Дмитрий Нагишкин - Созвездие Стрельца
На Фарлафа и верно стоило посмотреть. Он почему-то то и дело показывался в зале и как-то мялся, то озирая посетителей, то задумчиво поглаживая подбородок, то, как-то словно против воли, подходил к окошечкам и отскакивал прочь, исчезая за дверью в служебный ход.
— И хочется, и колется, и мама не велит! — сказала загадочно Зина. — Томится…
— Чего это он? — спросила Фрося.
— Увидишь сама. Тебя ждет… Сейчас разыграет комедию.
Фарлаф опять выглянул из служебного хода. У Фроси в этот момент возле окошечка стало свободно. Фарлаф словно на крыльях ветра промчался через помещение и прилип к окошечку Фроси. Глазки его были красны, щеки пламенели тоже. Он как-то очень заботливо спросил Фросю:
— Товарищ Лунё…нина! Вы у нас в каких кружках состоите?
Фрося растерялась, не ожидая такого вопроса. Но и Фарлаф не ожидал ответа. В его руках вдруг оказались шестьсот рублей, поверх которых были прижаты еще девять. Фрося таращилась на деньги Фарлафа и на его волосатый кулак.
— Три по двести. Золотого.
— ???
Зина, на которую Фарлаф почему-то не глядел, подсказала растерявшейся Фросе:
— Продай товарищу три облигации трехпроцентного займа достоинством в двести рублей каждая и получи в уплату за комиссию девять рублей! Неужели не ясно?
Получив облигации, Фарлаф сделал какое-то неуловимое движение. Облигации скрылись куда-то, в какой-то тайничок на его мощной фигуре. Он приосанился, опять обретя свою внушительность. Покровительственно посмотрел на Фросю и сказал, отходя:
— Так я запишу вас. Надо все-таки работать над собой.
Веселые чертики прыгали в глазах Зины.
— И хочется, и колется! — повторила она свою загадочную фразу. — А размаху нет. Мелочится. И только одни убытки. Дурак!
— Да убытки-то от чего? — посмотрела Фрося на подругу.
— Играет! — ответила Зина, и так как лицо Фроси выразило полное недоумение — на чем, мол? — она добавила тем тоном, которым иной раз Генка разговаривал с Зойкой, то есть тоном бесконечного превосходства, хотя Зине и несвойственно было выказывать людям ни презрение, ни сознание своего превосходства, она была добрая прежде всего: — Ничего-то ты не понимаешь в жизни, Фрося!
— Ну, скажи — понимать буду.
Но Зина отмахнулась своей красивой рукой:
— Потом. Это дело сложное.
В этот момент в сберкассу вошла Дашенька Нечаева. Фрося еще у дверей увидела ее, ладную, хорошую, приметную в толпе. Чем была она приметна, Фрося не могла бы сказать, если бы ее об этом спросили. Но Фросю всегда тянуло к простым людям с открытым сердцем, не таившим камня за пазухой, а Дашенька была именно такой. Впрочем, молодые девушки — самое совершенное создание природы! — всегда приметны своей молодостью, которая сообщает им особую прелесть во всем, непосредственность, живость, особый аромат. Открытое, милое лицо Даши сразу озарилось улыбкой, едва она, тоже от двери, оглядела стеклянную загородку, отделявшую работников сберкассы от стада посетителей, и тотчас же увидела Фросю.
Они не виделись с тех пор, когда Даша вместе с Фросей обегала все места, где надо было быть для устройства Фросиных дел. Как благодарна была Фрося за это Даше, — одной ей пришлось бы очень трудно в бюрократических блиндажах и долговременных укреплениях маленьких и больших начальников! Она только заметила, что чем меньше был начальник, тем неодолимее были сооружения, которые охраняли его от вторжения противника. Но все линии их обороны пали под стремительным напором Дашеньки. Иной раз она просто глядела на кого-то из командиров бюрократического фронта, как девочка, которая не знает ни-че-го, и покоряла своей трогательной беспомощностью и надеждой на именно этого товарища, который не мог обмануть, то вдруг на ее лицо набегало выражение упрямства, и голос ее начинал звенеть, как струна, и становилось ясно, что ни обещания, ни объективные причины, на которые ссылались, не помогут — ей надо дело! «Ах ты, доченька! Ладно уж, будь по-твоему!» — думали одни про Дашу. «До чего же хороша девчонка! Ладно, надо сделать!» — думали другие, глядя на нее. «Вот заноза!» Воткнулась и — баста! — беспокойно думали третьи, но тоже кончали сакраментальной мыслью: — «Ладно. Сделаем. Пускай!»
Дашенька подошла к окошечку Зины и приветливо сказала:
— Здравствуй, Зиночка! Сто лет не видались…
— Здравствуй! — сказала и Зина, но вовсе без той охоты и радости, — чему были свои причины, ведь в мире все следствия вытекают из причин! — которых можно было бы ожидать, если две молодые женщины работали вместе, и потом расстались, и опять встретились. — Чего редко заходишь?
