Николай Плевако - Полнолуние
— Ты чего? — встрепенулась Нюра.
— Пойду покурю.
— Полежи — заснешь…
— Душно. Не могу.
Захар вышел во двор. Хутор спал, залитый голубым светом, и было отчетливо видно по ту сторону балки посреди двора деревянное корыто, наполненное водой; дальше, на бугре, от ветряка легла косым вороньим крылом тень, и в этой тени белела приволоченная мальчишками из степи таинственная каменная баба.
— Законная погодка, — вздохнул Захар, поднимая голову к небу и заглядывая прямо в лицо ясной луне. Он чуть было с ней не поздоровался: до того висела близко, одна на весь хутор бодрствуя среди ночи. По всему было видно, что рассвет наступит не скоро.
Вдоль стены мелькнуло светлое пятно. Нюра, качая головой, подходила к Захару.
— Знаешь, сколько время? Два часа. Пойдем, Захарушка, поспим еще. А то днем будешь как вареный.
— Неохота в хату идти. Духота там страшная. Да и Семеновна храпит…
Они заглянули в пустую, еще не просохшую после штукатурки комнату, предназначенную для молодоженов.
— Давай тут на полу постелим, а? — вдруг предложил Захар. — Не могу я в духоте. Неси постель, а я свежих стружек наберу. Люблю, как они пахнут…
— Вот выдумщик.
— Неси, неси. Сейчас мы так здорово устроимся на воздухе. Подожди, пойдем вместе.
У Нюры развеялся сон. Ночные похождения показались забавными.
— Я не лежебока, Захарушка, не думай, — сказала она. — На ферме во время дежурства девчата ночью часто бегают на речку купаться. Я всегда первая.
Когда они крались на цыпочках к своей кровати, проснулась Семеновна и в недоумении уставилась на скользящую по комнате темную фигуру Захара. Бог знает что ей приплелось со сна, но только она вдруг вскочила и, развернув перед собой, как парус, одеяло, молча ринулась вслед за побежавшим Захаром. Семеновна намеревалась одним разом придушить вора.
— Тетя, да вы что? — воскликнула перепуганная Нюра, пятясь в угол.
— Тьфу, идолы… — Семеновна остановилась в дверях и опустила одеяло до груди. — Все это вы тут шастаете, никак не угомонитесь, нет на вас кнута хорошего!
Молодые выбежали из хаты, давясь от смеха, а Семеновна прильнула к окну, следя, как они сразу же от порога понеслись со всех ног и Нюра чуть не упала, выпустив матрац и налетев на него.
— Лунатики, истинный бог лунатики, — сказала Семеновна, отходя от окна. Приподняв подол нижней рубахи, она мотнула им туда-сюда и зашлепала босыми ногами к кровати.
У верстака лежал ворох стружки. Она пахла хвоей, лесной свежестью. Захар захватил охапку и высыпал в окно. На полу кто-то завозился, чертыхнулся, за подоконник уцепились корявые пальцы, и поднялся взъерошенный, обсыпанный стружками мужик. Он тупо уставился на молодых, не понимая, что им тут нужно, зло прохрипел:
— Повылазило вам…
Нюра потащила Захара за угол дома. Сели на завалинке и стали смотреть на иссиня-белые хуторские хаты под горой, на блестевшую вдали речку.
— Пойдем купаться! — вдруг сказала Нюра, вскакивая. — Пойдем, пойдем. Я с девчатами всегда ходила… Мне это в обычай.
Захар заколебался:
— Светает.
— Теперь уже все равно не спать. Пойдем! — Нюра потянула его за руку, и они пошли по пустым улицам, по садовым стежкам. А луна уже высоко поднялась над хутором. То она пробивалась сквозь ветки деревьев, то цеплялась за верхушку тополя, то окуналась в чистую криницу, и чудилось, что одинокая луна ревниво подглядывает за молодыми, от нее никуда не деться. Нюра пустилась вприпрыжку, схватила Захара, вертанула, отбежала и, крикнув: «Догоняй!» — нырнула в терновые кусты.
Когда они вышли на луг, уже примечалось наступление утра. Потемнело. Трава взмокла от росы. Нюра сняла туфли, пошла босиком. В сырой низине сквозь пальцы продавливалась холодная грязь, смешанная с коровьим навозом. По-над берегом речки на ночь расположился гурт, слышно было, как коровы пережевывали жвачку, шумно выдыхая, как похрапывал пастух. Молодые подались за мысок, на песчаный плес. Нюра взметнула над головой платье и, бросив его под ноги, не раздумывая, побежала к воде. Мелькнуло ее белое тело, и Захара тоже потянуло в речку. Спокойная вода колыхнулась, тяжко вздохнула, и к прибрежным камышам побежали круги.
— Хорошо, ох как хорошо! — проговорила Нюра, выплывая на середину речки. — А вода, Захарушка, как парное молоко. Прыгай!
