Вениамин Лебедев - По земле ходить не просто
Передав по телефону Андрею, чтобы он со своими спутниками остался на месте, Николай поправил капюшон халата и пополз вперед. Полз под снегом, стараясь не сбиться, не потерять направление.
Скоро встретил препятствие. Рука нащупала тонкий ствол дерева. Поднимался медленно, чтобы резким движением не выдать себя. Место удобное: мелкий ельник хорошо скрывал его. Можно привстать и осмотреться.
Впереди виднелась небольшая, очень правильной формы высотка, из-под которой вылетел сноп пламени. При свете его Николай успел разглядеть контуры тщательно замаскированной амбразуры. Стреляла мелкокалиберная пушка. Выждав, пока не привыкли глаза, ослепленные внезапной вспышкой, разглядел на снегу едва заметные темные полоски: три пулемета и мелкокалиберная пушка.
Здесь же он попытался наметить пути, подхода к огневой точке, но их не было. Откуда ни атакуй—везде встретишь многослойный перекрестный огонь.
Пора было возвращаться.
На опушке его дожидались Андрей и Макаренко.
— Где Романов? Пошли.
— Ушел восстанавливать связь. Что там? — спросил Андрей, когда вышли на укатанную автомашинами дорогу.
— Фрукт там, Андрей, зело крепкий. Без прямой наводки не выкуришь. Сильный дзот.
Это был его план. Но как притащить сюда пушку? Никакая машина, никакие лошади не в состоянии пройти по такому снегу. Это было под силу только людям, решившим победить или умереть.
Капитан Гусев был на наблюдательном пункте батареи.
— План дерзкий, но осуществимый, — сказал он, выслушав Николая. — Но своих сил мало. Надо просить поддержки у командира полка.
В тот же день в тылу можно было видеть, как группа людей тащила по глубокому снегу орудие, потом устанавливала его, артиллеристы давали холостой выстрел, а пехотинцы, рассыпавшись в цепь, открывали условный огонь по невидимой цели. Николай был за наводчика.
— Нужно ли командиру взвода самому быть за наводчика? — спросил командир полка, наблюдавший за учебой.
Николай бросил на лафет рукавицы, вытянулся и убежденно ответил:
— Нужно, товарищ полковник! Я знаю окружающие предметы. В случае чего использую их как ориентиры и все равно попаду в амбразуру. Я один знаю…
— Будьте осторожнее, — предупредил капитан Гусев.
— Жить еще никому не надоело…
Операция была назначена на три часа дня, с расчетом на то, что приблизительно около этого времени финны получают горячую пищу и не так внимательно наблюдают. Нужно выиграть хотя бы несколько минут.
Ожидая этого момента, артиллеристы и пехотинцы грелись в землянке. Капитан Гусев несколько раз приходил, молча садился рядом с Николаем, потом снова уходил. Николай видел, что командир батареи волнуется, но говорить ободряющие слова не хотелось. Это означало бы, что они оба боятся за благоприятный исход задуманного дела.
В назначенный срок артиллеристы и пехотинцы потащили орудие к намеченной елке. Сто пятьдесят метров, что предстояло пройти, казались необычайно длинными. Колеса орудия врезывались глубоко в снег. На половине дороги орудие провалилось в канаву или яму, которую нельзя было заметить раньше. Это спутало все расчеты. Потеряли быстроту и элемент внезапности.
Пренебрегая опасностью, люди выскочили вперед и потащили пушку на лямках.
Белофинны заметили их, когда они были уже у цели. Сразу заработали пулеметы;
Стиснув зубы, Николай повернул ствол орудия. В перекресток панорамы нащупал черную пасть амбразуры, дышащую пламенем.
В это время обожгло шею. Падая на снег, Николай потянул шнур спускового механизма. Выстрела он не слышал, но видел, как пушка подпрыгнула и, не найдя опоры, подвинулась назад и придавила его. В воздух поднялись обломки бревен.
— Ура-а-а! — закричал кто-то рядом. Подбежавший Мухаметдинов помог Николаю выбраться из-под станины лафета и встать на ноги, но перед ними вырос огромный столб огня и снега. Взрывная волна отбросила их от пушки…
Потом Николай помнил себя в санях. Кто-то укутывал ему ноги, что-то говорил капитан Гусев. Николаю все казалось теперь далеким, слова не доходили до него, а самому лень было думать и разговаривать. Запомнилось лицо капитана, почерневшее от беспрерывного пребывания на холоде.
