Гунар Цирулис - Товарищ маузер
— Так мы за то и боремся, чтобы люди стали благороднее, — промолвил Робис. — Они и сами станут лучше, если дать им человеческую жизнь.
Из-за кустов выбежал Брачка:
— Телефонная линия, братишки, перерезана начисто!
Робис передал по цепи команду, и от темных могил отделились темные тени. Казалось, покойники поднялись на бой с живыми. На самом же деле это жизнь готовилась к бою со смертью.
2
С тех пор как Дина узнала, что ей тут оставаться недолго, камера стала казаться светлее и шире. Мысленно она уже распрощалась с тюрьмой, распрощалась как с врагом, но в то же время и как с другом. Здесь она поняла, что ее не сломят никакие испытания. Может быть, внутренне она иногда и дрогнет от страха — в конце концов она ведь молода и ей хочется жить, — но голову все равно не склонит.
Тишину нарушил резкий металлический звук. Вначале Дине показалось, что это надзиратель собирается открыть камеру. Что ему надо в такое необычное время? Девушка невольно оглянулась на кровать, где под тюфяком хранилась хлебная бомба, и вдруг с облегчением вспомнила, что недавно ее съела.
Надзиратель не входил, но шум у двери не стихал. Да и похоже было на то, что звенят не ключи, а какие-то инструменты. Что они там делают?…
Она вдруг поняла и обмерла. Меняют замки! Кто-то предал! И в этом, несомненно, виновата она. Не зря предупреждал ее Атаман, что она должна молчать. Исправить ошибку уже поздно. Остается одно — предупредить товарищей. Писать нельзя — записку может перехватить предатель.
Надо искать другой путь!..
Дина принялась изо всех сил колотить в железную дверь. Ее маленькие кулаки уже были разбиты в кровь, но отчаяние заглушало боль. Она била и кричала до тех пор, пока дверь наконец не отворилась.
— Я тебе покажу, как бесноваться! В карцер захотела, дрянь?
Дине было безразлично, что с ней будет дальше. Она добилась своего и теперь закричала так, что раздалось на весь корпус:
— Предательство! Меняют замки! Предательство!..
Крик девушки донесся до Парабеллума. О предстоящем нападении знали только трое — Дайна, он и… значит… предатель. Не умом дошел Парабеллум до этого убеждения, а сердцем. Колебания и сомнения многих дней неожиданно перешли в глубокую уверенность. Прежде чем Лип Тулиан успел схватиться за свой браунинг, руки Парабеллума уже стиснули мертвой хваткой горло предателя.
Лишь в последний миг надзирателю удалось спасти Липа Тулиана. Не зная, как быть с полумертвым арестантом, он притащил его в пустую камеру и по привычке запер. Потом повел Дину вниз, в карцер.
3
Тени одна за другой скользили вдоль наружной стены и замирали у ворот тюрьмы. Решающий момент. В этом напряженной, неестественной тишине у железнодорожной насыпи послышались шаги. Там занимали позиции бомбисты Фауста.
Атаман вложил ключ в скважину замка.
— Кто идет? — спросил сонный голос.
— Что, начальство не узнаешь? — ответил Атаман, подражая немецкому выговору Людвига.
Не успели часовые высказать свои сомнения, как уже лежали связанные, с заткнутыми ртами. Бесшумно боевики двинулись дальше. И вдруг глухой удар — у Брачки из-за пояса выпал топор. Он нагнулся за ним, и это спасло его от затрещины Атамана.
— У, растяпа! — еле слышно прошипел Атаман. — Брось его, стрелять помешает!
Но Брачка не послушался. Он сунул топор в руку Лихачу и шепнул:
— Пригодится еще, поверь мне!
Кругом было тихо. Можно было отправляться дальше. Робис подал знак. И пятьдесят человек, словно хорошо обученные солдаты, рассыпались вдоль забора, за которым светились окна административного корпуса. Огневое прикрытие было обеспечено. Лишь теперь Робис со своей группой пересек двор.
Дверь корпуса. Очередное и самое трудное препятствие. Удастся ли его преодолеть? Вдруг Робис выкинул нечто такое, что привело остальных в полное замешательство, — он громко забарабанил в дверь:
— Быстрее, тревога! Боевики напали!
Дверь тут же распахнулась. Короткая схватка с часовым, и путь свободен. Робис бросился к ближайшей камере. С замиранием сердца он вставил ключ в замок. А если Фауст привез не те ключи? Поворачивается. Значит, те! Ну, теперь уж помехи не будет!
Робис стал на пороге. Он еще никогда не был в тюрьме. Маленькая, полутемная камера. Тусклый свет дежурной лампочки едва освещает скрюченное на койке тело.
— Выходи быстрей!
Ответа не последовало.
— Ты свободен, товарищ, разве не веришь?
