Аркадий Львов - Двор. Книга 3
Антресоли, которые Зиновий устроил в детской, дали небольшое прибавление площади, в пионерской комнате можно будет использовать как кладовую для хранения игрового инвентаря. Такие же антресоли, сказал Лапи-дис, целесообразно устроить в той части, которую занимал Пушкарь. Подниматься на антресоли дети смогут по узкому трапу с перилами, как на судах, наверняка всем понравится, сами захотят взбираться наверх и будут хранить в порядке свое пионерское имущество. Перила, предложил Лапидис, можно будет сделать из пенькового каната, как на пароходах, а наверху подвесить судовой фонарь, чтоб была атмосфера морской романтики и странствий, о которой мечтают все дети.
А на потолке, Малая задрала голову, опять, как было в форпосте, нарисуем голубое небо, в небе самолет, из кабины высовывается летчик в шлеме, а вокруг большими красными буквами напишем слова из любимой песни пионеров: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!» Когда-то, вспомнила Малая, рисовал и писал Фима Гра-ник, но где найти художника теперь, чтоб мог вложить так душу, как Фима Граник!
— Малая, — откликнулся Иван Лапидис, — не надо так сильно переживать, найдется: у нас в Одессе для этого особенный воздух, другой такой Одессы во всем мире нет.
Через два дня Малая сказала Лапидису, подождем еще один день и позовем Степу Хомицкого, чтобы своими инструментами аккуратно открыл замок и можно было войти в комнату Пушкаря. Дворничка Лебедева получила задание, коль скоро появится или не появится Федя Пушкарь, в одном и в другом случае поставить в известность Малую до девяти утра.
Ровно в девять Пушкарь появился у своих дверей, нахально заявил, что в комнату никого не впустит и будет добиваться, чтобы горсовет дал ему ордер на всю квартиру, которую раньше занимали Зюнька Чеперуха и Катерина со своим кодлом.
— Сукин сын, — закричала Клава Ивановна, — тебе дали комнату Орловой, но тебе мало, ты хочешь в три раза больше! Пушкарь, я тебя выведу на чистую воду: ты строишь двухэтажный дворец с подвалом в Коминтерновском районе, в двух шагах от Лузановки, где городской пляж и украинский «Артек» для пионеров! Ты рассчитываешь драть летом три шкуры с дачников, а сам будешь иметь комнату в центре Одессы. Не выйдет! Я знаю, что ты переписал дом на имя старшей дочери, которая вышла замуж и беременная. Но я тебе сказала и повторяю: не выйдет, ты шахрай, ты жулик и будешь отвечать по закону за свои грязные трюки. Такие, как ты, не останавливаются ни перед чем: ты готов на все, ты готов украсть даже у наших детей пионерскую комнату!
Иван Анемподистович, который видел всю сцену от начала до конца, сказал Клаве Ивановне, что хорошо понимает ее чувства, но все равно не следовало так горячиться, тем более угрожать, сопровождая угрозы бранью и поношениями. В конце концов, люди так устроены, что своя рубашка ближе к телу.
Да, подтвердила Клава Ивановна, своя рубашка ближе к телу. Так есть, но рабочие и крестьяне в семнадцатом году делали революцию, начинали новую эру, чтобы так не было. А из-за таких, как шахрай Пушкарь, получается, что воз и ныне там.
— Не, — засмеялся Лапидис, — не там. Сегодня вечером или завтра утром Федя Пушкарь сам принесет ключи и еще предложит свою кельму штукатура, чтоб мог поработать на строительстве пионерской комнаты.
— А если нет? — спросила Малая, хотя по глазам видно было, что сама скорее верит, чем не верит.
— А если нет, — перекрестился Лапидис, — вот те слово, что сам буду на объекте за штукатура. Гарантирую качество не хуже твоего Пушкаря с завода Октябрьской революции.
Лапидис немножко не угадал: ни вечером, ни утром Пушкарь не принес ключей, но на третий день дворничка Лебедева передала ключи Малой, которая за день до этого имела разговор с Бирюком.
— Малая, — сказал Бирюк, — ты самоуправства не допускай. Как было при Дегтяре, ты это забудь. Пушкарь в своем штукатурном деле — мастер. Профессор.
— Кому, Бирюк, знать, как не тебе: он в новой квартире всю перетирку тебе делал и еще привел, — напомнила Клава Ивановна, — хлопцев из своей заводской бригады. Тоже профессора.
— Информация, — сказал Андрей Петрович, — правильная. Пушкарь с хлопцами сделали перетирку в квартирах Чеперухи, Орловой, Бирюка. Сделали в свободное от заводской смены время, отказывая себе в досуге.
— Бирюк, все хорошо знают, как называются спецы, которые отказываются от досуга ради длинного рубля: шабашники. Шабашники, — повторила Клава Ивановна, — а ты не только не остановил, а сам привлек и поощряешь.
