Шесть дней - Сергей Николаевич Болдырев
Из носика чайника повалила густая клубящаяся струя пара. Ковров выключил газ и с чайником в руке отправился по темному коридору обратно в свою комнату. Завтракать и ужинать в кухне ему тоже не полагалось.
ЧАСТЬ II
I
Александр Федорович Андронов возвращался после окончания срока контракта вместе с женой из Индии, из Бокаро. По пути на Урал они ненадолго остановились в Москве. Надо было получить по ордеру «Волгу». Ордера давали не всем, их получали наиболее достойные.
Издавна у Андронова был шестидесятисильный «Москвич», на котором он изъездил все окрестности родного города, и только автомобилист способен понять, что он испытал, получив возможность приобрести новую «Волгу» с мотором в сто двадцать сил.
Пока он оформлял документы, выбирал машину, прошло несколько дней. Лидия Кирилловна ходила по магазинам, к вечеру возвращалась в гостиницу в Останкине усталая, раздраженная и требовала скорее покинуть шумную столицу.
Андронову захотелось сходить к Григорьеву, но какое-то странное чувство неловкости мешало снять трубку и позвонить в его секретариат. Пошел в министерство к знакомым инженерам-доменщикам, приезжавшим в Индию. Они сказали, что Григорьев срочно улетает на завод в связи с аварией. Андронов встревожился, но никаких подробностей знакомые инженеры не знали, когда вернется Григорьев, тоже сказать не могли. Оставалось одно: позвонить Ивану Александровичу Меркулову.
Андронов познакомился с ним давно, когда тот приезжал посмотреть, как «ведут» себя механизмы новой конструкции, и потом не раз встречал его на других заводах, куда приходилось выезжать в командировки от министерства. Меркулов мог знать подробности аварии.
Иван Александрович сразу вспомнил Андронова и тут же пригласил на дачу, сказал, что в конце рабочего дня подъедет за ним на машине. Андронов несколько раз звонил в гостиницу предупредить жену, что они заедут за ней, но в номере ее не было, не вернулась из магазинов. Пришлось решиться ехать одному, нужная была встреча. Меркулов всегда был в курсе заводских событий, поговорить с ним казалось важным, тем более после двухлетнего отсутствия.
Едва машина остановилась у подъезда, Меркулов, длинный, худощавый, сложившись пополам, чтобы не удариться головой о проем дверцы, вылез на тротуар и, как всегда, чуть смущенно улыбаясь, точно не был уверен, как его встретят, пожал руку Андронову. Лицо у Меркулова было клином, с добрыми глазами.
Склонившись над машиной, он открыл заднюю дверцу и жестом пригласил Андронова сесть, будто не он, а Андронов был старше. Александр Федорович чувствовал себя неловко, замешкался, потом решительно сунулся в машину. Меркулов сел рядом и сразу заговорил о доменной печи, которую должны были строить на родном для Андронова заводе.
— Как работника завода и доменщика это должно вас интересовать, — улыбаясь своей стеснительной улыбкой, говорил он. — В Индии вы могли… не отстать, нет, просто оказаться не в курсе того, что сейчас делается… Два года — большой срок… в наше время ускоренного технического развития… В том числе и в металлургии, — добавил он.
Глядя на выражение сосредоточенности, появившееся на лице Меркулова, Андронов понял, что он мысленно как бы прикидывает, что сделано в металлургии в двухлетний срок. Меркулов нравился ему за эту особенность: искать точные слова для выражения мысли. Речь его не была гладкой, он заменял одни слова другими и не сразу завершал конструкцию фразы.
Андронов слушал собеседника и, странное дело, думал не о новой печи, которую будут строить на его заводе, а о том, что в прошлом, еще до отъезда в Индию, он упрекал себя в неспособности стать крупным специалистом, похожим на такого, как Меркулов или Григорьев. Теперь он подумал об этом уже без прежней горечи: да, мог стать и не стал, а место свое все же нашел. Многое изменилось в нем самом за последнее время. На металлургических заводах сначала в Бхилаи, потом в Бокаро он как-то иначе, как бы со стороны взглянул на самого себя и заново открыл в себе то, что прежде ускользало от собственного внимания. Его многолетняя практика, опыт его оказались совершенно неоценимыми в Индии. Он заслужил непререкаемое уважение индийских инженеров и особенно рабочих, вчерашних крестьян, едва освоивших доменную плавку на советских заводах, именно потому, что был близок им своей рабочей закалкой. Да, это было так! В Индии он отчетливо осознал, что давно уже нашел свое место, и перестал упрекать себя.
Но о сыне Викторе, повторявшем его рабочий путь, думал иначе, хотел, чтобы он окончил институт, перешагнул барьер, которого сам не смог преодолеть. Что помешало самому в молодости окончить институт? Постоянная занятость у печей еще в то время, когда начальником цеха был Григорьев. И болезнь: головные боли, вызванные, как сказали врачи, переутомлением. На дневном не мог учиться, на руках были и мать, и сын, а зарплаты Лиды не хватило бы. Да и она, окончив в то время техникум, не очень-то стремилась к тому, чтобы он опередил ее, получил высшее образование. Сказалась ее ревнивая натура. Так все соединилось, и он не стал доучиваться, ушел со второго курса вечернего отделения.
Перед отъездом за границу Андронов пришел к матери, рассказал о том, что мучило: сын остается вне семьи. Она и так знала и все понимала. Попросил помочь Виктору, если пошатнется, вдруг захочет бросить учение. Мать выслушала и ничего не сказала. Он и не стал больше повторять своей просьбы. Требовать от старого человека того, что она не в состоянии сделать, нельзя. А что сможет, сама сделает без всяких обещаний. «Когда же ты вернешься? — спросила мать. — Недолго мне осталось… Увидимся ли?» Он хмуро сказал: «Не бойся, задерживаться не стану…» Поцеловал ее и ушел с чувством еще более тяжелым, чем то, которое испытывал, направляясь к ней.
И в Индии, несмотря на занятость, интересную работу, временами на него нападало тяжкое настроение, в котором он не мог признаться даже жене. Шло время, Виктор писал,
