Север Гансовский - Надежда
Кларенс сидел в недоумении. Он решил, что если бы это был О’Лири, он подошел бы к нему сам, так как хозяин, очевидно, предупредил его.
Но мужчина не обращал на Кларенса ни малейшего внимания. Он занимался своим делом так, как если бы в комнате никого не было.
Хозяин бара исчез, и Кларенсу не у кого было спросить, О’Лири это или нет. Справляться об этом у самого игрока ему не хотелось, так как он понимал, что такие имена не произносятся зря.
Еще через пятнадцать минут хозяин появился снова. Увидев, что мужчина играет на биллиарде, а Кларенс сидит в той же позе, он подошел к репортеру.
— Ну что же вы? — сказал он тихо.
— А что?
— Ведь это же Петух, — он полуобернулся, указывая на мужчину.
— А, — удивленно сказал Кларенс. — Что же вы мне раньше не сказали?
— Вы же говорили, что знаете его.
— Я этого не говорил. Я сказал только, что у меня к нему дело.
Хозяин тихо выругался. Несмотря на ранний час, от него несло спиртом.
— Попадешь с вами в историю… Если бы я знал, что вы с ним не знакомы, я бы вас и не пустил сюда. Ну идите и разговаривайте.
Хозяин сел на скамью, а Кларенс поднялся и подошел к мужчине. Тот как раз старательно целился в шар. Пробив, он выпрямился и повернулся к репортеру.
У О’Лири было широкое, грубое лицо с глубокими морщинами у рта и бегающими глазками. Маленькие, тщательно подбритые бачки и яркий, красный с зеленым, галстук объясняли его прозвище. О’Лири, очевидно, был высокого мнения о своей внешности.
Кларенс откашлялся.
— Здравствуйте, мистер О’Лири.
Петух не ответил. Он продолжал неприязненно осматривать Кларенса. Хозяин бара поднялся и отошел в дальний угол комнаты, к окну. У него, наверное, были какие-то соображения, по которым ему хотелось остаться в биллиардной.
О’Лири молчал, и, не дождавшись от него ничего, Кларенс приступил к делу.
— У меня есть материал против Дзаватини. Вас это может заинтересовать?
Гангстер продолжал молчать. Кларенсу ничего не оставалось, как начать рассказывать.
Не называя имен, он объяснил, что располагает точными данными об обстоятельствах убийства двух грузчиков и о терроре в порту. Бандит слушал его нетерпеливо, перекатывая толстой волосатой рукой с перстнем на указательном пальце шар на зеленом сукне.
Когда Кларенс кончил, О’Лири переступил с ноги на ногу.
— А вы сами кто такой?
Голос у него был хриплый и властный.
— Этого я вам сейчас не стану сообщать, — сказал Кларенс, — пока не увижу, что вы возьметесь за дело серьезно.
— А как фамилии тех людей, которые в порту могут свидетельствовать против Боера?
— Послушайте, — возмутился Кларенс. — Вы меня обо всем спрашиваете, но мне ничего определенного не говорите. Заинтересовались вы этим или нет?
Не обращая внимания на вопрос, гангстер снова перебил репортера:
— Вы кому-нибудь уже говорили об этом?
— Нет, пока никому.
— А в полиции?
— Тоже никому.
— У вас есть показания этого грузчика с отпечатками пальцев?
— Я могу их достать, как только это потребуется.
Неожиданно О’Лири отвернулся и поставил шар на биллиард. Он долго целился, пробил и выругался, так как не попал в лузу. Затем он перешел на другой конец стола и снова стал целиться.
Кларенс растерянно стоял возле биллиардного стола.
Он простоял с минуту, глядя, как Петух гоняет шары. Потом он почувствовал, как кто-то взял его за рукав. Это был хозяин бара.
— Ну, что, — спросил он шепотом, — поговорили?
— Поговорили, — таким же шепотом ответил Кларенс. — Только он что-то молчит. Ничего не ответил мне.
— А вы его спросите.
— Эй! — Кларенс обратился через стол к гангстеру. — Вы будете заниматься этим делом или нет?
Петух не ответил. Навалившись животом на биллиард, он старался достать шар. Он вел себя так, как если бы вопрос репортера относился не к нему.
— Что же он молчит? — спросил Кларенс у хозяина бара.
Тот зло пожал плечами.
— А кто вы такой, чтобы он вам отвечал? Пожалуй, вам лучше…
Он не успел окончить, так как гангстер обратился к нему.
— Эй, Джо!
— Да, — подобострастно отозвался хозяин бара.
— Выстави этого типа отсюда. Мне его рожа не нравится.
— Сейчас.
Хозяин бара взял репортера под руку.
— Ну, пошли.
