Агния Кузнецова (Маркова) - Свет-трава
Кузьма Капитонович поставил сноп на стул, в правый угол, и, обтерев платком маленький, как у женщины, рот, три раза поцеловал вскочившего навстречу Никиту Кирилловича.
– Это тебе со значением, – сказал он, указывая на пшеницу, – жизнь, значит, будет у тебя в полном довольствии, по новому образцу.
Все смотрели на пшеницу с любопытством, хотя видели не в первый раз. Усатые тяжелые колосья сгибали стебли, и они клонились почти до полу.
– Еще подарок тебе, Никита Кириллович, – сказал Иван Иванович и, сдвинув с края стола посуду, положил на него сверток.
Никита Кириллович осторожно развернул сверток и удивленно взглянул на незнакомый предмет. Это был небольшой цилиндр с ушком из блестящего железа. Никита Кириллович взял его в руку, и он издал резкий, дребезжащий звук. Внутри цилиндра что-то звенело, брякало, дребезжало.
Никита Кириллович вопросительно посмотрел на Ивана Ивановича:
– Что-то вроде моей консервной банки.
Маша подошла ближе и взяла из рук Никиты Кирилловича странный подарок.
– Действительно, походит, – сказала она.
Цилиндрик пошел ходить по рукам.
– Не вроде твоей банки, а банка и есть, да еще под названием «поплавок Банщикова».
– Ну?! – недоверчиво сказал Никита Кириллович и, как ребенок, у которого взяли любимую игрушку, отобрал у Игоря банку и с нескрываемым удовольствием снова начал разглядывать ее.
– Приезжаю, товарищи, в Брусничную, – громко рассказывал Иван Иванович, обращаясь ко всем присутствующим. Чувствовалось, что он привык выступать на больших собраниях. – Иду в сельпо за папиросами. Слышу, человек какой-то спрашивает: «Поплавки Банщикова в продаже имеются?» – «Имеются, – отвечает продавец. – Сегодня поступили». Ну, я, конечно, к прилавку! «Откуда, спрашиваю, такие сокровища?» – «Артель инвалидов занялась изготовлением, – говорит продавец. – К зиме будет товар ходовой. Покупай, товарищ!» Я купил пять штук. Четыре председателю колхоза преподнес, пятую – тебе. Доволен? – Иван Иванович потянулся к плечу Никиты Кирилловича и, подмигивая и обводя взглядом присутствующих, похлопал его с отеческой гордостью: дескать, подождите, то ли еще о нем услышите.
– Никита! Все в сборе. Можно садиться за стол, – предложила Маша.
– В самом деле, пора, – убирая на окно подарок, сказал Никита Кириллович и обратился к гостям: – Прошу за стол!
Шумно и весело рассаживались за столом. По старинному обычаю, жениха и невесту посадили в передний угол. Налили первые рюмки вина, и только Кузьма Капитонович собрался провозгласить тост за счастье молодых, как открылась дверь и на пороге появилась пожилая женщина с воспаленными глазами и дрожащим ртом. Это была школьная сторожиха Дуня.
В комнате стало тихо. С недоумением все глядели на Дуню, а она шагнула от двери и, умоляюще сложив на груди ладони, сказала, обращаясь к Маше:
– Не гони меня, Мария Владимировна, уж такое дело твое, что даже на свадьбе покою нет.
Из глаз ее падали и текли по щекам слезы.
– Дочь помирает. Родить не может. Спаси! – И она громко заплакала, прижимая к глазам концы головного платка.
– Почему же не в больнице? – вставая, спросила Маша. Она торопливо подобрала косы, заколола их на затылке шпильками.
– Не успели… – ответила Дуня.
– Халата нет! – беспомощно оглянулась вокруг Маша.
– Доченька, есть халат! – засуетилась Наталья Родионовна. – Я с собой принесла, да так и не надевала. Серый, правда, но чистый, глаженый.
– Не надо, Наталья Родионовна, все равно в больницу сбегать надо, кое-что захватить с собой… – отказалась Маша. – Ну, прости, Никита. Простите, товарищи! Придется праздновать свадьбу без невесты, – улыбнулась она. – А может быть, я скоро возвращусь.
Маша быстро вышла вслед за обеспокоенной женщиной.
Когда за ними закрылась дверь, в комнате некоторое время было тихо.
– Может, отменить свадьбу? – спросил Иван Иванович.
– Невозможно, – грустно сказал Никита Кириллович. – Машенька завтра уезжает в город.
– Семь десятков прожил на белом свете – не видал, чтоб свадьбу без невесты справляли, – сказал Пантелей Соркин. – Будем ждать невесту!
– Чтобы соблазна не было, выйдем из-за стола, – предложил Игорь.
И так же шумно, но менее весело все встали из-за стола и разошлись. Только Никита Кириллович в глубокой задумчивости продолжал сидеть за столом и чертил черенком вилки узоры на скатерти. К нему подошел Иван Иванович.
