Не унесу я радости земной... - Михаил Андреевич Чванов
В этом же отзыве я столкнулся с еще одной любопытной деталью, свидетельствующей о чрезвычайно широком диапазоне научных интересов Генриха Фридриховича Лунгерсгаузена:
«Г. Ф. Лунгерсгаузен выполнил целый ряд важных палеонтологических исследований, являющихся вкладом в отечественную и мировую науку. Он оказался одним из немногих специалистов в СССР в области пресноводных моллюсков. Особое значение имеют его исследования пресноводных моллюсков различных районов СССР и Сирии».
Для защиты диссертации от Генриха Фридриховича требуют лишь краткий реферат и список научных работ, но даже на это у него не хватает времени.
И мало кто догадывался, что в нем жил еще поэт, очень тонко чувствующий природу и тончайшие движения человеческой души, иногда печальный, иногда насмешливый. Стихи, написанные в полевой геологической тетради. Стихи, адреса которых: «Дельта Лены. Катер «Буг», «Сагиз, землянка», «Степь к западу от Ак-Жара», «Северное Приаралье. Степь. Автомашина. Ночь», «Забайкалье. Перекат «Никола»… Стихи, о существовании которых никто не знал. Их собрала вместе после его смерти сестра, Ирина Фридриховна.
Передо мной одно из стихотворений — случайно сохранившийся лист бумаги, — и я словно вижу перед собой их автора:
Венеция. Соленый запах моря.
Томительный рассвет. Цветные паруса.
Казненного фальери призрак черный
На мраморной стене дворца.
Под вечер — золотая пыль. Огни Святого Марка.
Крылатый лев, держащий щит.
Шум голубиных крыльев. Сумрачные арки.
И гулкие шага на древних мостовых.
Забава и печаль. И грусть веселых масок.
И карнавальный блеск. И плачущий паяц,
И пышный Тициан. И вкус восточной сказки
В оправе тусклой буднишнего дня.
В капризном лабиринте улиц —
Печать веков.
И жизнь, и сон —
Все вместе сплетено в слепящий синий узел…
С залива ветер. Смутный шелест волн.
Усмешка на губах. Старуха над гаданьем.
И обещанье ждать.
И все — обман и бред…
Скользят, как тени, быстрые желанья,
Стократно отраженные в воде.
О бог Венеции, даруй мне ночь!
Бросаю перстень в темный малахит канала,
Как в терпкое, как в пьяное вино
В сверкающем в стекле в венецианском.
Благословенна будь, ночь случая и лжи!
Я обручаюсь с ней утерянным кольцом.
Быть может, на заре свой круг закончит жизнь —
Я не обещаю не тужить о том.
Вот и рука. И рядом — жадный рот,
Излом бровей Пьеро и губы Коломбины.
Ну что ж, пусть Коломбина, пусть Пьеро,
На все я соглашусь в греховной викторине.
Скорей идем! Ведь ночь не ждет.
И я не в силах ждать, и жизнь летит, как песня.
Так сбрось же маску и лицо открой,
Лукавый арлекин, безумной ночи вестник.
…Толчок. Холодный дождь. Почти пустой автобус.
За стеклами унылые дома.
Чужой — насмешливый, усталый голос:
«Вставай, приятель, выходить пора!»
19 декабря 1964 года.
Целые циклы стихов: «Север», «Восточные рисунки», «Весна», «Песни о Маугли»… Маугли. Этот образ был ему особенно дорог. Он сопутствовал ему всю жизнь. Мне удалось найти наброски его еще детской поэмы о Маугли. Мысли о Маугли, стихи, посвященные ему, можно встретить в записных книжках Генриха Фридриховича последних лет его жизни…
Во время одной из наших встреч Афанасий Иванович Демчук говорил:
— Я считал, что он никогда не был в Средней Азии, разве что проездом. Сам-то я ее отлично знаю. Хам начинал работать. Но когда прочел цикл его стихов о Самарканде… Такое знание Востока, его истории, обычаев, природы. Словно он там и родился.
Сам же Генрих Фридрихович так определял свое поэтическое творчество:
«Мне поздно подражать кому-нибудь. Ведь
вечер рядом.
И все мои слова — хоть бедны, но мои».
Мы уже привыкли к тому, что «Г. Ф. Лунгерсгаузен известен своими исследованиями в самых равных областях геологии. В каждую из геологических отраслей он внес значительный вклад, во многом содействовал их развитию». Но все же особое внимание Генрих Фридрихович Лунгерсгаузен уделял вопросам геоморфологии (науке об образовании и развитии современного рельефа Земли) и палеогеоморфологии (науке, изучающей рельеф земной поверхности минувших геологических эпох). В геоморфологии и палеогеоморфологии он видел не только сегодняшний, но и завтрашний день геологической науки.
Вопросам геоморфологии и палеогеоморфологии были посвящены еще его первые работы — в 1930–1933 годах. Особенно же много он уделял внимания этим наукам о Земле, работая на Южном Урале, в Башкирии. Только в Уфе, в фондах геологоуправления, хранятся несколько его фундаментальных работ по этим вопросам, таких, как «Геоморфология Башкирского Приуралья», «Материалы по палеогеографии западного склона Южного Урала», «Краткий геоморфологический очерк западного склона Южного Урала» и многие другие. Он — один из авторов-составителей геоморфологической карты Урала.
И совсем не случайно, что I Всесоюзное геоморфологическое совещание, одним из инициаторов которого как заместитель председателя Геоморфологической} комиссии Отделения наук о Земле Академии наук СССР он был (председатель — академик И. П. Герасимов), состоялось в Уфе — зимой 1967 года. Как свидетельствуют документы, совещание «продемонстрировало важное научно-теоретическое и практическое значение палеогеоморфологических исследований, ведущихся в нашей стране, их большой рост и правомерность выделения палеогеоморфологии в качестве самостоятельной науки среди комплекса наук о Земле. Уфимское совещание по существу констатировало оформление этой науки и наметило конкретные меры по дальнейшему развитию палеогеоморфологических исследований в СССР».
И немалая заслуга Генриха Фридриховича как одного из пионеров палеогеоморфологических исследований на Южном Урале, что в Башкирии в послевоенные годы вырос целый отряд ученых-палеогеоморфологов. Это отметило и совещание:
«Учитывая наличие квалифицированной группы специалистов и большую перспективу палеогеоморфологических исследований на Южном Урале — Первое Всесоюзное совещание просит Министерство геологии СССР одной из основных задач (специализаций) Института геологии в Уфе считать палеогеоморфологию. Просить Министерство геологии СССР создать в этом институте специальный отдел палеогеоморфологии для исследований в области поисков нефти, газа и россыпей».
Но Генриха Фридриховича не было на этом совещании. Более пятисот геологов, приехавших в Уфу, вставанием почтили его память. Еще в ик)ле 1966 года в Москве, за месяц до своей трагической гибели, он писал доклад для этого совещания. Он волновался—
