Борис Лапин - Подвиг

— Здравствуйте, дорогой! Где же ваша мама?

— Мы так боялись, что поезд опоздает.

— Столица Кореи?.. Почему же маленькие дома?

— Не угодно ли проводника, сэр? Он служит всем иностранцам, сэр, он говорит по-английски, сэр.

— Маманими, здравствуйте, с приездом, госпожа!

— Дурак, почему ты не приготовил машину? Я не езжу на рикше.

— Господа! Было три звонка. Прошу вас заходить в вагоны!

Аратоки съел обед со сладким киринским пивом в станционном ресторане. В Сеуле в вагон село несколько офицеров среднего ранга и много крикливых купцов. На место франта в клетчатых штанах сел пожилой бородатый японец в очках, оказавшийся лудаогоуским городским доктором.

Окраина Сеула, проходившая в окнах, была сера и незначительна.

Лавки мелочных торговцев, похожие на набитые лентами ящики, желтыми фонарями светились над рябой сверкающей водой придорожных канав. Под виадук прошел трамвай, наполненный людьми, одетыми в белое. В темноту длинными вершинами уходили кипарисы. На уровне освеженной хвои метались летучие мыши. Широкие проспекты с уродливыми кирпичными домами отходили назад. Вот развалины городской стены Сеула.

Город кончался в мрачной толчее переулков, где было узко и темно. На выезде в поля сидел громадный лёссовый холм, пробитый десятками светящихся точек. Здесь жгли вечерние костры городские нищие, избравшие этот холм своей резиденцией.

На одной из станций Аратоки купил журнал «Ежемесячные приключения», помеченный прошлой зимой. Журнал издавался в Токио. Аратоки развернул его, надеясь найти что-нибудь о Корее или о других колониях. О Корее не было ничего. Были два рассказа о кораблекрушениях, о ловцах жемчуга, о калифорнийской золотой лихорадке, о тайне египетского сфинкса. В Корее не происходило, по-видимому, ничего интересного с точки зрения сочинителей рассказов.

Ненадолго Аратоки вздремнул. Проснулся от громкого смеха. Приземистый, плечистый офицер с обветренным лицом рассказывал какую-то историю, происходившую на одном из островов Южного океана.

— Вдруг наши матросы одного колдуна убили из ружья, — увлеченно продолжал он. — Островитяне, подбежав к нему, не могли понять, отчего он упал, и очень дивились, видя бегущую кровь и не видя в ране никакой стрелы. Они заткнули его рану травой, ставили убитого на ноги, но тщетно. Между тем другой колдун и старуха продолжали ворожить. Первый не советовал сдаваться и, делая над матросами разные насмешливые кривлянья, говорил: «Что они нам сделают? Мы удалые! Собака нас произвела на свет. Мы быстрее бегаем, чем они». В это время и его застрелили. «Не сдавайтесь! — кричал начальник диких. — Убьем этих японцев! Придут другие и отомстят нам! Тогда наши братья убьют тех. Еще придут! Их еще перебьют. И опять придут. Да неужели же ими течет река?!»

Аратоки не любил колониальных анекдотов[7]. Его и в детстве никогда не привлекали Острова с их туземцами, приключениями, внезапными богатствами. Летчиков, окончивших школу, часто посылали на Тайван, на Маршальские острова. Аратоки был доволен тем, что его послали сюда. Формоза — это очень скучное место, где делают ананасные консервы. Маршаллы — вонючее ореховое масло.

А в Корее, пожалуй, можно устроиться не хуже, чем в Японии.

Небеса были пепел энд собэр, листья были криспен энд сир. Это был одинокий октобэр…

Такие же дороги, пустынные бурые горы, земля та же, прошлогодняя увядшая трава, апрельская слякоть, затоптанные консервные банки, сопки, храмы, сосны, города. Немного другие, одетые в белые халаты, крестьяне. Мужчины с женскими прическами. Все немного беднее, неправильнее.

Лопочут неизвестным крикливым языком, неприятно, нараспев.

Подражают Японии. Кули грубы. Прислуга не так предупредительна.

— Вы сколько лет здесь служите?

— Три года. Теперь недолго.

— Как только будет война, обязательно всех передвинут.

— Пора!

— Я держу пари, — через год наш горизонт будет стоять совсем в другой стране.

— Конечно.

— О да!..

— А если вдруг Америка?..

