Николай Стариков - Донольцы. Повесть о первых людях каменного века на Дону
Сообщила Маша на фронт Василию Кавригину еще об одном ужасном событии. Их группа собралась под яблоней в тени послушать патефон. Пластинка воспроизводила танго «Утомленное солнце», стояла ясная теплая погода. Неожиданно из-за кроны соседского сада вынырнул немецкий истребитель. Длинная пулеметная очередь полоснула по отдыхающим девушкам. Разноцветные трассирующие пули совсем рядом с шипением впивались в землю, сбивали кору с яблони. Еще не успели справиться с испугом, немец развернулся и вновь обстрелял девичью компанию. Повезло, никого не задело. «Красивые огненные строчки мерцают в глазах до сих пор», — пожаловалась Маша фронтовику. Парень в ответ обозвал фашистов выродками человечества. «Выродки, все до единого выродки, жить они не имеют права», — писал он.
С той поры Кулики подвергались бомбардировкам неоднократно. Объектами атаки стали элеватор с запасами зерна, железнодорожная станция Ярыженская и воинские эшелоны.
Во время ночных бомбардировок вражеские летчики сбрасывали на парашютах осветительные ракеты. «Люстры», именовались они в народе. Внизу видно как днем, сами самолеты оставались вне поля зрения. Этим вечером Маша появилась на дежурстве в хорошем настроении, получила письмо от Кавригина с новой песней. Шла на работу еще завидно, с интересом понаблюдала за военным людом возле эшелона. Молодые здоровые парни заполнили весь перрон на станции. Одни прогуливаясь, смеялись чему-то, другие группой пели «Катюшу», возле паровоза под баян отбивали замысловатые «па» танцоры.
Девушка приняла дежурство. Не ушла еще сменщица Дуся, налетели, завыли на жуткой ноте пикирующие бомбардировщики, «Люстры» высветили округу. Открыли огонь зенитчики, полетели бомбы на воинский эшелон.
Одна из первых бомб взорвалась вблизи почты. Ударной волной выбило стекла в окнах, сорвало со стола коммутатор, упала и погасла лампа, отключилась связь, с потолка и стен осыпалась побелка и глина. В кромешной темноте с густым запахом пыли и керосина, в окружении сплошного гула взрыва бомб и орудийных выстрелов Маша и Дуся стояли на коленях, молились богу, чтобы их не поубивало.
Когда начался второй заход немецких самолетов, девушки выбежали во двор, спрятались в плетневом сарае. В ходуном ходившем сооружении Маша даже сквозь закрытые от страха веки видела ослепительное пламя взрывов, торопливые вспышки выстрелов зениток. Во время третьего захода «Юнкерсов» одна из бомб попала в жилой дом рядом с почтой. Оборвалась жизнь Машиной подружки, Раи Булыгиной. Не обошелся без жертв воинский эшелон. Едва бомбардировщики удалились, Маша возвратилась в комнату, коммутатор лежал под кирпичами рухнувшей печи. Исчез охранник, Дуся убежала домой, вокруг ни души. Девушка вошла в полуразрушенное помещение почты, надо было охранять имевшиеся в кассе деньги, письма, поврежденный коммутатор, уселась на табуретку, в страхе и ожидании нового налета. Вражеские самолеты не заставили себя долго ждать. Третья бомбежка вновь прошлась по воинскому эшелону, сгорели несколько жилых домов. С рассветом на почту пришел обменщик почтовых отправлений, забрал письма, и Маша вновь осталась одна до утренней смены.
После первой бомбежки хуторяне отрыли щели, в них прятались, едва возникал гул вражеских самолетов. Семья Волыновых использовала для укрытия расчищенную и углубленную канаву, границу огорода. Когда Маша прибежала домой, родители, два брата и сестренка находились еще возле канавы в тревожном ожидании ее возвращения со смены. Отец намеревался уже идти разыскивать дочь. Из комнаты в укрытие не ушла лишь жена старшего брата Женя с малыми детьми, двухлетним Леней и годовалым Толиком. Приехали они из Владивостока, где Николай Михайлович проходил военную службу. В связи с угрозой вступления Японии в войну на стороне Германии командный состав Тихоокеанского флота эвакуировал семьи в глубокий тыл. Вместо безопасного «глубокого тыла» молодая женщина с детьми оказалась в зоне досягаемости немецких бомбардировщиков. Женя не пряталась с детьми в щели, она ложилась на кровать, прикрывала собой детей, говорила всякий раз: «Если убьют, то всех сразу».