Захар нырнул и долго не показывался. Нюра забеспокоилась, ухватилась за торчащую из воды сваю и огляделась. Захар всплыл, мотнул головой с опавшими на лицо волосами, жадно хватил воздуха и снова окунулся.
— Напугал же ты меня! — воскликнула Нюра, когда Захар неожиданно вынырнул рядом. Они плескались, ловили друг друга. Потом Нюра уплыла поодаль, тихонько запела песню, словно желая побыть одна, но поминутно поглядывала на Захара. Он шарил рукой под водой у мыска и выбросил на берег с десяток раков. Стало пасмурно. Воздух к утру остыл, и выходить из воды не хотелось. Обхватив плечи руками, Нюра выбежала на плес и стала спиной к реке, выжимая волосы. Захар подошел сзади, обнял ее за мокрые плечи и почувствовал пупырышки на коже.
— Я не озябла, не думай… — шептала Нюра вздрагивающими губами, прижимаясь к мужу…
Возвращались в хутор тем же мокрым лугом. Луна уже затерялась в голубеющем небе. Потянуло холодком, и предутренняя тьма отступила. Быстро светлело. Сочной скибкой арбуза заалела заря. День обещал быть жарким. Ночь показалась такой мимолетной (на речку шли при луне, возвращались с восходом солнца), что усталости не было. Повстречался угрюмый рыбак, наверное оттого, что проспал зарю. Он хотел пройти мимо, но Захар ему крикнул:
— Попробуй за мыском. Там горбыли во какие выворачиваются!
Рыбак неохотно кивнул головой. Стадо коров потянулось от берега в луга, и пастух спросонья вяло похлестывал шельпугой. А Захар и Нюра удивлялись, почему рыбак не радуется родниково-прозрачному утру, почему пастух не поет песни заре. Сами они бодро поднимались в гору под заливистое щебетанье птиц и звон колокольчиков в стаде.
Часть третья. ОСЕННИЕ ЗАБОТЫ
1
«Газик» с брезентовым тентом ускорил бег, в приоткрытое смотровое окно ударила свежая струя, высушив Бородину лицо и расшевелив на лбу мокрые от пота волосы. В кабину залетела пчела, долго билась о стекло, поджимая под себя пушистое брюшко, не находя выхода, и вдруг метнулась в приоткрытое окошко навстречу ветру, сразу отстала от машины.
Дождь прошел где-то стороной, а здесь лишь с неделю хмарилось да дышало осенней прохладой, потом пошли размеренные дни: к ночи небо заволакивали тучи и было похоже на дождь, но к утру прояснялось, поднималось жаркое солнце и лишь редкие облака плыли вдаль, словно отбившиеся от стада овцы, разбредясь по степи. Установились тихие, ясные дни, а к обеду даже тянуло на речку, в тень: так сильно припекало.
Бородин ехал в хутор Таврический, и перед ним во всю ширь распахивались полынные степи, он видел их как бы заново. В делах и спорах проходило время, и все казалось, что еще далеко до цели, а жизнь исподволь делала свое. Бородин нарочно сделал круг, чтобы прокатиться по новому асфальтовому шоссе.
А каких-нибудь три года назад в распутицу на этой дороге то там, то сям сидели по кюветам забуксовавшие машины и накатанный до блеска за лето грейдер под первым же осенним дождем превращался в сплошное месиво. Теперь и от магистрального шоссе отходили в стороны асфальтовые дороги — на центральные усадьбы колхозов и совхозов. И несмотря на то что пыльные бури время от времени опустошали поля, в этом году они радовали хорошим урожаем, ровными зелеными квадратами защитных лесополос. А сколько зазеленело садов и виноградников, даже появились винные заводы! Теперь в каждом хуторе к обеду гостю подавали столовое вино собственного производства, угощали душистым мускатом, отменным краснобоким ранетом. Все меньше и меньше оставалось мазанок под соломенной крышей, все больше и больше появлялось кирпичных и шлакоблочных домов под шифером, черепицей и железом! Бородину попадались навстречу то автобус с детворой в красных галстуках, и в уши била звонкая песня, то «Волга» с решетками на кузове для багажа, который был завернут в защитную туристскую палатку и обвит веревками. Из машины высовывались, жмурясь от встречного ветра, загорелые довольные люди. Прежде пересыхающие летом речушки Кагальник и Мечетка теперь разлились в настоящие реки. По берегам их сидели мальчишки с удочками, и даже кое-где рыбачили на каюках. Бородин свернул к роднику, к дубовой рощице, и встретил там ватагу ребят. Они сидели вокруг потухающего костра и ивовыми прутьями выкатывали на траву углистую картошку. Дворняжка бросилась с лаем на машину, но, когда та остановилась, завиляла хвостом и вернулась к костру, где вместе с ребятами ела картошку.
