Илья Штемлер - Таксопарк
— Да… вы что себе позволяете?! — Валера вырвал подбородок из цепких холодных пальцев.
— Чего бодаешься, чего бодаешься? — равнодушно произнесла женщина. — Не хочешь получать удовольствие, твое дело. Я тебе демонстрируюсь, чучело. Чтобы ты знал… Я со своей специальностью за границей миллион бы имела.
— Ну и ехали бы за границу. Позор такой.
Женщина резко отвернулась, съежилась. Большие ее глаза наполовину утекли под торчащие ресницы, отражаясь в черном глянце окна.
— Это почему же позор?
— Работать надо. Ясно?
Валера перегнулся и, стараясь не касаться женщины рукой, потянул на себя колечко замка. Дверь приоткрылась, впуская в салон прохладный ночной воздух.
— А я что ж, по-твоему, не работаю? В Японии специальные школы есть. Обучают.
— А вы что, там были?
— Читала.
— Ничего подобного. Вы слишком односторонне все поняли. — Валера решительно повел подбородком в сторону улицы. — Представляю, как родственникам вашим стыдно за вас. Если сами не сознаете…
— Тебя что, в детстве уронили, да? И не сразу подняли? Родственникам! Откуда им взяться? Меня в капусте нашли! — рассвирепела вдруг женщина. — Зайцы мои родственники, они капусту любят.
— Вижу, что в капусте. В квашеной, — заорал Валера в ответ.
— В кислой, псих. Все ты знаешь, умный больно. — Женщина вздернула остатки своей юбчонки. — Найду себе поглупей тебя. А то скука с тобой, с умницей. Скулы своротишь…
Контуры ее фигуры расплылись в ночной темноте. Через несколько секунд салон стоящей впереди Славкиной машины озарился бледным светом плафона. «Славку охмурять села», — едва подумал Валера, как дверь с его стороны резко отворилась и просунулась голова мужчины в кепочке-восьмиклинке. Маленькие усики настороженно торчали над узкой верхней губой.
— Старший контролер линейно-контрольной службы Иванов, — отрекомендовался мужчина. — Ваш путевой лист!
Валера растерялся. Так получалось, что он редко сталкивался с контролерами. Раза три, на вокзалах. К тому же он слышал от ребят о характере Танцора… Поэтому столь официально-вежливое представление контролера обескуражило Валеру. Он достал путевой лист. Контролер бегло просмотрел…
— Клиента жду, — пояснил Валера. — Запаздывает что-то.
— Клиента ждете… А сколько времени обязаны ждать по инструкции?
— Пятнадцать минут.
— Верно. А вы тут уже минут тридцать стоите. — Контролер обогнул таксомотор и сел на пассажирское место. Достал ручку и пристроился поудобней с путевым листом в руках.
Можно было, конечно, поплакаться, попросить. Но Валера молчал. Славкиного таксомотора уже не было видно: то ли догадался о присутствии контролера, то ли «золотая ножка» уговорила…
— Дамочек подозрительных в таксомотор впускаете. — Танцор словно угадал Валерины мысли. — А по инструкции? Водитель обязан предоставлять транспорт только лицу, сделавшему заказ.
— Она сама села, — буркнул Валера и отвернулся в сторону.
— А работаете, судя по всему, недавно. Лица я вашего не помню. — Контролер что-то медлил с записью в путевом листе.
— Вы ко мне придираетесь, — не выдержал Валера. — Я жду клиента. Да, виноват, просрочил время ожидания… Но я уже собирался позвонить в диспетчерскую, как подсела та гражданка. Ведь я ее попросил выйти из машины, вы сами видели.
— Мало ли за чем она вышла? Может быть, вернуться с кем-нибудь? — въедливо продолжал Танцор. — К тому же доверять вам у меня нет Никаких оснований.
— Это почему же?
Контролер мягким движением нагнулся и мгновенно вытащил из-под сиденья желтую бутылку, за которой шлейфом тянулась сырая клеенка.
— Никто другого места придумать не может!
Валера опешил, но в следующее мгновенье схватил бутылку и потянул на себя.
— Не имеете права! — крикнул он.
— Вот право-то я имею. Использование служебного транспорта для провоза и хранения алкоголя?
В салон просунулась контролер Фаина. Валера с ней уже был знаком. Маленькими, глубоко упрятанными глазками Фаина с изумлением оглядела Танцора и Валеру, вцепившись в желтую длинную бутылку с золотисто-голубой надписью.
— Что… нарушает? — произнесла Фаина.
— Пассажиров спаивает, — ответил Танцор.
— Послушайте… Оставьте бутылку. Честное слово, мне ее подарил человек, у которого умерла жена.
— С чего же это он тебе подарил? — Фаина, как подсказывала субординация, перешла на сторону начальства. — На радостях, что ли, подарил?
