Земля помнит всё - Тиркиш Джумагельдыев
А старики ее не скоро вернутся — на свадьбу укатили. Он сразу заметил, что принаряжены: на тете Аджап зеленый суконный халат с оторочкой, на Гурте новая ушанка, халат тоже новый, с иголочки. Чудной он в нарядной одежде, ненастоящий какой-то.
Спросил у Дурсун, куда родители отправились, опустила голову, отвернулась, к дяде, говорит, на свадьбу. Увидела, женщины идут, и опрометью от него.
Средь бела дня на площади людей полно — разве это встреча? Убежала, даже о свидании не договорились. Скорей всего Дурсун просто не успела сказать ему, чтоб приходил. Хотя нет, Дурсун сама никогда такого не скажет, лучше и не надеяться…
Ораз вдруг почувствовал, что краснеет: на минуту ему показалось, что он идет рядом с Дурсун и говорит ей то, чего так давно не может выговорить. А вдруг он заявится, а она ему от ворот поворот? Даже и дверь не откроет? Нет, не может этого быть, он ведь потихоньку, чтоб никто не заметил. Отец с матерью и понятия иметь не будут.
Ну а вдруг кто-нибудь у нее окажется, соседка или подруга какая, Тогда он спросит Гурта-ага, очень просто. Дурсун поймет, она умница.
Наконец Ораз кое-как доел, вытер руки. И вдруг отец из своей комнаты:
— Ораз! — будто только и ждал, когда он встанет с ковра.
Ну вот, чего он отцу понадобился? Заведет сейчас, и слушай, пока голова не вспухнет. Хотя едва ли, после этой истории с Аманлы настроение у отца скверное. Всё больше молчком, голова опущена… Придет с работы и сразу к себе, даже ест в одиночку. А сегодня после обеда. и на работу не пошел. Мать говорит, вроде не захворал, только вот знобит его, печку все велит подтапливать…
Ну, она и расстаралась, духотища в доме! И все наглухо: и двери, и окна.
Машат лежал на диване, увидев сына, сел, выпрямился. Видно было, что он только сейчас проснулся. Мясистое лицо его лоснилось, веки набрякли, казалось, положи он сейчас голову на подушку, сразу захрапит. Машат застегнул пижаму, потянулся… Зевнул во весь рот и головой потряс, словно его окатили водой.
— Вот я пришел, — сказал Ораз.
— Вижу.
— Я нужен тебе?
— Ты давай сядь сперва.
— Понимаешь, папа, я спешу… — Ораз вздохнул и сел.
— Ничего, работа не волк… Как дела?
— Да ничего…
— С пахотой как?
— Закончили.
— Теперь что?
— С завтрашнего дня воду принимать начнем.
— Ты что крутишься? Спешишь очень? Тогда иди.
— Нет, нет, я слушаю!
Машат взял платок, вытер лицо, шею, откашлялся. А ведь нарочно тянет, шевелится, как сонная муха!
— Ораз! Ты подумать хотел, подумал?
— О чем?
— О новой бригаде.
— А! Я не согласен.
— Это как — не согласен?
— Не хочу после всех этих разговоров. И потом меня вполне устраивает моя работа. Столько мы возились, земли в строй ввели, а теперь вдруг взять все и бросить!
— Ладно. Болтать много стал. Сейчас же отправляйся к председателю и скажи, что согласен. Он один там сидит, размышляет…
— Папа, — мягко сказал Ораз, — я не возьмусь за эту работу? Она мне не по душе. Пусть найдут кого-нибудь другого.
— Нет! Ты будешь там работать!
— Не сердись, отец, но я там работать не буду.
— Ты как со мной говоришь? Гурт подбил, да?
— Никто меня не подбивал. Просто я уже не ребенок.
— Сопляк! Мальчишка!
— Слушай, отец, смысла нет нам так разговаривать. — И Ораз поднялся со стула.
— Видали? — насмешливо бросил Машат. — Какие мы стали самостоятельные!
— Отец!
— Я двадцать пять лет твой отец! Ушанку новую нацепил! Куда это ты вырядился? Не на свидание ли?
— На свидание.
— Ну, и как дела? Не уломал еще Гурта? — Машат усмехнулся.
— Гурт согласен. Теперь только решить, когда свадьба.
— Ну и когда ж ты решил?
— Как вы с мамой пожелаете.
— А я вообще не желаю. Мне не нужна дочь Гурта!
— Тебе, может, и не нужна. А мне нужна.
— Ах, вот как? — Машат уже не скрывал своей ярости. — Сейчас же отправляйся к председателю, слышишь! Иди и скажи, что согласен.
— Это, отец, воду в ступе толочь. Я же сказал, не согласен. Мне не нужно место, добытое таким путем. Людей совестно.
— Плюнь ты на них! — Машат даже вскочил. — Нашел о чем думать!
Встревоженная Кумыш отворила дверь.
— Чего это вы раскричались?
Машат даже не обернулся к жене.
— Ты сделаешь, как я велю? — сквозь зубы спросил он, в упор глядя на сына.
— Пойми, отец…
— Лучше ты пойми. Только одну вещь — дочь Гурта в эту дверь не войдет.
— Еще чего! — вскинулась Кумыш. — Да как у тебя язык поворачивается!
— Вон отсюда!
— Не кричи на мать… — у Ораза затрепетали ноздри. — Зря, отец, скандал поднимаешь. Вредить себе.
— Заботливый какой у меня сыночек!..
— Да, заботливый. Я всегда буду о тебе заботиться. Ты ж обо мне заботишься, хоть и не то делаешь, что нужно.
— Желаешь отцу добра, брось с Гуртом нюхаться!
— Опять ты не прав, отец.
— Ступай! Не о чем нам толковать!
— Ступай, сынок, ступай, — Кумыш ласково поглядела на сына. — Сойдет с него дурь, тогда и поговорите…
Ораз направился к двери. Кумыш замешкалась было, но Машат сердито прикрикнул на нее:
— Иди! Иди вместе с ним! От тебя тоже проку нет!
И Машат вздохнул глубоко, с присвистом…
Ораз толкнул дверь. Не открылась, заперта на крючок. Значит, Дурсун одна. Ораз торопливо постучал, прислушался… Осторожные, легкие шаги. Он затаил дыхание, прижался ухом к двери, сердце билось частыми, сильными ударами.
— Кто там?
— Это я… Открой, Дурсун!
— Нельзя, скоро отец вернется…
— Не вернется, рано еще… Мне только слово сказать…
— Боюсь…
— Меня боишься?
— Боюсь, придет кто-нибудь…
— Да не придет! Никто не придет! Открой, Дурсун!
— Уйди, Ораз, уйди, прошу тебя! Я завтра сама приду… К мосту… И послезавтра приду! Уйди!
— Никуда я не уйду. Буду стоять и колотить в дверь. Вот идет кто-то! Открой скорей!..
Дверь отворилась, выглянула Дурсун.
— Ну где? Кто идет? Обманщик… — Она притворно надула губы, отвернулась и пошла в комнату.
— Дурсун…
Девушка остановилась, взглянула на
