Талаша? Но все это не вскружило ему голову. По-военному строго думает дед о дальнейшем ходе событий: не за горами весна, а весной начнутся такие дела, что надо быть готовыми ко всему. Думает Талаш и о доме — о бабке Насте, о Максиме, о хозяйстве. Бабка кручинится по Панасу, да и о нем, старом, верно, тревожится. И не знает, что Панас вырвался из неволи и воюет теперь вместе с отцом. Надо, пожалуй, побывать у своих…

После нескольких мягких, погожих дней задул северный ветер, разогнал низкие облака и затих. Небо расчистилось и окрасилось в зеленовато-холодный цвет. На Полесье снова ударили лютые морозы.

Потаенными тропинками и дорогами, а где и без дорог пробирается дед Талаш в свою деревню. Не подозревает дед, что известен он не только среди партизан и красноармейцев, но и среди заклятых врагов, что за ним с особым вниманием и рвением следят белопольская контрразведка и полиция. После захвата партизанами офицеров и солдат в Веркутье и событий в Ганусах легионеры приняли срочные меры, чтобы выловить таких опасных людей, как дед Талаш, Мартын Рыль и их сотоварищи.

Дед Талаш и Мартын Рыль были внесены в особый список. В этом списке указывались приметы, по которым можно было их опознать.

Хотя дед Талаш и не знал обо всем этом, но, сознавая, как он насолил оккупантам, старался быть осторожным и держал ухо востро. Как ни тяжело ему было расстаться со своим «настоящим ружьем», он не отважился взять его с собой: попадешься с винтовкой — пиши пропало. Эта осторожность и великолепное знание Полесья со всеми его путями-дорогами и помогли деду благополучно добраться до дому. В полночь он уже входил в свою хату.

Рада была бабка Наста увидеть деда и узнать от него о Панасе, но целиком отдаться своей радости не могла: обстановка была такая, что каждый час, каждая минута угрожали и деду, и Панасу, и всей семье страшной опасностью. Бабка Наста тряслась от глухой и темной тревоги. Что может она сказать деду Талашу, если он зашел так далеко в своих действиях?

Одно можно сказать: нельзя тут больше показываться ему, нельзя дразнить судьбу, пока жизнь не изменится к лучшему. Надо отрезать всякую дорогу к своему дому.

Дед Талаш молча, с глубоким вниманием слушает бабку и Максима. Заинтересовал деда рассказ о Савке и его фальшивом партизанстве и о той роли, которую сыграл во всем этом деле Василь Бусыга с приятелями. Дед Талаш долго не произносит ни слова. С ненавистью думает он о войте и о его бражке.

— Ишь ты, какие ловкие! — произносит он наконец. — Ну хорошо!

В этом «ну хорошо» слышится угроза. Дед Талаш еще и сам не знает, какой мерой воздаст он войту за его подлости, но твердо решил, что так этого не пропустит.

После долгого раздумья о том, что ему сообщили, дед Талаш сказал твердо и решительно:

— Так вот что, мои милые, послушайте теперь меня.

Все сразу почувствовали, что дед сейчас скажет что-то весьма важное.

— Вам всем надо уйти из дому, — категорически заявил дед Талаш. — Да, надо уйти.

Заявление деда было таким неожиданным, что никто не мог выговорить ни слова. А дед тем же тоном продолжал:

— Бросить хозяйство — оно у нас не очень большое. Хату заколотить. Если вы тут будете сидеть, ее все равно легионеры сожгут. А вы только еще больше горя хлебнете…

— А куда же мы денемся? Что ты говоришь, старый? — растерянно спросила бабка Наста.

— Ты, мать, — спокойно, но твердо ответил дед Талаш, — перебирайся в Макуши к Текле. Алена будет жить у своих родителей, а тебе, Максим, нечего тут бабу караулить. Уж если Савка в партизаны пошел, так тебе подавно надо идти в отряд… Только не по Савкиной дороге. Если вы останетесь тут, то и меня и Панаса будет тянуть домой, и рано или поздно нас всех поймают, а тогда пощады не жди!

Трудную задачу поставил дед Талаш. И была она неожиданной для всей его семьи.

Долго ломали над ней голову и наконец вынуждены были признать, что иного выхода из положения нет. Брошенную хату, может, и не сожгут… Нельзя не согласиться с дедом.

Уходя перед рассветом из дому, дед Талаш весело сказал:

— А что касается Савки, так я очень доволен этой новостью: мы с ним кое о чем поговорим. Отыщите же его и скажите ему: пускай идет в Карначи и спросит Тимоха Будика. Это наш верный человек. Тимох и покажет ему дорогу к нам…

Километров пять уже успел пройти дед Талаш, когда начало всходить солнце. В лесу было торжественно тихо. Только мороз звучно потрескивал в ветвях старых деревьев да звонко скрипел сухой снег под ногами деда. Самые опасные места, как ему казалось, остались позади, и он шел спокойно и неторопливо, погрузившись в свои думы. Думал он про Савку Мильгуна, про Василя Бусыгу. Думал и о своей хате: через несколько дней она опустеет. Что будут говорить люди? Как отнесутся они к вести о том, что Талаш и его семья ушли из дому? Деду казалось, что эта весть должна взволновать людей, и он еще раз подумал, что принял правильное решение. Да и спокойнее будет ему с Панасом и всей семье.

С такими мыслями подходил дед Талаш к Сухому Полю, где не так давно, ожидая Панаса, он встретился с Мартыном Рылем. Вот и тот старый шишковатый дуб. По-прежнему меж ветвей его зажата глыба снега, по-прежнему крепок он и могуч. Мороз, посеребривший дуб инеем, придал ему еще больше величия и красоты.

Загляделся дед Талаш на дуб — и тут оплошал: не успел он и оглянуться, как перед ним, словно выскочив из снежного сугроба, выросли три легионера. Направив на деда винтовки, грозно крикнули:

— Стой!

Вздрогнул дед Талаш. Горячая волна хлестнула в сердце. «Пропал ты, брат Талаш!» — сказал себе дед и остановился. Но в ту же минуту крепко взял себя в руки. «Тьфу, тьфу, тьфу», — три раза плюнул дед Талаш и сказал: