Николай Верещагин - Corvus corone
— …Отца опять вызывали.
— Куда?
— Все туда же, — выразительно закатила глаза теща. — Где Аркашей твоим занимаются. Следователь с ним разговаривал, тот самый, моложавый, синеглазый такой. Спрашивал, нет ли известий каких, биографией интересовался, выпытывал, какой образ жизни вел… Насчет научной работы спрашивал, да отец чего в ней понимает!..
— А сами–то они выяснили хоть что–нибудь?
— Ищем, говорит, разбираемся…
— Сколько же они там разбираться будут? — вздохнула Вика. —
Я уж измучилась так жить. Иной раз кажется, пусть что угодно, но только уж знать наверняка.
— А я тебе и говорю наверняка, — отрезала теща. — Сбежал он. Другую бабу себе нашел.
— Да господи! — сморщилась жена. — С чего ты взяла?
— А с того, — сказала Эльвира Прокофьевна. — Интуиция у меня. Знаю я их, мужиков, слава богу!
— Да зачем ему это? Почему же так, скрывшись?..
— Алименты платить не хочет, — стояла на своем теща. — Небось сказался холостяком… Ну а что еще–то, сама–то подумай. Погиб — так уж давно бы труп нашли. Похитили его, что ли? Так мы не в Колумбии живем. Одно только и остается…
— Но ведь документы все дома. С работы не уволился…
— А что документы? Она ему новые справит, лучше прежних. Сейчас ведь такие аферисты кругом: чего хошь из–под земли достанут. Вместо кандидатской она ему докторскую сделает. И на работу устроит поденежней.
— Не знаю, в голове не укладывается! — вздохнула Вика. — Иногда кажется, жив, но беда с ним какая–то. Бывает, приснится, но молчит, ничего не говорит. Смотрит и молчит, смотрит и молчит…
— Ты очень–то голову себе не забивай! — ворчливо сказала мать. — А то спятишь с ума, ребенок–то совсем сиротой останется. Нечего из–за него особенно страдать. Он, может, с другой сейчас, а ты переживать будешь. Лучше о себе подумай!..
Дальше Вранцов не слышал. Но и этого было достаточно. «Сбежал!.. Алименты платить не хочет!.. — задохнулся он от возмущения. — Вот вы какого мнения обо мне, дорогая теща! Ну что же, это естественно — ведь вы всегда подозревали во мне какого–то афериста, захребетника, который ищет, за чей счет поживиться…» Ему так горько было, такая обида взяла, что он не хотел даже продолжать эту злосчастную прогулку, и только мысль, что такого удобного случая может больше не представиться, заставила его повторить свой маневр. По широкой дуге он облетел часть парка и опять спрятался на дороге у них за кустом. Сначала Борька, обогнавший их, промчался мимо с гиканьем, изображая какого–то индейца. Потом заскрипел снежок под их неторопливыми шагами.
— Ты же знаешь, отец в отставке, — говорила теща. — Мне тоже скоро на пенсию. Помогать мы тебе не сможем. И так на книжке уж ничего не осталось!.. — вздохнула она.
— Я отдам долг, — быстро сказала Вика. — На машину ведь брали. А зачем она теперь?
— Ишь ты, «зачем»!.. — ворчливо сказала мать. — Ты теперь считай что вдова. И не молоденькая. На машину да и на квартиру вся надежда… Одеваться тоже надо модней. Вон сапоги–то пора новые купить.
— Не купишь хороших–то, — сказала Вика.
— В магазине не купишь, у людей поспрошай. Наши–то вон какие из–за границы привозят. С приплатой, конечно, но можно купить.
Вика шла, опустив голову; ничего не ответила на это.
— Замуж тебе надо, — помолчав, сказала теща.
«Что, что?! — не поверил своим ушам Вранцов. — Это как же так? Это уж ни в какие ворота!.. При живом–то муже!»
— Я, кажется, была замужем, — горько усмехнулась Вика в ответ.
— Вот именно, была. А теперь не вдова, не мужняя жена. Невесть что ты теперь. Не хотела за него я тебя отдавать — чуяло мое сердце. Слушала бы мать, сейчас бы горя не знала. Ты у меня красавица была, одевали тебя во все фирменное. А он что? Обшарпанный чемодан всего–то добра. Теперь вот ищи–свищи его — осталась на бобах!.. Думаешь, нам–то с отцом легко? Людям стыдно в глаза посмотреть — дочь мужем брошенная. Кому ты теперь с ребенком нужна?.. А Пихотский человек положительный. Сама знаешь, с перспективой…
— «Ого? — остолбенел, услышав это, Вранцов. — Уже и жениха подыскали?!. Не фига себе заявочки!..» Услышанное как громом поразило его. Пока он приходил в себя от этой новости, обе женщины ушли далеко вперед, пришлось снова лететь стороной и прятаться у них на пути, чтобы услышать продолжение разговора.
— …Я и то удивляюсь, — говорила теща, — как такого видного мужика до сих пор не обратали. Ну и сам ловок, конечно, — заметила с одобрением. — Погулять не дурак, а штамп в паспорт ни в какую. Но по отношению к тебе у него серьезные намерения. Его в Швецию хотят послать, а за границу, сама знаешь, холостяка не пустят. Да и жена ему не простушка какая–нибудь нужна — чтоб языки знала, чтоб не стыдно показать. Ему уже пора оформляться — так что некогда тянуть…
— Пускай даст объявление в газету, — усмехнулась Вика, — срочно требуется жена с английским языком для дипломатической службы за границей. Отбоя от кандидаток не будет.
— А что ж ты думала, детка? Любая с радостью бы пошла. А ты, уже намекал, ему в общем–то подходишь.
— Вопрос в том, подходит ли он мне…
— Ну знаешь, ты со своими вкусами помолчала бы! Смолоду лучше Вранцова своего не нашла. Думала небось, академиком станет, а из него не вышло ни черта!..
— Не говори о нем так, — голос у Вики задрожал. — Его, может, в живых нет, а ты…
— А что, — поджала губы теща. — Я уж все сказала! Тут и толковать нечего. Сама смотри…
Все услышанное так поразило Вранцова, что он не сразу нашел в себе силы сняться с ветки. А когда, облетев стороной, опять приблизился к ним на аллее, Эльвира Прокофьевна с Викой дошли уже до конца ее. Здесь, среди старых вековых лип, была очищенная от снега площадка с удобными скамеечками. Подставив лица ласковому солнышку, люди отдыхали на них от городской суеты. Кругом висели кормушки для птиц — и шустрые воробьи, синицы, проворные поползни слетались поклевать зерен и крошек, которые обильно подсыпала им детвора.
Борька подхватил какой–то сучок вроде пистолета и, открыв из него «пальбу», помчался исследовать окрестности, а женщины уселись на свободной скамеечке, смахнув нападавший за ночь снег. Вранцов скрытно подобрался поближе и спрятался сзади, в густых заснеженных ветках старой ели. Отсюда ему было слышно все, о чем говорилось на скамейке; даже негромкий разговор.
А послушать было чего. Тут, оказывается, такие дела затевались! «Ну и ну, — все не мог опомниться он. — Тут, значит, времени зря не теряют!.. «И башмаков не износив, в которых шла за гробом… С похорон на брачный стол пошел пирог поминный… О, женщины!» Да, прав старик Шекспир, тысячу раз прав!»
За все прошедшие дни и недели он ни разу не видел жену рядом с каким–нибудь мужчиной. Если и возникали какие–то тревожные опасения на сей счет, то быстро проходили, поскольку не было даже повода для них. И вот на тебе! Он почему–то дома этого боялся, а про службу забыл. Про службу, где Вика проводила большую часть дня и где видеть ее он никак не мог. «Проворонил жену, Вранцов! издевался он сам над собой. — Вот и радуйся теперь — скоро свидетелем на свадьбе будешь, «горько» кричать будешь со своей ветки под окном.»
Некоторое время обе женщины сидели молча, подставив лица ясному солнышку и прикрыв глаза. Но вдруг Вика встрепенулась, обеспокоенно подалась вперед.
— Это ты нарочно подстроила? — нервно спросила она мать, кивая куда–то в сторону.
— Ну вот еще! — сказала Эльвира Прокофьевна, посмотрев из–под ладони туда. — Он здесь часто гуляет — живет ведь поблизости. Да не бойся, не съест он тебя!..
«О ком это они?» — не понял Вранцов. Он проследил за направлением Викиного тревожного, а тещиного приветливого взгляда и увидел на аллее долговязого типа одних примерно с ним лет, в броской импортной куртке с молниями, в лыжных брюках, заправленных в роскошные меховые «бурки», и в красной лыжной шапочке с надписью «suрег» на ней. Рядом на поводке бежал вертлявый шоколадного цвета, терьер, чем–то похожий на хозяина. Тем более что рыжеватыми бачками и вытянутой бодро–самоуверенной физиономией хозяин и сам слегка напоминал терьера.
Не доходя шагов десять, хмырь этот приостановился, картинно развел руками, высоко поднял брови и, выждав в таком положении секундную паузу, показавшую всю степень его изумления, заулыбался и приблизился к дамам. Терьер тут же деловито обнюхал обеих и, недолго думая, положил передние лапы прямо к Вике на колени, потянулся мордой к ее лицу. С легкой брезгливостью она столкнула пса — но так, чтобы незаметно было. А сама приветливо улыбалась подошедшему к скамеечке типу, точно страшно рада видеть его.
— Мороз и солнце — день чудесный!.. — продекламировал тот, обводя широким жестом заснеженный парк, словно приглашая полюбоваться своими владениями. — Я рад, весьма рад этой неожиданной встрече! — И поклонился женщинам.
