Анатолий Емельянов - Запоздалый суд (сборник)
— Ну, и велик ли у вас доход от пасек?
— Доход, может, и не великий, однако же — есть. Да и как смотреть на тот доход. Можно узко смотреть, а можно и пошире.
— То есть? — не понял Федор Иванович.
— Вы знаете, каков лесницкий оклад? На одном уровне с техничкой. А пчеловодство дает им еще хоть пол-оклада, да и жены лесников при деле.
— Да, это хорошо, — согласился Федор Иванович.
— И это еще не все. А ну-ка повези мы свой мед на базар! Там килограммчик дошел уже до пяти рублей. Сколько пятерок набежит?.. Ладно, мы на базар не везем. Мы своих рабочих медом обеспечиваем да сдаем его по дешевой цене государству. Но ведь от того, что нам платят не по пять рублей, а только по два с полтиной — ценность-то меда автоматически в два раза не уменьшается. Он так и остается ценнейшим продуктом… На молоко, на мясо вон закупочные цены повысили. Авось-небось рано или поздно и про мед вспомнят…
Федор Иванович промолчал, хотя в душе и тут был полностью согласен с директором лесхоза. С райкомов и райисполкомов постоянно требуют отчеты о выполнении то месячных, то квартальных и всяких других планов по молоку, мясу, зерну, овощам и фруктам, по шерсти и яйцам. О выполнении же плана по меду — хоть бы раз кто спросил. А план-то не скажешь, что маленький — сорок тонн, и не каждый год даже с помощью лесхоза район его вытягивает, а вот поди-ты — вышестоящее начальство никакого беспокойства не проявляет. Ну, а когда дитя не плачет… Коль с него не требуют, то и он редко напоминает руководителям колхозов и совхозов о выполнении плана по меду. И уж, конечно, ни разу не задумался над тем, что закупочная цена на мед действительно низкая.
Машина свернула с насыпной дороги и шла теперь по едва заметному в траве тележному следу. Густые кроны деревьев низко нависали над брезентовым верхом «газика» и шумно ошаркивали его, словно бы стараясь захватить в свои объятия и не пустить дальше.
А мысли Федора Ивановича все еще никак не могут отрешиться от въевшихся в кровь отчетов и планов. Да, понятное дело, планы и намечаются и выполняются для того, в конечном счете, чтобы людям жилось лучше. Но бывает, что жесткие рамки планов связывают, сковывают инициативу: если с человека спрашивают, и строго спрашивают, за одно — он настолько поглощен заботой об этом, что у него уже ни сил, ни времени не остается на другое. На такое другое, которое, может быть, ничуть не менее важно, но за которое спросу нет… Инициатива, инициатива — повторяем это словечко часто, и на любой газетной полосе встретишь многократно. Но хотим, чтобы инициатива, упаси бог, не выходила за рамки установленных планов… Такие мысли приходили на ум Федору Ивановичу и раньше. Но сейчас об этом думалось с какой-то особой обостренностью.
— Водоохранная зона, — Леонид Семенович снял одну руку с руля и широко повел ею на лес впереди машины.
По обе стороны дороги высился дремучий смешанный лес. Могучие дубы в два, а то и три обхвата стояли вперемежку с такими же огромными вековыми липами и вязами. Росшим между великанами молодым деревцам приходилось всеми силами тянуться вверх, к солнцу — на них почти не было никаких сучьев: только ствол и шапка-макушка. Похоже, в этом лесу человека с топором и пилой или давно уже, или вообще не бывало. Федору Ивановичу такого заповедного леса видеть еще не приходилось.
Директор остановил машину, и они, с трудом продираясь сквозь высокую траву у обочины дороги, вошли в лес. Здесь, под деревьями, было пусто, голо. Землю покрывал густой слой прелых листьев, и нога мягко тонула в них. И лишь около самых стволов кое-где, где росли редкие кустики пырея или зверобой, виднелись белые цветочки поповника и в низинках — ярко-зеленые, узорчатые листья папоротника. Воздух словно бы настоян на пьянящем аромате меда, а при ходьбе к нему примешивается тепловатый запах потревоженных ногой прелых листьев, похожий на запах самой земли.
А грибов-то, грибов! Да все белые! И в одиночку, и рядками, и перестоявшие, уже просевшие под тяжестью обширных шляп, и зрелые, чистые или только что взбугрившие землю. За каких-нибудь полчаса можно набрать большую корзину.
— Хороши грибки? — должно быть заметив восхищенное изумление Федора Ивановича, спросил директор лесхоза. И тут же, невесело вздыхая, добавил: — Сколько добра пропадает! Я уже две недели не даю покоя директору заготобытбазы, а с него как с гуся вода. Из года в год выполняют план на одних опятах. Да и те собирают одни старики и старухи из лесных деревень. А почему бы сюда не привести бригаду дюжих работников — разве это нестоящее дело?
