Судный день - Виктор Михайлович Кононов
И вот с приходом Притыкина почувствовал себя Евгений Викторович единым лицом — начальником. Теперь, если случалась в цехе какая-нибудь задержка из-за неисправности механизма, он говорил всего три слова: «Сейчас пришлю Притыкина». И добрый маг техники появлялся в злосчастном месте, устранял поломку умело и без волокиты, а Мотовилов уже принимал новый сигнал от рабочих: мол, там-то и то-то надо срочно отремонтировать, иначе… Не дослушав, Мотовилов уже знал, что означает это «иначе», и опять коротко бросал: «Сейчас пришлю Притыкина». И почти не было случая, чтобы этот несуетливый смуглолицый человек с мудрыми глазами все понимающего и на многое способного специалиста не сумел что-то исправить.
Нередко в минуты отдыха, впадая в отрешенную от всего задумчивость, Мотовилов думал о Павле Захаровиче: «Бывают же такие люди! Он один заменяет десятерых Зуевых… Бог мой, чуть ли не вся техника цеха крутится благодаря рукам этого человека». И вот, размышляя так, Мотовилов испытывал, сам того не осознавая, гордое чувство собственника, ему уже казалось, что он один имеет право на Притыкина и может им распоряжаться, как захочет. И ничего такого, чего мог бы устыдиться он, как начальник цеха, Евгений Викторович не видел в этом. Наоборот, ему представлялось, что Притыкин работает так только у него и не сможет работать так же у кого-то другого и что он сам, Мотовилов, немало способствовал тому, чтобы этот человек проявил в работе все свое недюжинное умение в такой мере. Иногда Мотовилов даже подумывал, что он просто счастливо открыл «рабочий талант» Притыкина.
Как-то Мотовилов вызвал Притыкина в конторку, разложил перед ним лист ватмана с наброском какой-то замысловатой конструкции и спросил:
— Ну как, Павел Захарович, догадываетесь, что тут такое?
Притыкин повернул чертеж так, потом эдак, улыбнулся, чему-то и деловито заметил:
— Только по моей догадке резину поставить бы не изнутри бункера, а снаружи. Ну а так все вроде бы неплохо придумано.
Мотовилов так и просиял, очень довольный тем, что его замысел был не только сразу угадан слесарем, но и одобрен, да еще и с поправкой, которая показалась начальнику довольно-таки дельной.
— Значит, сделаем, Павел Захарович?
— Думаю, сделаем.
— А то формовщики жалуются: дескать, поработал бы сам конструктор на этом своем бетоноукладчике, так давно бы неврастеником стал.
Притыкин, мотнув головой, беззвучно засмеялся и повторил:
— Думаю, сделаем.
И сделали. Правда, больше всех старался Притыкин, а Леха Зуев подсоблял только, да и то не всегда; то ему надо было куда-то отлучиться на минуту, которая длилась у Лехи четверть часа, то его звали формовщики что-то там наладить, хотя он, по его же словам, с ними был не «вась-вась»… В общем, Леха оставался верен своему правилу: уродуюсь ровно на сто сорок рубликов. Часто наведывался к Притыкину Мотовилов, подсказывал, как лучше употребить кое-какие мелкие детали при переделке бетоноукладчика, и уходил: неотложных дел и делишек у начальника хватает… Одним словом, бетоноукладчик был сделан в срок. Опробовали — работает как часы. Мотовилов, радостно улыбаясь, пожал мозолистую руку Притыкину.
— Незаменимый вы у меня человек, Павел Захарович… Но и я не останусь в долгу… Окладишко прибавить, конечно, не могу, а по нарядам кое-что приплюсую к вашему заработку…
— Да чего там, Евгений Викторович… — Смуглоту щек Притыкина залила краска смущения. — Для вас я всегда постараюсь, только скажите… — И тут он вдруг еще больше покраснел и поправился: — Для общего дела чего ж не постараться…
А как только Мотовилов ушел, неловко стало Притыкину за свои слова, и он почти с презрением подумал о себе: «Для вас всегда, только скажите… Обеспамятел, дурень, от похвальбы… Ну сделал и сделал, для общей пользы, а не ради кого-то, так и скажи сразу так… Теперь он еще подумает там чего-нибудь такое навыворот…»
Этот хмурый ветреный день с самого утра начался неудачно для Мотовилова. Не успел он отъехать от дома, как забарахлил мотор мотоцикла и заглох. Пришлось покопаться минут двадцать, Прежде чем мотор снова завелся. Приехав на завод и войдя в цех, Мотовилов ужаснулся при виде сплошной пелены пара в цехе. Оказалось, прорвало пароподводяшие шланги на кассетах, теперь предстояло срочно их менять, и ни о какой работе и думать нельзя было. «Бог мой, вот из-за таких мелочей и план можно завалить…» — думал Мотовилов, с испорченным настроением идя в конторку. Тут ему навстречу попался Зуев. Он шел вразвалку, держа руки в карманах, и насвистывал что-то. Увидев начальника, дурашливо козырнул, вскинув два пальца к берету, и выкрикнул:
— Здрасьте, Евгень Викторыч! Видали, какой туманище? Як той хохол казав: самого сэбэ нэ бачу…
Мотовилов поглядел на Зуева злыми глазами и мрачно сказал:
— Вы бы лучше инструмент приготовили, а не посвистывали.
— Долго ли умеючи? Сумку на плечо — и дело в шляпе.
— Вот-вот, умеючи и чтоб недолго. Шланги должны быть через полчаса заменены. Так и передайте Притыкину. Я скоро приду, проверю…
Но начальник пришел не скоро. Главный инженер вызвал на короткое совещание, а затянулось оно на целый час. Вернувшись в цех, Мотовилов застал там полный ералаш; надо было снимать с вибростола заформованный поддон, а подъемные ушки, как назло, напрочь отлетели с одной стороны. Так и стоял многотонный поддон, тормозя всю работу, а рядом толпились формовщики, галдели и рядились, не зная, как быть.
Узнав суть дела, Мотовилов спросил хмуро:
— Слесарям сообщили об этом?
— Говорили, а они нам: мол, покурить хоть дайте… Они там шланги меняли.
Мотовилов направился в слесарку. Не так просто вывести из себя Евгения Викторовича: почти всегда он сдержан, никогда не горячится, но сегодня выдался такой уж неудачный день, что все шло вкривь