Валера рванул бутылку. Горлышко выскользнуло из рук контролера, и бутылка ударилась о рулевое колесо. Звон разбитого стекла. И пронзительный коньячный запах мгновенно вытеснил все остальные запахи. Коричневая жидкость потоком хлынула на Валерины брюки…
— Что же вы наделали? — Валера растерянно держал на весу осколок желтого стекла.
Лицо Танцора покрылось бурыми пятнами, а усы задергались под худым носом.
— Я снимаю тебя с линии! Отправляйся в парк. — Он размашисто написал на путевом листе какие-то корявые слова. — А ты, Фаина, свяжись с централкой, сообщи. И проследи, чтобы с заказом этим все было в порядке.
Контролер вылез из машины и хлопнул дверью. Фаине стало жаль Валеру. У того был сейчас такой убитый вид.
— Дурачок, дурачок. Сам и виноват.
— Честное слово… Мне подарили. У человека умерла жена. — Валера все не выпускал из рук бутылочный осколок.
— «Подарили, подарили»… Заладил. Ну и отдал бы ему. Случай такой. Пользы своей не увидел. Пожадничал.
— Как… отдал? Он же старший контролер.
— Теперь неприятностей не оберешься. Дело заведет, — разоткровенничалась Фаина. — Хранение алкоголя в такси — серьезный проступок. Уволить могут… А он такой стервец, если вцепится, не отпустит. После операции вообще зверем стал. Точно ему вместо аппендицита совесть вырезали.
— Как… ему отдать? Он же контролер, — все бормотал Валера.
— Ну, заладил! «Контролер, контролер»… А что, контролеры не люди? — разозлилась Фаина. — Потопчись восемь часов на улице. И в жару и в мороз. Днем и ночью. Да с такими оторвами, как ваш брат таксист. За восемьдесят рублей в месяц… Посмотрела бы я на тебя тогда…
Но Валера ее не слушал. Он выскочил из машины и побежал в сторону, куда направился Танцор. На стоянке в ожидании пассажиров гуськом вытянулось несколько свободных таксомоторов. Танцор стоял у головной машины, что-то записывая в блокнот. Валера приблизился.
— Послушайте… Выходит, если бы я вам отдал эту бутылку, ничего бы не было, да? Ни записи, ни снятия с линии, ничего, да?
— Что, спятил? — прошипел контролер, едва раздвигая узкие губы. — А ну проваливай отсюда, хулиган!
— Я не хулиган! А вы — взяточник!
Вокруг уже собрались водители. Вид Валеры с подозрительными размывами на брюках, с резким коньячным запахом был потешен и непонятен — вроде и не пьян с виду…
— Что, парень, в бочку шагнул? — произнес кто-то со смехом.
Валера вплотную приблизился к контролеру…
— Крохобор! Ничтожество! Из-за тебя, из-за таких, как ты, люди совесть теряют… Гад! Собака!
Танцор растерялся. Такая стремительность застала его врасплох.
— Уберите его! — крикнул он водителям.
Но никто не двинулся с места. Таксисты стояли молча. Не понимая в деталях, что произошло, каждый из них, вероятно, догадывался… Потом так же молча отошли от Валеры по своим машинам. Уже без смеха… Танцор в растерянности смотрел им вслед.
Валера смахнул слезу и, повернувшись, побрел прочь.
3Младшая кладовщица Лайма приподняла плечи и обхватила сухими пальцами острые мальчишеские локти. Невозмутимые бесцветные ее глаза на этот раз возбужденно блестели. От волнения латышский акцент настолько искажал фразу, что Тарутин с трудом улавливал смысл.
Звуки их шагов гулко и перебивчиво метались в пустом коридоре. Лайма встретила Тарутина на площадке административного этажа, она специально поджидала директора. До приемной было не так уж и далеко — два коридорных марша, а Тарутин и не пытался остановиться, точно вопрос, который сейчас волновал Лайму, не стоил внимания.
Лайма умолкла. От ее сутулой неуклюжей фигуры исходили тихие гневные волны. На узкой спине под серым свитером проступали бугорки позвоночника. Сморщив нос, она пыталась подавить нарастающий зуд, но безуспешно. И чихнула. Несколько раз подряд. Тоненько, застенчиво.
— Фот. Фсегда, если нервничаю, — произнесла она.
— Будьте здоровы. — Тарутин не обернулся.
— Я тумала, меня побьют кулаками. — Лайма смотрела в спину Тарутина. — Они так кричали на меня.
Заметив директора, несколько человек, что топтались у дверей приемной, разом обернулись. Невнятно ответив на приветствие, они вяло расступились, освободив проход. Следом за Тарутиным в приемную проскользнула и Лайма.