К этому времени начались бои под Воронежем, туда шла помощь со стороны Сталинграда. Немцы массированно бомбили станцию Поворино, крупный железнодорожный узел в сорока километрах от хутора Куликовского. Из-за разрушений железнодорожного полотна на подходах к Поворино железнодорожные составы останавливались, становились мишенями для фашистских ассов. На станцию Ярыженская было совершено несколько подобных атак. Сколько погибло под теми бомбежками молодых, в полном расцвете сил веселых парней, никто не знает. На хуторском кладбище всякий раз появлялись новые могилки. Маша с подругами ходили к тем безымянным бугоркам, клали полевые цветы, полынь пахучую, всех лежавших под ними ребят считали своими хуторянами. В девичьих заплаканных глазах неизменно возникал один и тот же вопрос: «За что их убили?». Когда выдавался свободный вечер, подружки собирались на знакомой лавочке, вспоминали своих парней, Васю Базилюка, его украинские песни. После выполнения важного разведывательного задания командования не смог он переплыть Дон под Серафимовичем с раненой рукой. «Погиб, как Чапаев», писали девушкам в Кулики его боевые товарищи. За выполнение важного задания командования лейтенант Базилюк был представлен к присвоению звания Героя Советского Союза посмертно.
Война смерчем прокатилась по судьбам людей, ломала и калечила жизни духовно и физически, разбрасывала, кого куда, возносила и низвергала, кому как везло. Военная участь Василия Кавригина на фронтовых дорогах от Воронежа до Праги была обычной для его сверстников. В вихре фронтовых событий с нескончаемыми перебросками с места на место, изнурительными отступлениями и стремительным движением вперед почта не всегда в полной мере справлялась со своими обязанностями. Его письма Маше и ее ответные нередко терялись на пунктах пересылки, почтальоны попадали под бомбежки и артиллерийские обстрелы. Каждый объяснял причину молчания по-своему. Неокрепшие взаимные симпатии постепенно слабели.
День Победы Маша встретила в Урюпинске, училась в педагогическом училище, работала потом учителем начальных классов в Куликовской средней школе. Там она познакомилась с коллегой, своим будущим мужем Сытилиным Петром Антоновичем. Вместе вырастили двух детей. Фронтовик Сытилин умер, раны проклятые со временем доконали энергичного трудолюбивого солдата-педагога, военрука школы и учителя русского языка.
Прошло более полвека после войны. Встретились однажды случайно Василий Иванович Кавригин и Мария Михайловна Волынова.
— Орленок, орленок, — пропел он начало полузабытой песни довоенных лет.
Затеплились давнишние симпатии. Ветеран войны после смерти жены жил одиноко, замкнуто. Решили они с Машей пожить вместе. Собирался иногда круг старых друзей, пели свои любимые песни, вспоминали лихое время, молодых и красивых друзей и подруг. Из ребят в живых остался лишь Василий Иванович. Всякий раз вставал один и тот же вопрос: «Они никому не сделали зла. За что их убили?».
Те безымянные могильные холмики, что появились летом 1942 года, по-прежнему находятся на хуторском кладбище, только к ним уже никто не приходит.
16 из 1095
«16 из 1095» — это шестнадцать суток из трех лет нахождения механика-водителя, старшины Чмиль Ивана Васильевича в танке Т-34 в период Великой Отечественной войны. Сменил он за это время до полутора десятка боевых машин, подбитых на поле боя. Всевышний всегда поможет умелому. Остался старшина живым, День Победы встретил в Кенигсберге в полном здравии.
В свое время мной велась активная переписка с фронтовиком. Сохранились написанные им воспоминания, фрагменты дневника военных лет, копии небольших повествований, стихотворений из дневника, сброшюрованного из больших листов фотобумаги офицерами 4-й гвардейской танковой бригады. В этом соединении Чмиль И. В. участвовал в боевых действиях с декабря 1941 года до конца войны. Со своими боевыми товарищами встречал он Новый 1942 год на Сталинградском тракторном заводе, здесь в начале января получил только что сошедший с конвейера танк Т-34, который водил во время описанных событиях.
«16» — количество дней участия гвардейской танковой бригады в одной из успешнейших операций Красной Армии в начале второго периода войны. Написанные офицерами Полежаевым А., Ежовым, Миньковским, Товаченко, Юдиным Н, Бибиковым А., Баренбоймом А., Мак А., Будриным К. и старшиной Чмиль материалы чаще всего в боевой обстановке, с незначительными поправками редакционного характера положены в основу рассказа «16 из 1095». Текстовые записи авторов выделены курсивом.
Конец декабря 1942 года. Закончился первый период Великой Отечественной войны. Канули в Лету времена тяжелых, порой бессмысленных потерь, унизительных отступлений и позорного бегства частей, соединений, армейских и даже фронтовых объединений. Второй период начался успешным контрнаступлением Красной Армии, вследствие которого под Сталинградом в окружение попала действующая на сталинградском направлении группировка немецко-фашистских войск. Теперь оккупантам предстояло испытать все ужасы, связанные с прорывом фронта, окружением, бегством без оглядки под огнем всех видов оружия, пленом, массовыми разрушениями городов и деревень, потерями родных и близких не только на фронте, но и в тылу от бомбежек, ранений и болезней при отсутствии действенной медицинской помощи. Шли они почти два с половиной года до Волги, столько же времени предстояло отступать вплоть до самого Берлина.