— Запомните, доктор, нам не страшен никто. База американского флота за шесть тысяч километров от нас, — наша база здесь. Вот, предположим, карта. Заняв всю Восточную Азию, мы движемся сюда. Силы этого государства также далеки от базы. Вот у этих всего один железнодорожный путь. Мы свободно заселяем эту реку японцами. Этих мы вообще уничтожим. Население нас боготворит…

Утром ландшафт изменился — горы здесь были покрыты лесом. Рисовые и ячменные поля, озера Северной Кореи. Всюду длинными полосами пролегал снег. Пассажиры приходили и уходили, следуя с билетами на небольшие расстояния. Через поезд прошло несколько жандармов, внимательно вглядываясь во всех пассажиров. Их старший щелкал каблуками, проходя мимо офицеров, и брал под козырек.

— Что у вас такое? — спросил Аратоки.

— Здесь беспокойные места. Бывают нападения на поезд. Разбойники из Гиринской провинции.

Когда жандармы ушли, весь вагон оживленно заговорил, обсуждая его слова.

— Разбойники? — брезгливо говорил доктор. — Разбойники из Маньчжурии? Как бы не так. А не хотите ли знать, что тут пахнет коммунистами. Коммунисты в числе нескольких тысяч человек, если хотите знать, действуют в районе Гирин-Дун-Хуа и прочих местностей, и тоже здесь. В городе Кей-Шан-Тун на прошлой неделе было казнено более трехсот негодяев.

— Коммунисты? — спросил младший офицер, рассказавший о стычке с островитянами. — Вздор! Если хотите знать, — это не они. Это секта Чен До Гио. Эти религиозные фанатики делают здесь все восстания.

— Я утверждаю, что наш солдат совершенно свободно может бороться с десятью корейскими бандитами. Посмотрите в их коровьи глаза. Видели вы что-нибудь более невоенное?

— Напрасно! Вы никогда не служили в горах. Вы бы не сказали этого о горных корейцах.

— Как бы то ни было — дикая нация, — заключил разговор доктор. — Если даже болеют, то глупо и неблагополучно. Истощение, трахома, золотуха — черт знает что!

Кентайские горы — область лесных пожаров. Все лето дымятся и тлеют сырые болота и потом зарастают узловатой японской сосной. Корни бука и корейской ели не так глубоко сидят в земле, как корни сосны, и к зиме, после лесных пожаров, повсюду начинает возрождаться и преобладать сосна.

Вяло смотрел Аратоки на ржавые выгоревшие ели, на хижину лесничего, повисшую над скалой, на стремительные мосты, дугой перекинувшиеся через реки.

Правительство повсюду проводило удобные гладкие дороги. Партии волосатых кули, предводимые японскими инженерами, взрывали гранитные скалы. В городках, встречавшихся на пути, горело электричество. Военные власти повесили на перекрестках цветные доски с планами окрестных деревень. По ним всегда мог найти дорогу путешественник или военный патруль.

«Как хорошо было бы сейчас пойти домой! Вечером пошел бы в театр, потом к певицам».

…Отраженный в пляске бледных струй,Улыбающийся сон любви…Это только пение сквозь дождь,Сонный бред, проснувшийся в крови…

Глава шестая

ГЕОГРАФИЯ

Порт Кион-Сан живет над узким заливом Японского моря, возле бурного устья реки Ы-Дон. Открытие его состоялось в мае 1897 года, и теперь он один из четырех крупных корейских городов. До того как Кион-Сан был возведен в звание порта для международной торговли, здесь была серая туземная деревушка. При низкой воде нынешняя Приморская улица превращалась в грязное болото. Возле дома сельского головы сушились перевернутые лодки. Пахло рыбными отбросами. Юкола висела на шестах.

В нынешнем году Кион-Сан был самым заурядным городом. Одним из тех городов, по уличной жизни которых нельзя догадаться, насчитывают ли они тысячу лет существования или основаны только вчера.

Трудно в самом деле поверить, что тихая немощеная улица, проросшая прошлогодней травой, не всегда упиралась в лиловый край горы, что чиновничьи жены со старухами экономками и сто лет назад не прогуливались здесь с фонарями. Трудно поверить, что черные щетинистые свиньи, вид которых неотделим от главной улицы города, впервые были привезены в Кион-Сан тридцать лет назад, да и сама улица была закончена постройкой только в 1910 году.

Кто живет в Кион-Сане? Какие в нем улицы, люди, дома?

Странное здание губернского собрания, которое архитектор-бельгиец выстроил почему-то в египетском стиле, со сфинксами у входа, стоит на сопке в центре Кион-Сана.

Вниз, к базару, одно за другим спускаются к заливу двенадцать трехэтажных европейских бильдингов.

Американское генеральное консульство.

Управление торгового совещания Кион.