Когда сани тронулись, Николай понял, что его увозят, и пытался возражать, просить, чтобы его оставили на батарее с товарищами. Успел он это сделать или нет, вспомнить теперь не мог. Сани двигались. Рядом шли Андрей, Гусев и еще кто-то…
Когда и каким образом он очутился в санитарном вагоне, Николай тоже не помнил.
В купе было тепло. Сквозь замерзшее окно видны крыша какого-то здания, покрытая толстым слоем снега, верхушка телеграфного столба и клочок холодного неба.
Под окном послышался свисток, потом раздался протяжный гудок паровоза, и вагоны плавно сдвинулись с места.
Голова медленно сползла с подушки, и стало больно, но поднять ее он не мог: при малейшем движении режущая боль пронизывала шею. Свободно он мог шевелить только кистью руки.
Стиснув зубы, чтобы не застонать, с большим трудом засунул пальцы под висок и чуть продвинул голову. Боли не стало, но голова скоро сползла на прежнее место. Надо было начинать сначала.
Наступило полузабытье.
Кто-то прошел мимо, шурша мерзлой шубой.
— Ох и холода-а, — услышал он простуженный голос женщины в соседнем купе.
— Скоро вылезать?
— Да. А что? Сяду на попутную машину и на передовую. Там свяжусь с полковыми медиками.
Голос женщины, которая говорила с хрипотцой, показался почему-то знакомым.
— Трудно вам там. Под самым огнем ходите. — Никому сейчас не легко.
— Я не понимаю тебя… Не твоя обязанность ходить по передовой, и доктор запрещает, а ты…
— Зачем об этом говорить? Я побыла на передовой и ушла, а каково бойцам? Сегодня подобрала одного раненого, — сказала женщина с простуженным голосом, — возвращались они с разведки… Осколок срезал часть челюсти и ухо повредил. Я его перевязываю, а он мне говорит: «Напрасно стараетесь, сестра. В женихи я уже не гожусь. Испортили малость». Ему больно, а он шутит.
— И мой, может быть, лежит где-нибудь на снегу и истекает кровью, — громко вздохнула первая.
— Разве так можно думать, дурочка!
Николай пытался вспомнить, где он слышал раньше этот голос.
— Так думать — значит не уважать и не ценить его, — выговаривала вторая. — Знал бы он твои мысли!.. В лыжный батальон плохих не берут. Гордиться надо, а ты причитать вздумала!..
Последние слова, сказанные с большим участием и убежденностью, прозвучали совсем по-иному. Сквозь хрипоту прорвался певучий естественный, давно знакомый голос.
— Нина! — закричал Николай. — Нина!
Голоса не было. Из горла вырвался только хриплый шепот.
— Нина! — еще сильнее крикнул Николай, но услышал только хрипловатый свист.
А поезд уже замедлял ход.
— Вот мне и пора… — отчетливо донесся голос Нины. Сомнений никаких быть не могло.
Вцепившись одной рукой в край носилок и придерживая другой голову, Николай спустил ноги и боком сполз на пол. Сначала он поднялся на колени, потом, ухватившись за стойку, выпрямился. Сдвигая свой корпус вдоль полки, он рвался к выходу и через несколько мучительных минут был в трех шагах от заветной двери.
Ввалившиеся глаза его горели сухим болезненным огнем. За ним волочилась окровавленная шуба.
— Я здесь! Я здесь! Здесь, — шептали его губы…
Когда санитар и фельдшер подняли его, он был без сознания. Из потревоженной раны сквозь марлевую повязку капала на пол кровь.
В бреду он пытался улыбаться и все время шептал:
— Встретились… Я очень хотел этого и всегда верил…
Потом в Ленинграде, в госпитале, Николай часто думал об этом случае. Действительно ли он слышал тогда голос Нины? Могла ли она быть в вагоне или все это показалось ему в горячке бреда?
Одно было ясно: Нину он не мог забыть.
Глава тринадцатая
В начале марта в школу приехала большая комиссия из области, вторая в этом году. Возглавляли ее два инспектора областного отдела народного образования.
Кроме того, из ближайших школ вызвали самых опытных учителей. Комиссия должна была проверить преподавание отдельных дисциплин.
Появилась она рано утром, когда в школе не было еще ни учителей, ни учащихся, а Сергей с завхозом и техничками обходил классные комнаты и проверял чистоту.
— Ох, сколько вас тут, — не без иронии воскликнул Сергей. — Прошу пройти в учительскую. Я скоро приду.
Один из инспекторов, щеголевато одетый человек лет тридцати, увязался за Сергеем. Он вытащил из кармана носовой платок и, подражая Сергею, проверял чистоту оконных рам.
— Решили еще раз проверить школу? — спросил Сергей, уловив удобный момент.