— Послушайте, — Кларенс возмущенно дернул руку. — Послушайте, вы не имеете права так со мной обращаться.
Он попытался вырваться, но хозяин крепко держал его.
— Позови полисмена, — лениво сказал Петух, облокотись на стол. — Позови полисмена, если он начнет скандалить.
— Ничего, — сказал хозяин бара. — С таким-то я и сам справлюсь.
Он ловко завернул руку Кларенса за спину. Репортер почувствовал сильную боль в плече.
Подталкивая Кларенса сзади, хозяин бара провел его через комнату и коридор и вытолкнул во двор..
Дверь со стуком затворилась.
Очутившись во дворе, Кларенс чуть не разрыдался от бессильной злобы и унижения. Никогда еще в жизни никто так не обращался с ним. Руки и ноги у него дрожали от волнения.
У него было такое впечатление, что его высекли, как мальчишку. И кто! Люди, дружбу с которыми он счел бы за оскорбление, — хозяин притона и бандит.
Поправив галстук и всё еще испытывая нервную дрожь, репортер вышел на улицу.
Кларенс пошел по тротуару, глядя себе под ноги. Если этот Петух держит себя так, то что же должны представлять собой главари шаек! Он вспомнил, как кто-то рассказывал ему, что у Дзаватини есть собственная паровая яхта и трехэтажная вилла за городом. Тогда он не совсем поверил, считая это сплетнями. Но теперь видел, что это правда. Ведь из одного только порта бандит ежемесячно получал десятки тысяч долларов, А только ли порт был у него под контролем?
Разговор с Петухом продемонстрировал Кларенсу его собственное бессилие. Ведь он, репортер и честный человек, знал, что О’Лири — бандит, и еще множество людей знали об этом, и тем не менее гангстер свободно появляется в общественных местах и — более того — держит себя там полным хозяином.
Значит, бандиты могли бы, например, прийти к нему в дом, убить его, убить его жену и дочь, и ни у кого не было бы сил бороться с ними.
От этой мысли Кларенсу стало жарко. Он остановился и ослабил галстук. Выходит, что он всё это время жил в полной беспечности только потому, что бандитам не было до него никакого дела, как муравей, который, переползая дорожку, воображает, что он сильнее всех, и не знает, что в конце ее показался мальчик, готовящийся раздавить его.
Он поднял голову и огляделся. Улица была такой же, как две недели назад, до того как Докси направил его в порт. Так же катились по рельсам трамваи, облепленные щитами рекламы, мальчишка-газетчик на углу оглушительным голосом выкрикивал названия сенсационных статей, и разноликой массой шли прохожие, не слыша и не замечая этих выкриков. И неяркое осеннее солнце также освещало серый зернистый бетон зданий и пыльную листву тощих акаций в сквере.
Улица была такой же и не такой. Исчезло ощущение устойчивости. Никто из тех, кто шел навстречу Кларенсу или обгонял его, никто из этих прохожих в беретах, мягких шляпах, осенних шерстяных платьях или легких пальто, не мог быть уверен в своей безопасности. За всем, что было сейчас в поле зрения Кларенса, за толпами прохожих, за колоннами быстро бегущих автомобилей, за высокими зданиями со множеством окон стояла огромная зловещая тень гангстера с ножом в руке.
«А что, если, — подумал Кларенс, — что, если я остановлю сейчас кого-нибудь — вот хоть эту широкую спину впереди с покатыми плечами, в сером пиджаке? Что, если я остановлю этого человека и скажу ему, что я разговаривал с бандитом, с настоящим убийцей и знаю, где его найти? Что этот человек в пиджаке сделает? Наверное, посмотрит на меня удивленно и встревоженно и посоветует обратиться к полисмену. Потом остановится и будет долго провожать меня подозрительным взглядом… А если я остановлю женщину?.. Она испугается и поспешно пойдет от меня прочь».
Кларенс принялся размышлять о том, что получилось бы, если обратиться к полисмену. Тот тоже удивленно и недоверчиво посмотрит на него и укажет на полицейское управление. Там Кларенса передадут следователю, а тот потребует доказательств. Потом начнется длинный процесс. Петух или Боер, если речь будет идти о нем, выставят свидетелей, экспертов, защитников. И все они вместе докажут, что Кларенс либо лгун, либо клеветник, либо сумасшедший. Затем суд разойдется, и бандиты, посмеиваясь, выйдут на улицу. А ночью…
Репортер знал теперь, что ни один из тех блюстителей порядка, к которым он обратился бы, не сделает самого простого и естественного — не арестует и не обезоружит О’Лири или Дзаватини. И полисмены, и сыщики, и следователи пустят это дело по каналам закона, а эти каналы были уже теперь так засорены и испорчены, что вели совсем не туда, куда надо.