– Еще одна хорошая новость для тебя, Никита! – сказал он, присаживаясь рядом с ним.
– Какая? – равнодушно спросил Никита Кириллович.
– Был я в городе. Разговаривал с председателем облисполкома. Интересуются там новым водоемом. Председатель сказал, что на самолете пришлет различные породы рыб для разведения.
– Вот это в самом деле хорошая новость! – оживился Никита Кириллович. – Ты сказал, что у нас все готово?
– Знают они. Все знают. А еще привез я вот инструкцию. – Иван Иванович достал из кармана небольшую брошюру. – Здесь говорится о том, что, прежде чем устраивать водоем, надо провести обработку противоличиночным ядом, очистить от кустарника и мусора. А также здесь написано о том, чтобы в водоемах не было мелководий.
– Все это мы предусмотрели, – сказал Никита Кириллович, перелистывая брошюру.
Вокруг Никиты Кирилловича собрались рыбаки, подошли Степан Петрович, Кузьма Капитонович, и завязался горячий разговор.
В кухне суетились Наталья Родионовна и соседки Никиты Кирилловича, боясь, что остынут горячие блюда. Они рассуждали о будущем молодоженов, хвалили жениха и невесту. Жалко было им, что свадьба началась так неудачно, но никто даже и не подумал о том, что Маша могла отказаться принимать новорожденного.
Молодежь разместилась в маленькой комнате. Разговор шел о свет-траве. Те, кто не видел ее, допытывались, какая она. Федя с азартом, точно красивейший цветок, описывал свет-траву. Игорь и Саня посмеивались над Федей.
Игорь взял Федю под руку, и они вышли на улицу. У крыльца тихо шумели молодые березы, сквозь листву их мигали редкие огни деревни. Игорь и Федя спустились с крыльца и стали медленно ходить вокруг дома.
– Скоро опять Москва, лекции, книги… – говорил Игорь. – Очень жаль мне покидать этот уголок с таким необычным названием – Семь Братьев.
– Жаль покидать? – засмеялся Федя. – А Маша рассказывала мне, что ты ее спрашивал как-то, не скучно ли ей жить в этой тихой деревне.
– Действительно, спрашивал и даже говорил о том, что я бы не мог жить здесь, – подтвердил Игорь. – И еще я говорил, что литератор должен жить только в Москве.
– Неужели ты молол такую чепуху? – удивился Федя со своей обычной непосредственностью.
– Честное слово, говорил. И сейчас так думаю.
Игорь засмеялся и потянул Федю за руку вниз. Здесь, вплотную к бревенчатой стене дома, стояла скамейка. Они сели.
Оба долго молчали, прислушиваясь к голосам, доносившимся из открытых окон, к однообразному попискиванию в кустах не то птицы, не то какого-то маленького зверька.
– Ну, а повесть о свет-траве ты будешь продолжать? – спросил Федя.
– Да, как только приеду, под впечатлением всего, что я видел здесь, – ответил Игорь.
– А твое увлечение Машенькой? Почему так просто ты отступил? Я смотрю на тебя и удивляюсь: ты присутствуешь на ее свадьбе и, кажется, искренне весел?
– Дурак ты, Федька! – ласково усмехнулся Игорь. – Это же литературная любовь. Вначале было мне чуточку не по себе. Почему, думаю, предпочла она мне Никиту Кирилловича? Хуже я его, что ли? Ну, верно, для нее хуже! А теперь ничего.
Они сидели на скамейке до тех пор, пока Саня не позвала их.
Из кухни Наталья Родионовна заметила, что Никита Кириллович то и дело посматривает на часы.
Она набросила на голову полушалок и незаметно вышла из дому. Через некоторое время она возвратилась.
– Машенька-то мальчика приняла! – радостно сообщила она еще в дверях. – Второго ребеночка ждет. Велела непременно за стол садиться.
– Десять лет не было детей, а теперь сразу двух! Ну и хорошо. Дуне шибко внучат хотелось! – хором заговорили женщины.
– Двенадцать часов! – поднимаясь, сказал Никита Кириллович. – Придется садиться за стол.
– Да, видно, придется все же праздновать самую удивительную свадьбу – без невесты, – сказал Игорь.
И все медленно, без прежнего веселья стали садиться за стол.
– Справляем свадьбу без невесты. Невеста занята почетным делом, – сказал Кузьма Капитонович.
Он встал, взял бокал и выкрикнул:
– Счастье молодым! Мир да любовь!
– Мир да любовь! – подхватили все.
– А с кем жених будет целоваться? – недоуменно спросила молодая соседка сидящего рядом с ней Степана Петровича и озорно закричала: – Горько!
Все засмеялись. Проголодавшиеся гости ели с аппетитом. Они расхваливали заливное, дичь, поданную к столу в холодном виде, и посмеивались над тем, что хвалят сами свое же приготовление.