— Так ведь не по дороге, Зиночка! — простодушно сказала Даша. — Да и работы много! — Она рассмеялась. — Как белка в колесе!
— Крутись, крутись, колесико! — проронила Зина.
— Вот и кручусь! — Даша улыбнулась. — Ой, девочки, я по Займу обороны двести рублей выиграла. Вот чудно-то! — и она, кивая головой Фросе, как старой знакомой, подала Зине облигацию.
— Выиграла ты сто! — сказала Зина, ставя штамп погашения на радужную бумажку облигации. — Да возврат стоимости — еще сто!
— Не будь формалисткой, Зина! Двести! Ведь когда я платила за облигацию, плакали мои денежки? Плакали!
Даша недолго задержалась у окошечка Зины. С сияющей улыбкой подошла она к окошечку Фроси и сунула в окошечко свою маленькую ладошку. Фрося неловко пожала ее, вся зардевшись. Она бы и расцеловала Дашу, да через загородку неудобно, а выйти нельзя. «Сон в руку!» — подумала она, припомнив, что видела сегодня во сне окровавленного Генку. (Кровь видеть — к свиданию с близким человеком!)
— Ну как вам работается? — спросила Даша, от души желая, чтобы Фросе работалось на новом месте хорошо. — У меня, как говорят, рука легкая!
Еще бы не легкая! — сидит Фрося в тепле, на высоком стуле, с батистовым платочком в сумочке, с лакированными ногтями, к которым еще не может привыкнуть, но привыкнет, это ведь не к морозу, не к сырости привыкать!
— Ах, Дашенька! — Фрося вся светится, и даже ее лицо хорошеет как-то. — Я тебя в новую квартиру ждала, да и жданки поела…
— Новоселье устраивали? — спросила Даша, получая деньги — две сотенных бумажки, чтобы не занимали много места, которые, от чистой души желая услужить милой девушке, Фрося выдала ей, хотя такие суммы и выплачивала обычно более мелкими купюрами. — Надо бы квартиру-то обмыть, а то дом стоять не будет! — и Даша рассмеялась.
— Ой, и верно, стоять не будет! — сказала Фрося со страхом. — Да как-то все недосуг было, то одно, то другое, я и позабыла про новоселье! Да это можно! Может, на Первое мая соберемся, Дашенька? И праздник встретим, и квартиру обмоем, а? Старых-то знакомых я не буду приглашать — больно далеко. А соберемся я, ты, Зиночка, ребята, вы своих кавалеров пригласите, вот и повеселимся!
— А у меня кавалеров-то нету! — со смехом проговорила Дашенька и простодушно сказала: — Может, Зиночка двух приведет!
Был ли в этом какой-нибудь намек или Дашенька сказала это в надежде на бывшую подругу, но Зина сверкнула глазами так, что Фросе неловко стало, будто от Зины потянуло сквозняком. Однако Зина смолчала. Лишь ответила на косвенное приглашение Фроси неопределенным покачиванием головы.
— Какую обнову купишь, Дашенька? — поинтересовалась Фрося.
Даша пожала плечами:
— Никакую. Мы на комсомольском собрании постановили — все свои выигрыши сдавать в фонд обороны.
— Платочек бы купить новый! — сказала Зина без улыбки. — Сколько лет у тебя этот?
— Куплю после победы, Зиночка! — сказала Даша как-то небрежно, видимо уколотая замечанием Зины. Она взглянула на свои ручные часики, потом на большие часы в операционном зале, послушала свои, неудобно подняв руку к уху, потрясла кистью, подкрутила стрелки и сказала с веселой досадой: — Останавливаются и останавливаются! Прямо не знаю, что с ними делать!
— Купи веревочку! — сказала Зина и повертела в воздухе рукой, словно что-то раскручивая на веревочке.
— Ну, я еще поношу их! — сказала Даша, поняв намек. После паузы она добавила: — Папин подарок!
Когда она стремительно отошла от перегородки, прошла через зал, стремительно распахнула выходную дверь, быстренько помахала маленькой, будто лепесток цветка, ладошкой, а затем, уже через окно, с улицы, еще раз улыбнулась Фросе, та с легоньким вздохом, сознавая, что ей никогда вот так легко, неслышно, быстро, красиво не ходить по земле, сказала:
— Ну чисто ласточка летает!
Зина, опустив голову, тихо заметила:
— Когда-то и я была такой… ласточкой…
А клиенты все шли, толкаясь, нервничая, спеша, словно их увлекал какой-то поток, неся, как вода несет щепу. И заполняя сберегательные книжки, лицевые счета и рапортичку на выплаты и вклады, на дебет и кредит, Зина опять откидывала свои красивые волосы на затылок, закладывая за ухо движением своей красивой руки, на которой невольно задерживались взгляды клиентов-мужчин, и опять разминала кисть, и опять улыбалась стоящим у окошечка, унимая их нетерпение. Однако между делом она кинула Фросе невзначай:
