Тени исчезают в полдень - Анатолий Степанович Иванов
Фрол, будто никому не веря, скинул рукавицы, нагнулся и пощупал коровьи ноздри. Они были скользкими, уже заледеневшими.
— Отвезти на скотомогильник, — распорядился колхозный зоотехник.
Курганов медленно выпрямился и так же медленно отошел в сторону.
— Захар Захарыч, ну как же это, а? — пискнула где-то сбоку Ирина Шатрова. — Какая корова-то была!
— Ты береги ее телят, — негромко проговорил Захар Большаков, засовывая руки в карманы полушубка.
Проговорил так, словно речь шла о детях.
— Давайте, что ль, подводу, — снова сказал зоотехник.
— Надо вытащить из пригона, отсюда не выедешь. Ну-ка, мужики! — проговорил Егор Кузьмин.
Несколько человек сгрудились вокруг павшей коровы, ухватили ее за ноги, за рога, за хвост и поволокли к воротам.
Тащили рывками, с криком: «Раз-два!» Тяжелая коровья туша медленно ползла вдоль изгороди, оставляя на занавоженном снегу пригона клочья рыжей шерсти.
— Стой! — крикнул Фрол. — Кому говорю — стой!
И, тяжело дыша, подошел к колхозникам.
— Ты чего, Фрол Петрович?
— Ничего, — буркнул Фрол, засовывая рукавицы за пояс полушубка.
Потом Курганов обошел вокруг коровьей туши, стал к ней спиной, присел на корточки.
— А ну-ка навали… Чего, как девки, переглядываетесь?! Навали, говорю, на загорбок.
— Ей-ей ли?!
— Я тоже говорю — сомневаюсь…
— Надломишься, Петрович!
— Да валите же, дьяволы! — раздраженно крикнул Фрол. — Долго мне еще на карачках сидеть? — Голос его задрожал от нетерпения.
Колхозники еще помедлили несколько секунд в нерешительности. Затем Илюшка Юргин с ожесточением потер заскорузлые ладони, будто садился за полную миску дымящихся пельменей.
— Завалим, раз просит человек. Уважим просьбу. Налетай, мужички!
И тотчас люди снова обступили тушу, перевернули ее через хребет. Коровьи ноги упали на плечи Фролу.
— Подмогните… малость, — выдавил он из себя, хватая уже не гнущиеся, как жерди, коровьи ноги. — Еще… Еще, пока не встану…
Фрол начал потихоньку разгибаться. Колхозники подпирали снизу коровью тушу плечами.
— Еще поддержите, — попросил Фрол шепотом. — Крепче… — И, подогнув ноги, неуловимым движением подался назад. Туша, мягко качнувшись, плотно легла теперь на широкие кургановские плечи. — Отходи… Отходи, говорю!
Но когда люди отошли, колени Фрола начали медленно и мягко подгибаться.
— Дядя Фрол!.. Дядя Фрол!! — воскликнула Иринка Шатрова, и голос ее прервался.
— Господи, угробится мужик-то! — испуганно прокричала Наталья Лукина. — Бросай, Фрол! Бросай!!
— Тихо вы!! — перекрыл всех Егор Кузьмин.
И действительно, стало тихо. Но все равно только один Фрол слышал, как хрустнуло что-то у него в самой середине спины и вдоль позвоночника резанула горячая, обжигающая струя.
«Все! Упаду… Падаю…» — трижды ударило ему в распухшую голову и отдалось нескончаемым гулом.
Потом гудело в голове, больно покалывало в ушах, нестерпимо жгло в позвоночнике. И по-прежнему давила на плечи страшная тяжесть. Но Фрол уже знал, что выдержал, что не упал. Он вдруг сам с удивлением обнаружил, что идет. Идет, покачиваясь, на подгибающихся ногах, но все же идет. И что дойдет до розвальней, стоящих за воротами пригона. Вот только положить коровью тушу в сани у него уже не хватит сил. «Догадались бы помочь, что ли…»
Колхозники догадались.
— Остался еще порох у тебя, оказывается, Фрол Петрович, — сказал агроном Корнеев, когда корова лежала в розвальнях.
Голос агронома еле-еле дошел до Фрола. Курганов не ответил, посмотрел через его плечо на светящиеся в темноте огни деревни. Они покачивались из стороны в сторону до тех пор, пока Фрол не прислонился к изгородине. Но теперь зато огни закрутились, как колеса, все сильнее и сильнее. Колеса были красные, синие, зеленые, черные…
— Погоди, Борис Дементьич, дай ему отойти… Вишь, зашелся, — услышал Фрол голос Морозова.
— Ничего, отдышится, — успокоил всех Егор Кузьмин.
— Он раньше-то жеребцов таскал за милую душу, — начал объяснять Овчинников. — И для-ради чего? Удаль все перед девками показывал. Подлезет коню меж ног, да и… Тот брыкается только, как ягненок. А он прет.
— А чего вы зубы скалите? — заругалась вдруг Наталья. — Шутка ли, в самом деле, такую тяжесть…
— Дык я и говорю — он прет, а девки визжат…
— Да когда это было-то!
И снова все смолкло.
А разноцветные колеса все крутились, правда уже медленнее, перекрашиваясь по одному в бледновато-желтые. И скоро все превратились в обычные деревенские электрические огни, утонувшие в глубоком вечернем тумане.
«Когда это было-то? — грустно переспросил сам у себя Фрол Курганов. И сам же себе ответил: — Давно. Очень давно. А было. Было!»
— И все же, Фрол, надорваться ведь дважды два… — мягко промолвил председатель.
Но Фрол перебил его угрюмо:
— Тебя бы волоком по мерзлым глызам, чтоб мясо до костей сошло! — Нагнулся и стал надевать лыжи.
Захар Большаков двинул седой бровью. Красное и жесткое на морозе его лицо сразу посерело.
— Меня таскали. Не мертвого, а живого…
Фрол Курганов медленно, с трудом выпрямился. Спину разламывало, и он невольно потер ее рукой через полушубок.
Председатель, не вынимая рук из карманов, уже уходил вниз, в деревню.
Фрол, ни на кого больше не глядя, поднял с земли подстреленную в тайге лисицу, ударил ею, как палкой, об изгородь, чтобы стряхнуть налипший снег. Встал на лыжи и тоже зашагал к своему дому. Шагал на согнутых ногах, словно все еще нес коровью тушу. По-прежнему больно ныла спина. И в третий раз подумал сегодня о себе Курганов: «Не тот стал ты, Фрол. Не тот. Был порох, да сгорел. А нового никто не подсыплет».
Глава 9
«Тебя бы волоком по мерзлым глызам, чтоб мясо до костей сошло», — вспомнил Захар слова Фрола Курганова, едва открыл глаза.
Захар откинул одеяло, спустил на пол босые ноги. За ночь изба выстыла, пол был как ледяной.
Рассвет еще не пробился в комнату, по мерзлым черным окнам только-только поползла густая синь. Захар нащупал электрический выключатель. Синь со стекол сразу исчезла, отпрянула за занавески, притаилась где-то там, в глубине складок.