Федор Иванович сорвал гриб величиной с детскую беретку, взвесил его на ладони: что-нибудь близко к килограмму. Отломил ножку — чистая, белая, без единого червячка. «Вот ведь глиняная башка, — ругнул себя в досаде, — ничего с собой не прихватил, даже авоськи, будто не в лес собирался, а на свадьбу». И чтобы не давать волю уже начавшей захватывать грибной страсти, повернулся к Леониду Семеновичу и спросил:
— А сами не думали, чтобы соорудить здесь что-то вроде цеха? Не такие уж и великие капиталовложения бы потребовались.
— А у нас по сбору грибов плана нет, — отшутился тот.
— Я серьезно говорю.
— Ну, а если серьезно — так с этой, как говаривали в старину, тайной целью я вас сюда и привел.
— Что-то не соображу, — признался Федор Иванович.
— Насчет цеха стоит подумать. А пока что — подгоните, пожалуйста, заготовителей. Многовато, как вот этих грибов, расплодилось в последнее время работничков, которые сидят и слоила руки ждут, когда им укажет или прикажет партия…
«Ты смотри-ка, — подивился Федор Иванович совпадению мыслей директора лесхоза со своими. — Ну, будто я вслух рассуждал там, в машине, и он теперь о том же самом…»
— Заготовителей обязательно подгоним. Такое, можно сказать, лакомство под ногами, а в магазинах полки совершенно пустые.
— Директор заготбазы хвастается тем, что в год заготавливает двадцать тонн грибов. А здесь сотни — да что там сотни — тысячи тонн пропадают, а ему и горя мало… Эх, если бы людей у нас было поболе! Мы бы, Федор Иванович, и сами охотно собирали и сдавали, да управка не берет. Тем более что сейчас — самый разгар сенокоса. И себе надо накосить да насушить — в лесу работать да еще и без сена оставаться? — и государству, ни много ни мало, четыреста тонн сдать… Опять же скажешь — план но сену есть, а по грибам — нету. — Леонид Семенович громко рассмеялся, а потом, уже посерьезнев, добавил: — Все же насчет цеха надо подумать, — помолчал секунду, — Будем думать!
«Завтра же, не откладывая, надо вызвать в райком заготовителей», — решил про себя Федор Иванович. А вслух спросил:
— Сколько километров сюда от города?
— Около двадцати пяти, — ответил Леонид Семенович. — Мы сейчас почти в самой глубине нашего берендеева царства… А теперь поедем в самую-самую глубину.
Они опять сели в машину и той же едва заметной, с заросшими колеями, дорогой тронулись дальше.
Вскоре зеленый лиственный лес словно бы оборвался, и перед ними встала бронзовая стена соснового бора. В самом низу, у комля, стволы сосен темные, повыше — светлее, а еще выше уже сияют, как начищенные, словно там, вверху, деревья собирают и накапливают солнечный свет. Зеленые шапки сосен кажутся вознесенными в самое поднебесье.
Дорога постепенно сползла в глубокий овраг. По дну оврага струилась речка, даже, пожалуй, не речка, а ручеек. Через него перекинут бревенчатый мост.
— Внимание! — подчеркнуто торжественно возгласил Леонид Семенович. — Переезжаем через Малый Цивиль.
— Малый Цивиль?! — удивился Федор Иванович.
— Так точно, — подтвердил директор лесхоза. Подтвердил с удовольствием, с радостью, с гордостью, точно сам лично был причастен к тому, что река текла именно здесь. — Начинается он километрах в трех отсюда. Начинается, наверное, как и все реки, с ничего, с капельки, с маленького подземного родничка.
Федор Иванович, конечно, слышал, знал, что Малый Цивиль начинается в их районе. Но знал об этом как-то отвлеченно, так же, примерно, как все мы знаем, что где-то в Калининской области начинается Волга. И уж во всяком случае ему даже и в голову не приходило, что когда-нибудь он может попасть в эти места. Когда приходило время отпуска, он ехал на юг. Но если бы и пришлось вдруг отпуск проводить в Чувашии, он бы, наверное, выбрал опять же Волгу или, на худой конец, Суру. Что привлекательного может быть на каком-то Малом Цивиле?! А теперь он, взволнованный, если не сказать потрясенный, зачарованно смотрел на огромные бронзовые сосны по склонам оврага, на этот светлый бойкий ручеек и не находил слов, которыми бы можно было выразить свое душевное состояние. Да и нужны ли тут были какие-то слова?!
Должно быть поняв состояние своего спутника, Леонид Семенович сразу же, как только переехали мостик, остановил машину. Федор Иванович молча вылез, подошел к ручью и подставил ладонь под его холодную и хрустально прозрачную струю.