— Не могу двинуться. Я совсем разбит, — донесся в ответ искусственно приглушенный голос.
Но Робис все-таки узнал этот голос — Лип Тулиан!..
— Проклятье, ключ не подходит! — раздалась чья-то брань.
И словно эхо с другой стороны:
— Не годится, не открывает!
Робис выбежал, захлопнув за собой дверь. Не может быть! Он подскочил к Лихачу и вырвал у него из рук ключ. Попробовал на одной камере, на другой… Изнутри люди бросались к дверям с криком:
— Сюда, сюда! Освободите!
Но что толку? Ключ даже не влезает в скважину. И так повсюду. В эти минуты Робис не мог думать ни о том, почему не подходят ключи, ни о Липе Тулиане. Все его мысли сосредоточились на одном — как быть дальше?
— Откройте! Освободите меня! Почему меня не выпускают? — Эти крики раскаленными иглами впивались Робису в мозг.
— Робис! — Кто-то из заключенных узнал его по голосу. — Это я, Фредис, с завода Пола. Помнишь, мне дали двадцать?!
Но он не мог им помочь. Решение было принято — бесповоротное, быть может жестокое, но единственно правильное.
— Товарищи, тихо! — крикнул он. — У нас нет ни времени, ни инструмента. Мы сможем освободить только смертников.
Крики, раздававшиеся со всех сторон, смолкли. Только из девятой камеры все еще слышался голос отчаяния:
— Робис, ты что, забыл меня? Ведь я — Фредис…
Потом и он затих. Зато на первом, втором, третьем… на всех этажах сразу раздался призыв:
— Парабеллум, Гром, отзовитесь!
И громче всех Робис:
— Дайна! Где ты, Дина?
— Робис, они здесь! Нашли!
Робис взлетел на второй этаж:
— Кто?
— Гром и Парабеллум!
— А Дайна?
— Говорят, где-то на этом этаже, — ответил Лихач.
— Ищите! Ищите! — И Робис снова закричал: — Дайна!
Дергая двери камер, он бежал в конец коридора. Одна дверь поддалась. Уборная. Первое, что бросилось Робису в глаза, был забившийся в угол надзиратель и большая связка ключей в его руке. Овладеть ключами. Овладеть ими, пусть хоть ценой жизни! Робис бросился к надзирателю.
Но тот оказался проворнее. Разгадав замысел, он бросил ключи в трубу клозета.
Нервы Робиса не выдержали. Забыв собственный наказ — не стрелять без крайней необходимости, — он всадил пулю в сердце надзирателя.
4
Атаман целиком полагался на Робиса: где Робис, там немыслимы необдуманные поступки. У него нет слабостей, и другим он их тоже не прощает. В корпусе одиночек не может быть никаких неожиданностей, тем не менее Атамана не покидало чувство тревоги. Чтобы отогнать тревожные навязчивые мысли, он окинул взглядом своих парней, стоявших на расстоянии пяти шагов друг от друга. Холодный блеск револьверов успокоил его. Тут были тяжелые парабеллумы, и маленькие удобные браунинги, и длинноствольные кольты, но больше всего было излюбленных маузеров. Ребята по возможности старались держаться в тени, однако Атаман сумел разглядеть даже стоявшего в отдалении Брачку. Вот этот яркий свет делает их позицию уязвимой. У многих боевиков чесались руки меткой пулей погасить светившую позади проклятую лампу. Но этого делать было нельзя. Первый же выстрел поднимет на ноги резервную охрану и казачье подразделение, которое дежурило здесь постоянно.
Из корпуса донесся выстрел.
В здании администрации тотчас вспыхнули лампы. Атаман поднял руку. Ребята поняли без слов — пока не стрелять. Но, когда в одних рубахах выбежали первые охранники и казаки, их встретил дружный залп. Атаман послал свою пулю в другом направлении — в фонарь. Двор погрузился в темноту, зато противник был хорошо виден на фоне освещенного дома.
— Ну, теперь поглядим, кто кого! — крикнул Брачка, вспомнив шестичасовую осаду «коммуны». Теперь нападал он, теперь можно отыграться за все…
Один за другим валились наземь солдаты, сраженные меткими выстрелами боевиков.
После каждого залпа Атаман смотрел на часы. Пять минут, семь, десять! Каждая минута дает много — можно открыть еще одну камеру, освободить еще одного заключенного. Уже прошло много времени, а Робиса еще не видно. Дело принимает скверный оборот. «Что, Робис совсем там рехнулся? Он же знает, что нам надо вырваться до тех пор, пока не подоспело подкрепление из казармы…» Стиснув зубы, Атаман продолжал стрелять. Он чего-то ждал и наконец дождался — далекий сигнал горна. Едва слышный в шуме боя, он звучал мелодично и звонко — это был вестник беды: в казармах тревога.