— Открою тебе, Малая, секрет, — сказал Бирюк. — И для штукатурных работ в пионерской комнате я наметил привлечь Федю Пушкаря, да заломил парень цену: для пионеров, говорит, на пионерских началах! Вот тебе и шабашники.
— При Дегтяре, — парировала Малая, — весь двор в три смены работал на пионерских началах! И теперь, гарантирую тебе, соседи сами прибегут и будут проситься, чтобы выделили место и дали рабочее задание.
Нет, решительно заявил Андрей Петрович, теперь переведем строительство на современную техническую базу: субботники организуем только по вывозке строительного мусора. А работы, требующие квалификации, будут выполнять специалисты по профилю, с разрядом. Телевизор, кинопроектор, радиоаппаратуру тетя Хая из Шанхая и Грицько из Крыжополя устанавливать не будут, если только Малая не возьмет на себя техническое руководство.
Если надо, сказала Клава Ивановна, Малая возьмет на себя техническое руководство, а консультации можно получить у Зиновия Чеперухи, у Ивана Лапидиса, у Ади Лапидиса, у сантехника Степана Хомицкого, и никто не откажет, наоборот, каждый будет сам стараться принять участие, чтобы не оставаться в стороне. А Бирюк пусть приводит своих мастеров, тоже не оставим сидеть без дела, найдем чем занять.
Андрей Петрович рассказал своей Марине о разговоре с Малой, она тут же дала оценку: сам виноват, распустил старуху своим вниманием и уважительным отношением. А она привыкла быть при Дегтяре первой скрипкой, отказывается понимать, что другое время на дворе: своим умом, для себя, для семьи хотят люди жить, а не хватать друг друга за рукав, чтоб лучше никому не досталось, чем у кого-то больше. Все революцию делаем, не угомонимся.
Андрей Петрович, пока Марина говорила, слушал внимательно, не перебивал, было впечатление, что согласен, а оказалось наоборот: если б, сказал, принимали решение голосованием, он голосовал бы за старуху Малую.
— Ну и голосуй за Малую, — бойко поддержала Марина, — и бревно не забудь заготовить для субботника, чтоб с одного боку подпереть своим плечом, пусть соседи имеют перед глазами пример коммунистического отношения к труду, как будто прямо с картины сошел во двор.
— Ерничаешь, — нахмурился Андрей Петрович. — А наши люди нутром чувствуют, что в таком раскладе есть своя правда, большая правда для всех, которая живет у каждого в душе от наших отцов, от дедов: копейка, рубль не всему мера.
— А в Берлине, летом пятьдесят третьего, Курты, Фрицы, Эльзы, которые тоже строят у себя социализм, за лишнюю марку, за лишний пфенниг, — Марина сложила два пальца, как будто сжимает монету, боится, что выдерут, — готовы были полезть на танки, подставить голову под пули. А теперь Никита говорит Ульбрихту: мяса в три раза больше жрете, чем наши русские А за счет чего? А за счет нашего зерна и кормов, которые посылаем партайгеноссе Вальтеру, чтоб мог и камерадов-бюргеров и свиней своих накормить.
Насчет мяса, сказал Андрей Петрович, Хрущев поставил задание в три-четыре года догнать Америку, уже заготовляем по шесть с половиной миллионов тонн в год, осталось, по плану, утроить, чтоб могли до двадцати миллионов тонн дотянуть.
— Дотянем, — засмеялся Андрей Петрович. — Тут главное дело, чтоб весы были справные.
— А ты, Андрюша, — подхватила шутку Марина, — у себя в промкооперации найди с Мотей Фабрикантом мозговитых ребят, чтоб новые гири придумали.
— А насчет Малой, — Бирюк вернулся к теме, с которой начали весь разговор, — скажу тебе: старуха, если взять по большому счету, правильно дело видит. За тридцать пять лет набила глаз, за горизонт загибает взгляд.
Федя Пушкарь в жилотделе получил ордер на комнату, которую освободила Орлова, в один день перенес свой скарб. Степа Хомицкий помогал, простукал стены, нашел место, где проходит канализация, в пару дней можно сделать отвод, установить раковину, подвести водопровод, оставался целый квадратный метр для унитаза, для душа, и комната, которая столько лет не имела своей сантехники, превращалась в жилье со всеми удобствами.
Клава Ивановна, когда увидела своими глазами в готовом виде, некоторое время молчала как завороженная, крепко пожала сантехнику Хомицкому руку и сказала:
— Недаром говорят, человек—кузнец своего счастья.
Повернувшись лицом к Пушкарю, который стоял рядом, Клава Ивановна посмотрела пристально в глаза, Федор не выдержал, опустил голову и так, с опущенной головой, стоял, пока не получил приказ:
